— Шесть тысяч? — здесь опять оба политработника были единодушны в удивлении.

— Ну да… примерно! Там стало сразу больше приходить, как эти песни по радио стали звучать… Я и сам слышал несколько раз…

Верейкис опять задумался, и кивнул головой:

— Да! Я тоже не раз их слышал… просто никак понять не мог… даже когда ты рассказал, что песни писал… Не мог понять — что это твоя фамилия звучит, когда авторов называют… Что автор стихов, значит — именно наш курсант Косов.

Влез Кавтаськин:

— Слушай, Иван… А чего ты тогда к нам поступил, ну — в военное училище? Тебе же… прямая дорога была… ну — не знаю! В какой-нибудь литературный институт, или еще куда… где там у нас авторы песен учатся!

Косов помолчал, подумал, формулируя ответ:

— Я, тащ политрук, вижу, что вокруг… в мире происходит. И полагаю, что вскорости война будет. А я Родину защищать буду. Вот… для того, чтобы ее более умело защищать, я и поступил в военное училище. Ну вот… как-то так.

— Ну… это правильно, конечно. Но все равно… не очень понятно! — пробормотал Верейкис, — Слушай… а ты чего — все шесть тысяч сюда притащил? И хранишь их где? Не дай… к-х-м… это ж соблазн какой! А ну как украдет кто? «Чэпэ» же в училище!

— Да нет… я же сказал — эта сумма была за все время. А с собой я взял меньше — то, что оставалась на счете перед отъездом.

Кавтаськин покрутил головой:

— Я как-то и не представлял, что за это платят такие большие деньги!

— Да там немного не так… Деньги-то за каждое исполнение платятся небольшие, но… набегает, да.

«Ага… просто песен там — куда больше, чем я им сказал в тот раз!».

— А мне вот любопытно… ну — просто любопытно, понимаешь… а куда ты эти деньги тратил-то? — уставился на него Верейскис.

Косов хмыкнул и сделал вид, что смутился:

— Ну… честно скажу… на девушек, и женщин еще…

Командиры — оба — опешили:

— Все деньги — на баб? — пробормотал Кавтаськин.

— Ну-у… да! — кивнул Иван, — Я женщин люблю… и уважаю… вот.

— А ты… опасный тип, Косов! — покрутил головой Кавтаськин, — К тебе, получается, женщинам опасно подходить!

И развеселился…

— Да вот еще! Вовсе нет! — не согласился Косов.

— То есть ты все эти средства… на кабаки спустил, что ли? — уставился на него комиссар.

— Да почему на кабаки-то? Я там и был, в ресторанах тех… за все время раза два или три! Все больше — на подарки, на одежду там… Может кому — ремонт еще в доме или как…

— Ага! А чего… как комсомолец! Вон всякие фонды есть! На дело государства, на развитие разное…, в ОСОАВИАХИМ, хотя бы! — не унимался Верейкис.

— Тут, тащ комиссар… дело такое! Я сам — детдомовский… Да и позднее и сам сталкивался, и слышал ни раз… Да Вы и сами знаете… Воруют! И много воруют! Вот я и решил… лучше я помогу конкретной красивой женщине. Пусть… вот — одежда! Она в ней — еще красивее станет! Или… жизнь свою улучшит, ремонт там дома… Или еще как…

Комиссар, вроде бы, соглашаясь на наличие воровства, как пока не искорененного пережитка прошлого, кивнул, но и сразу вскинулся:

— Но ведь с этим — борются! Наши органы и борются!

— Согласен… только воровать-то продолжают! Посадят органы двух-трех… пусть будет — пять жуликов, а на их место другие встают… Не получается пока натуру людскую исправить. Долгое это время, я так думаю.

— М-да… Дело это небыстрое! — согласился задумчиво Верейкис, — Только все одно… Дело — это, конечно, твое… Только… с «душком» как-то это все выходит. Не по-комсомольски! Ты, смотри… у меня! Еще не хватало нам тут… всякое моральное разложение разбирать!

— Да когда мне… морально разлагаться-то? — удивился Иван, — Сами же знаете, распорядок такой — раз в пару недель в увольнение вырвешься, и то — хлеб! Или вот… эти деньги, что я в субботу потратил — это, что ли, моральное разложение? На нужное же дело! Люди отдохнули, повеселились. Курсанты, опять же, вкусные чебуреки поели — разве ж плохо?

— Ага… то есть, ты хочешь сказать, что вот… этим женщинам помогал, и что… ну… взамен они тебе ничего не давали? — как-то у Кавтаськина получилось… двусмысленно, что он и сам понял, и заметно покраснел.

— А здесь, тащ политрук — я вовсе и не настаивал! С кем-то — просто в хороших отношениях был. С кем-то… и по-другому, бывало. Вовсе это не покупка отношений была, если Вы об этом!

Верейкису все это не нравилось, и он прихлопнул рукой по столу:

— Так… Все ясно! Откуда, чего и как — понятно! Только все одно — неправильно все это. Все эти траты на мероприятие… их нужно было заранее согласовать. Разъяснить все!

«Ага… Вы бы согласовали! И сидели бы «курки» — голый чай швыркали! Ну — может по булочке столовской еще дали бы! Не, тащ батальонный! Все прошло хорошо, и ладно! А все эти согласования, «опись-протокол! принял-сдал!». На хрен!».

— Ладно, Косов! Можешь быть свободным! Но… имей в виду! Я буду за тобой приглядывать! Бабник тут нашелся… Дон Хуан курсантский! — подвел итог комиссар.

— Тебя зачем опять в политотдел вызывали? — покуривая в курилке на улице, между занятиями, спросил Ильичев.

— Да… пытали, на какие шиши я все на вечернее мероприятие покупал! — неохотно ответил Иван.

— Чего-то я не пойму… Еще раз! А ты что — на свои, что ли все это покупал? — опешил сержант.

— Не, мля… а на какие еще-то? — рассердился Косов.

Ильичев помолчал, задумчиво разглядывая утоптанный снег под ногами. Пыхнул пару раз папироской.

— Еще раз… объясни мне, тупому. Ты все это покупал на свои деньги? — участливо заглядывая в глаза, переспросил Степан.

— Да, блядь! Я все это покупал на свои деньги! — не выдержал Косов.

— Да не ори ты! — Ильичев посмотрел по сторонам, — Зачем всем знать, что корешок мой… душевнобольной! А я-то… я-то думал — тебе это училище… ну — может политотдел там… Кавтаськин что ли — выделил деньги! А оно вон как… Да-а-а… дружище! Ты, оказывается, свои тратил… Ваня, скажи мне — ты дурак? А? Там же… не одной сотней рублей «пахнет»?

Косов угукнул.

— М-дя… ну тогда правильно тебе в политотделе вопросы задавали. Ну и что?

Косову пришлось рассказать, что и как.

— Ага… вон оно чё! А я-то все думаю, Ваня как-то деньги без особого счета тратит. И ведь наврал-то как… про «севера» рассказывал.

— Про «севера» я не врал! — попытался отговорится Косов.

— Да ладно… понятно. И чего дальше? — почесав нос, поинтересовался Ильичев.

— А я знаю? Верейкис сказал, что присматривать за мной будет…

— Не… Ну — Верейкис, он мужик нормальный. Говна точно делать не будет. Да он и сам… в госпитале с сестричками вполне весело общался. Так что… здесь, думаю, плохого ждать не стоит. А я еще думал — как вот таких баб, которых на фотографии показывал, содержать? Там же — королевы! На них денег прорва уйдет.

— Ну, положим, содержали они себя сами. Подарки — да, делал. Но — не более! У Лены… ну у той, которая постарше на фото… там такие связи, такие знакомые, что она сама кого хочешь содержать может. Так что…

— Ладно, братишка… Не тужи, мы это все дело как-нибудь переживем! Я вот не хотел тебе сейчас говорить, но… С тем же Верейкисом я уже накоротке все обсудил… Для начала, так сказать. И он — не против, — как-то туманно начал сержант.

— Ты о чем сейчас? — не понял Иван.

— О чем, о чем… Вот как ты считаешь — что последует за летними экзаменами за первый курс? — приосанился о своем знании приятель.

— Ну что будет… По плану — войсковая практика. Разошлют нас по частям на пару месяцев…

— Вот! И я вот подумал… а на хрена нам это надо? К примеру, взять меня… я уже в тех частях почти три года оттрубил. Оно мне надо? — ткнул пальцем в грудь Косову Ильичев.

— Ну тебе, положим и правда — на хрена? Ты тех портянок армейских уже нанюхался. А я при чем? — пока не понимал Косов.

— А ты — при мне! Вот скажи мне, дружище… Как, по-твоему, чем занимается курсант на войсковой практике? — опять воздел палец кверху Степан.