Глядя, как наносятся последние штрихи в уборку и украшательства Ленинской комнаты, Косов в который раз постарался посчитать, сколько же будет этих самых… приглашенных, но каждый раз сбивался.

— Зимарева не будет! — известил его Кавтаськин, — Заболел комиссар батальона!

«Ага… минус два!».

По договоренности, из столовой, ближе к вечеру притащили деревянный короб с посудой. Здесь были и обычные курсантские миски-ложки-кружки, так и для гостей — посуда простая, но все же получше, чем привычная курсантская. Потом подвезли продукты от Глаши.

— Слышь, Иван! — обратился к нему один из курсантов сопровождения, — Ильичев сказал, что там останется, и что ты знаешь. Мы назад вдвоем приехали.

Иван кивнул, принимая информацию.

От лотков с провизией одуряюще пахло чебуреками и беляшами. А уж когда с них сняли холстины… Курсантам пришлось застонать, пытаясь сглатывать обильно выделяющуюся слюну! Запах стоял… у-у-у!

— Вы чего, желудки! Только что ж с ужина! — удивленно усмехнулся Косов.

— То ужин… а то — вон чё! — негромко сказал кто-то из курсантов.

— Потерпите немного! Так, парни, — обратился Косов к отобранным в качестве официантов «куркам», — Смотрите — за курсантские столы садятся по пять человек! По три чебурека на рыло! То есть — на тарелку накидываете пятнадцать штук стопками и расставляете по столам! И по пять беляшей на стол! Руки-то хоть помыли, прежде чем за раскладку браться? Ну все — вперед!

— Там эта… булочки еще есть! — проводил взглядом первую порцию чебуреков, проплывшую мимо носа к столам, Алешин.

— Да… и булочки — тоже по пять на стол! — крикнул вослед Косов.

— Иван… тут это… мешки холщовые, и в них что-то звенит и булькает! — подергал Косова за рукав все тот же курсант, привезший продукты.

— А вот то, что звенит и булькает — это не для нас! Это для гостей! — и Иван направился в командирскую, чтобы разместить там звеняще-булькающую продукцию. Туда же потом отправились и свертки с бутербродами.

Через некоторое время, в расположении роты стали появляться командиры и политработники. Что — привычно. А вот, то, что они были не одни, а с дамами — это привычным не было! Даже сами женские голоса в расположении — это уже было крайне странно и будоражило курсантов.

— Ну чего Вы как дикари-то? Что вы — дам никогда не видели? Чего вы все повылазили-то? — шикнул на курсантов ротный, — Косов! Дай команду курсантам — занять места за столами в Ленкомнате. Нечего тут… из помещений выглядывать.

«Замки» и «комоды» быстро согнали личный состав за столы, и курсанты сидели в предвкушении, стараясь не пялится на стоявшие на столах вкусности.

— Эх! Остынет же все! — простонал кто-то из курсантов.

— Так! Предлагаю следующее! — стоя у входа в помещение, обратил на себя внимание Косов, — Кто не может есть остывшие чебуреки и беляши… ну там — желудок не принимает, или религия не позволяет… может отдать все это — мне! Или как вариант — своим боевым товарищам, кто более легко может договориться со своим пищеварительным трактом и вероисповеданием!

Народ — заржал! Ага, как же! Отдать?! Нашли дураков! Вообще неумно — предлагать такое курсантам!

Приглашенные явно задерживались в командирской комнате. Косов, как всегда, забыв заранее сделать самое главное, вынырнул из Ленкомнаты и направился к туалету. Но — наткнулся на Сержа Амбарцумяна, стоявшего часовым возле дверей этого помещения.

— Нельзя, Иван! — покачал тот головой, и шепотом добавил, — Там дамы!

«Эх ты ж, черт! Вот ведь… и правда — туалет-то в роте, хоть и большой, но — один! Придется терпеть!».

Из бытовки выглянула курсантская морда и весело прошипела:

— В очередь становись! В очередь!

Потом Иван проводил взглядом и улыбкой стайку разодетых дам разного возраста, с негромким разговором и смехом, вышедших из туалета.

«Точно — не привычно-то как! Голоса женские, запах духов, разноцветная одежда! Когда эти стены ничего кроме команд, матов, ржания курсантских глоток — сроду не слышали! А уж про запахи — вообще молчу».

И вновь ожидание в Ленкомнате.

«Ну так… командиры сейчас скажут тосты, разольют водку и вино, примут на грудь для сугреву и настроения. Ведь и правда — все остынет!».

Наконец-то приглашенные стали заходить в Ленинскую комнату и рассаживаться за столы. Веселые физиономии мужчин, а также улыбки и румянец на щеках женщин говорил о том, что гости уже — «причастились»!

Концерт вел Юрка Гиршиц. Ну а кому быть конферансье на таком мероприятии? И внешне — подходит и язык подвешен, да и манеры вполне на уровне! Как всегда, первым с поздравлениями и пожеланиями выступил старший от присутствующих командиров и политработников — батальонный политрук Верейкис. Как и положено политработнику, он складно рассказал по какому поводу они все здесь собрались, проделал небольшой исторический экскурс по истории «непобедимой и легендарной», рассказал, как наконец-то Красная Армия начала в полной мере давить упрямых белофиннов, отвергнувших мирные инициативы Советского правительства и поздравил присутствующих. Потом, уже менее складно и внятно, хорошо, что — коротко, речь сказал комбат. Ну а потом… Потом начался и сам концерт!

Декламация стихотворений — всем очень понравилась! И впрямь — на взгляд Косова — профессионально курсант все исполнил! Было видно, что и зрители его приняли очень хорошо! Правда из коридора, где Косов ждал своей очереди, было видно не очень…

Потом эти — «двое из ларца» — здорово отыграли попурри из разных вальсов. Их даже на бис дамы заставили сыграть! Очень всем понравилось!

«Х-м-м… так бы и не пролететь еще — мимо училищного конкурса! Здорово их Буняев натаскал! Да еще и за такое короткое время!».

Дальше публика очень хорошо, благодарно приняла «Заводскую проходную». И исполнение не подкачало!

— Волнуешься? — тихо спросил его в коридоре Юрка Гиршиц.

— Если только совсем немного… Просто не знаю, как песню примут. Все же… тема с казаками — она несколько скользкая! — ответил Косов.

— Да ну! Брось — отличная песня! — убежденно кивнул Гиршиц.

— Посмотрим!

Дождавшись, когда их объявит Кавтаськин — так как Юрка аккомпанировал Косову — они прошли в Ленкомнату и поднялись на небольшую, буквально — по колено, импровизированную сцену, где в обычное время, рядом с настенной школьной доской располагалась кафедра.

— Товарищи командиры и политработники! Дорогие гости и милые дамы! Уважаемые члены жюри! Друзья! Прежде чем исполнить наш номер, хотелось бы сказать несколько слов…, - начал Иван, — Поздравляю Вас с двадцатидвухлетним юбилеем нашей родной Рабоче-крестьянской Красной армии! Хочу пожелать всем нам мирного неба над головой; успехов в труде и службе; здоровья и вам, и вашим близким; успешной карьеры и новых очередных званий… Всего вам хорошего друзья!

Не дожидаясь окончания его речи, по договоренности, Юрка тихонько начал наигрывать мотив…

— Чернобровая казачка подковала мне коня.

Серебром с меня спросила, труд недорого ценя.

Как зовут тебя, молодка? А молодка говорит:

«Имя ты мое услышишь из-под топота копыт!».

Косов мог бы спеть и другие песни — из прежних, которые относил к песням серьезным. Но — выбрал именно эту. Очень уж она ему нравилась — задором своим, народностью, красотой, и, в то же время, простотой.

Пока пел — разглядывал с улыбкой лица слушателей.

«А у Кавтаськина — интересная жена! Не сказать, чтобы прямо красавица, но — интересная! А вот «Карась» отхватил себе прямо красотку! Невысокого роста, но такую… яркую брюнетку с хорошей фигурой! И улыбка какая у нее хорошая… живая такая улыбка!».

— Я по улице проехал, по дороге поскакал.

По тропинке между бурых,

Между серых, между скал.

Маша? Зина? Даша? Нина?

Все как будто — не она!

Уже переходя ко второму куплету, Косов сначала отвел гитару в сторону, перестав играть, а потом и вовсе — поставил ее у стула, стоявшего на сцене. На репетициях Гиршиц с настороженностью воспринял такой ход: «Так никто не делает! Почему нельзя просто спеть песню?». И доводы Ивана — «Песню нужно не петь, песню нужно отыграть! Голосом, выражением лица, жестами, движениями!» — тоже воспринимал скептически. Но сейчас Иван видел — зрители удивлены, но зрителям — нравиться! Вот как смутилась жена «Карася», когда он, улыбаясь, обратился именно к ней, глядя в глаза — «Как зовут тебя молодка?».