В конце ему стало заметно грустнее, он снова сел за стол, оставшись за ним уже один.

Он держался от нас вдалеке, когда через несколько секунд в его квартиру ворвались четыре вооруженных пентаморфа — таких же, как Джуди. Заломив мне руки, они произвели наш незамедлительный арест. Стиснув губы, отец продолжал сидеть за столом, смотря на меня с испугом и чувством выполненного долга.

Наверное, я навсегда запомню его лицо в тот момент, когда на нас направили распылители и, бросив на пол, протокольно зачитали обвинения. В нем кипели сомнения, я был уверен в этом.

Доносы как анонимные, так и открытые - привычное явление для всех граждан города. Пожалуй, в конечном итоге, не важно кто это сделает, родной отец или случайный свидетель, итог будет один – человек искупит свою вину перед обществом, растворившись на фабрике до последней капли.

Когда я ощутил на себе непреодолимую, разрушительную силу отцовского равнодушия, отнявшую драгоценные часы на спасение, когда лежал на полу и смотрел ему в глаза, то сразу понял - насколько это больно. Не обидно даже, а именно больно, где-то в груди и дальше. Боль была невыносимой, не смотря на то, что ждал я ее, наверное, всю свою жизнь.

Играя пальцами по столу и одновременно разглаживая небольшую поседевшую бородку на скулистом лице, он смотрел на меня холодным стеклянным взглядом. Смотрел, почти не моргая. Через несколько мгновений, в его глазах что-то прояснилось, и он стыдливо отвел взгляд, поняв, что я внимательно наблюдаю за ним.

После того, как нас с Джуди уложили вниз лицом, в квартиру молча вошли два сотрудника фабрики, одетые в почетную форму работников центрального департамента наказаний. В их глазах проглядывались лишь приказы и чьи-то четкие инструкции. Они принесли с собой два черных ящика, похожих на деревянные. Массивные, в некоторых местах слегка поломанные от износа, даже расцарапанные кем-то. По бокам, к ящикам были прикреплены длинные истрепанные ленты. Именно этими лентами, нам с Джуди обвязали руки и ноги, сперва надев ящики на головы через специальное отверстие.

Как только я оказался в полной темноте, упираясь носом в стенку скверного ящика, сразу же постарался прислушаться к окружению, сосредоточившись на всех приглушенных звуках. Я хотел иметь хотя бы какое-то представление о том, что происходит с Джуди.

Не могу сказать, был ли я готов, к тому, что нас арестуют или произойдет что по-хуже, но Джуди меня снова удивила. Я не слышал от нее ни слова и не видел сопротивления, когда нас скручивали и обвязывали лентой. Она сохраняла невозмутимость и покорное спокойствие. Опять, как тогда на складе, впала в полуживое состояние.

Я слышал только ее глубокое дыхание. Для меня было загадкой, что с ней происходит, но я надеялся – она придумывает какой-то план, решает, как помочь нам обоим. Сейчас это было бы чудом. Ничего другого нас уже не спасет.

Несмотря на предательство отца, связанные руки и одетые на голову черные ящики, я продолжал чувствовать, что Джуди рядом со мной - это придавало мне утешение. Если бы меня спросили когда-нибудь – «Послушай Дэвид, повстречав ангела, отдал бы ты свою жизнь ради вечности рядом с ним?» я бы не задумываясь, ответил «отдал бы, и за несколько мгновений». Наверное, именно так я ощущал то, что сегодня произошло со мной. Так я осознавал, что всему приходит конец…

Квартира отца, из которой нас выносили связанными и ослепленными, находилась в небольшом жилом массиве. Располагался он недалеко от промышленной зоны, почти сразу после «багрового» моста, буквально через пару кварталов. Сквозь черный ящик на голове, я почувствовал знакомый с детства, сладковатый запах фабричного пара.

Меня несли двое из четырех пентаморфов, тех, что ворвались в квартиру и произвели наш скоропостижный арест. Они были чем-то похожи на Джуди, наверное, своей выраженной привлекательностью и статью, присущей далеко не всем ее «сестрам» - обычным служительницам правопорядка. Их живые и уверенные взгляды, идеальные фигуры, цвет кожи и одеяния – все напоминало каждому гражданину о величии и красоте Богини. Однако, я чувствовал холод, исходящий от их искусственных сердец. Его не было у Джуди с самой первой секунды нашей встречи. Я был уверен в этом как ни в чем другом. Это как, чувствовать прохладу металла, даже не дотрагиваясь до него или замечать чью-то глубокую печаль, не видя слез на лице. То самое чувство, присущее лишь людям, говорило мне - она другая.

После, я услышал щелчки, напоминающие звук открывающихся дверей машины. На подобие той, что была у нас с Дагом. Той, в которой мы сегодня везли Джуди и еще трех роботов. Я понял, что сейчас поеду именно в нем - в кузове черного фабричного катафалка. Еще утром, я складывал в багажник пентаморфов, как муравей, торопясь доставить груз на фабрику и отправиться обратно за новым.

Ловко закинув меня и Джуди, кажется, попутно сломав мне одно ребро, пентаморфы громко хлопнули дверью. После я слышал лишь их удаляющиеся шаги. Машина тронулась с места, и мы медленно отправились куда-то. Вероятно, в департамент, для допроса и последующей утилизации на фабрике.

Мое тело ужасно ныло. Оно отекло от обессиливающей усталости и сильной кровопотери. Дышать становилось трудно из-за проклятого ящика на голове, да и сломанное ребро, как мне казалось, упиралось в легкое после каждого вздоха. Я попытался спросить Джуди, в каком она состоянии и что нам делать дальше, но не получил никакого ответа.

Я слышал звук колес катафалка, переплетающейся с голосами вечернего города. Мне казалось, что Джуди все так же рядом со мной, глубоко дышит, но не может произнести ни слова. Жаль осознавать, что не смогу больше увидеть ее, узнать, кто она на самом деле. Возможно, помочь ей в чем-то. Мне жаль. Все, что я чувствовал сейчас, это боль и мрак, который, преследовал меня, с самого начала нашего знакомства.

- Говорят, после третей волны, таких как «этот» уже не останется – услышал я чей-то приглушенный мужской голос.

Он доносился из салона везущего нас катафалка. Говорил, по-видимому, старик, сидевший со стороны водителя. Его низкий голос не звучал бодро, скорее был уставшим и сиплым, словно давно прокуренным.

- Надеюсь, это правда Джереми. Надеюсь, ты прав. Дала бы Богиня, чтобы так оно и случилось! Может, тогда нас с тобой перевели бы на работу почище? Как думаешь? – кто-то ответил задумчиво с пассажирского кресла.

Этот голос был чуть живее, но все такой же престарелый и седой, как предыдущий.

- Хах, это куда же? – сипло спросил первый.

- Ну, хотя бы в башню святой Шарлотты, слышал, что там набирают персонал – с воодушевлением заметил старик.

- Да забудь ты об этом. При нашей жизни это светлое царство никогда не наступит. Может быть, нашим детям и внукам повезет больше.

- Ох Джереми, ты прав. Храм великой Богини не построят за наш век. Как кстати Долорес? Помню ее такой милой и маленькой девочкой, с темными глазками и вечно испачканными ручонками.

- Уже заканчивает школу. Ужасно важная стала, все знает. Все на свете, про что ни спросишь. Правда, лицо покосилось недавно…, бабкины гены всплывать начали. Твой то как? – охриплым голосом поинтересовался старик.

- Да говорить нечего, слава Богине. Уже четвертого с женой ждет. Только и успеваю им формуляры оформлять через знакомых в департаменте. Чтобы имена дали поприличнее – задумчиво отвечал другой.

- Да уж…дети, а что делать, ведь мы работаем, а они…, вон как этот сын чтеца. Они ведь даже не задумываются, как нам порой тяжело – в его голосе прозвучала нескрываемая неприязнь в мой адрес.

- Мне иногда кажется Джереми, что они совершенно ничего не смыслят в том, что происходит вокруг! Из-за своей глупости, хотят окунуть нас в прошлое, где царствовали страхи и гнет Создателя. Где этот негодяй внушал всем любовь, питался ею, а потом нас же и истреблял. Безумцы, не иначе!

- Каким же дураком надо быть, чтобы верить тому, кто говорит «Любите меня, любите меня, а я вас буду истреблять целыми пачками и издеваться до кучи»? – надрывисто, по театральному выжимал из себя старик.