— Ну чего? Ты ходил в этот… в клуб? — «Степа еще… вот как раз — сыпет соль на рану!».

— Ходил…, - буркнул Косов.

— И чего? — излучал любопытство приятель.

— Чего, чего… ходить мне туда… как медному котелку! Пока у них с музыкой все не наладиться! Там этот… капельмейстер… прилип, как банный лист к заднице! Я уже вроде бы все объяснил, показал… Нет! Не нравится ему все! И все тут! Раз за разом, одно и тоже!

На следующей неделе, после их похода «за горсточкой разврата», в четверг, ближе к вечеру, его снова — «выдернули» с приборки. Правда, теперь уже не рассыльный по училищу, а товарищ политрук Кавтаськин, сойбс-с-ственной персоной!

— Так… Косов! Сдавай дела… кому? — и политрук стал пристально разглядывать наводящих порядок на закрепленной территории курсантов.

Иван вздохнул — «Никто не останется позабытым! Всякая глупость должна быть вознаграждена в должной мере!», пожал плечами и скомандовал:

— Курсант Капинус!

— Я, товарищ отделенный командир! — вредный литовец был подчеркнуто деловит, подтянут… ел глазами начальство!

— Остаешься за старшего! По окончании приборки доложить дежурному по училищу!

— Есть, доложить дежурному по училищу! — «И морда довольная у Капинуса стала! Все-таки нравится ему, пусть и ненадолго, стать пусть маленьким — но начальником!».

Так и слышалось — «Господин назначил меня любимой женой!».

«Радости-то сколько…».

— Пойдем! Надо сделать одно очень важное дело! — Кавтаськин был воодушевлен.

«А для Вас у меня будет маленькое, но очень ответственное поручение!».

— Тут пока согласования пройдут с политотделом округа… руководство решило немного наперед забежать! В общем… из твоего стихотворения будем марш делать! — рубанул рукой Кавтаськин.

«Пиздец! Кино и немцы!» — грустно вздохнул Иван.

Вместе с Кавтаськиным он зашел в знакомый кабинет политотдела, где все тот же сидящий за столом Верейкис, разговаривал с каким-то седым и взлохмаченным дедком. Косова представили. Дедка обозвали капельмейстером Биняевым Виктором Мефодьевичем.

— Виктор Мефодьевич у нас возглавляет всю культурную жизнь училища! — рубанул правду-матку Верейкис, — Он и хором руководит, и оркестром музыкальных инструментов, и духовым оркестром! В общем — заведующий отделом культуры нашего училища!

Было видно, что дедок покраснел от удовольствия, правда, попытался поправить комиссара:

— Ну… Вы несколько преувеличили мое значение и мой… скромный труд. Хором руководит у нас Евдокия Петровна, и оркестром — Семен Маркович. Я — лишь духовым оркестром… ну и, так сказать, координирую всю эту деятельность.

— А это, как я понимаю, и есть автор этих замечательных стихов, да? — перевел внимание присутствующих на Косова дедок, — Это… очень неожиданно, и очень — хорошо! Если Вы не против — мы пройдем к нам, там и поговорим? Там и необходимые инструменты есть, чтобы начать уже что-то делать… Если все-таки решимся получить хороший марш, ну — или просто — песню!

Верейкис кивнул и Косов, в сопровождении Кавтаськина, и вслед за Биняевым, отправился в святая святых училищной культуры. Еще по пути Иван постарался сделать себе впечатление о музыкальном руководителе.

«Роста невысокого, даже скорее — малого. Худощавый, немного сутулиться. Одет в явно не новый, но чистый костюм-двойку, серого цвета. Лет ему уже — изрядно, не менее пятидесяти, а скорее всего — шестидесяти. Еще и волосы… этакие кудельки, довольно редкие сверху, но длинноватые и торчащие в разные стороны. Такой — седой «одуван». Как на той, известной фотографии с Эйнштейном, только если представить, что Эйнштейн — здорово полысел. Или тот… как его — «чокнутый профессор» из «Назад в будущее»! Только этот — совсем гномьего роста. По виду — так совсем добрый, немного странноватый дедушка. Но! Не будем забывать, что этот человек не один год руководит музыкальными коллективами, а это — как-то совсем по-другому о нем говорит. Руководитель со стажем, причем… не самой простой отрасли. Там, в творческой клоаке… как там говорила и Завадская, и та же Ритка… Хотя… тут курсанты, а с ними все же — попроще! Вякнул командирам и обнаглевшего «курка» тут же приведут в чувства!».

А еще Косову, точнее — Елизарову, вспомнилось из прошлого, когда в училище из первокурсников набирали людей в духовой оркестр. Двое парней из его взвода — Валерка Елкин и Славка Стариков — назвались умеющими играть на духовых инструментах. В школе они играли, что ли? Так вот, парни эти потом всеми вечерами пропадали в зале, где занимался этот оркестр. С одной стороны — неплохо, когда вместо постоянных хозработ и приборок, сидишь себе в теплом помещении и занимаешься привычным делом. В данном случае — в трубу дуешь! Ну или как там называются эти разные металлические трубки? Валерка-то — точно играл на трубе. Причем — здорово так играл, он им как-то несколько раз показывал. Славка же играл на такой… замысловатой штуке… тромбон? валторна? Она еще через голову надевается… геликон, что ли? Так вот игра Славки на этом… самогонном аппарате с раструбом, курсантам — не понравилась. Ну что это, в самом деле — пум! пум! пу-пум! Они, конечно, понимали, что инструмент звучит в составе оркестра… Но вот один этот… геликон — не звучал!

Ага… так вот! Первый курс парни отзанимались в этом оркестре, но постепенно стали бухтеть, что руководитель оркестра и дирижер — тот еще мудак! Этакий — сатрап! Хотя внешне — ничем не напоминал тирана и злодея: высокий, худой, как жердь, в толстенных очках. Нескладный, какой-то… Но со слов парней получалось, что внешность — обманчива! На втором курсе — в самом начале, парни постарались «соскользнуть» с выбранной стези — забили на занятия в оркестре! Дескать — лучше наряды тащить, чем с этим… дирижером дело иметь! Но тут они — не очень-то угадали! Пользуясь неким авторитетом у руководства училища, руководитель оркестра стал строить им всякие козни и «ковы». Нервов парням вытрепали — не пересказать! Даже ротный — разводил руками и говорил, что это — указание свыше, поставить наглецов на месте! В общем… через полтора месяца парням пришлось вернуться к занятиям в духовом. Но! И там все пошло не так как они предполагали — добившись своего, дирижер стал еще больше «гнобить» парней на занятиях, буквально выводил их на крупный скандал. Наверное, показывал остальным, что будет с ними, в случае вот такого… неповиновения. И только еще через пару месяцев — смилостивился и отпустил Елкина и Старикова в свободное плавание. Да еще и обставил все — как торжественное изгнание свиней из храма! Но парни и такому были рады!

Так что… в этих творческих людях… «какашек» порой побольше, чем в обычном деревенском Ваньке! То есть — ушки нужно держать топориком!

Они спустились в подвал. Только не с той стороны, где были стрелковые галереи, и не с той, где были склады. А… где-то под столовой, что ли, оказались. Ну — примерно! Зашли в длинный зал, с низким потолком, где освещение составляли небольшие полукруглые окна полуподвала, да неяркие лампы под потолком.

— Странно… я полагал, что место для занятий музыкой… должно быть другим, — пробормотал Косов.

— Что Вы говорите, молодой человек? — повернулся к нему Биняев.

Косов смутился, но постарался объяснить:

— Я говорю… как-то по-другому представлял себе место для занятий музыкой. Для музыки же… нужен простор, свет, высокие потолки. А здесь… какая же тут акустика? Наверное… никакой акустики здесь нет. Вот я про что…

— Ага! Вот! Вот видите, товарищ политрук! Человек — впервые в наш класс зашел и сразу понял, что место это для занятий музыкой — не подходит! — Биняев уставил торжествующе-обвиняющий палец в грудь Кавтаськину, — А руководству училища — хоть кол на голове теши! Ну ладно там — руководство… У него, быть может, и других дел полно! Но! Политический состав-то! Который и должен организовывать культурный рост личного состава училища — куда смотрит? Почему не предпринимает меры к испомещению музыкальных классов в более подходящее место?!

Вид Биняева говорил о том, что еще немного и Кавтаськина ждет изрядная трепка!