— Вот как?! И как? — продолжал интересоваться Степан.

— Ну как, как? Как и сказал — туго! — сплюнул попавшую в рот крошку табака Косов.

— Да-а-а? — Ильичев задумался.

— Э-э-э… ты чего это там надумал?! Ты это… с Глашкой так… не надо! А то я потом крайний останусь! Там, Степа… Там аккуратнее надо все делать, аккуратнее! А то… больно им, понял?

— Ага… понял. А аккуратнее — это как?

— Ну… во-первых… она сама должна разрешить, вот! А потом… смазать надо и там, и это… елду свою! Кремом каким, что ли… И очень аккуратно и осторожно!

— Ага…, - сержант продолжал быть задумчивым.

— Да ты чего… не слышал о таком что ли? — удивился Иван.

— Ну как… не слышал? Слышал… только все какое-то… скабрезное, да… грубое, в общем. А вот так… как ты сейчас объяснил — нет! А ты то сам откуда это все знаешь? — поинтересовался приятель.

— Да… был у меня опыт… с одной. А потом… Потом у меня медички образовались, знакомые… Они и просветили.

— И чего… часто ты так-то?

— Не… далеко не каждая соглашается. Точнее — редко кто соглашается! — вздохнул Косов.

— Так, а чего ты… Ты вот сказал… ну — аккуратнее там… согласия спросить. А сам… Катьку так вот? — продолжал выпытывать Ильичев.

— Да… дурак, потому что! И жалко ее стало… и стыдно самому. Сейчас. Да… обиделся я на нее тогда! — снова плюнул себе под ноги Иван.

— А за что?

— Да… предложил ей… Ну вот… ты когда пробовал, когда женщина тебя ртом ласкает? — посмотрел на сержанта Косов.

Тот сначала не понял, а потом:

— А-а-а… понял! Ну да… было! — «о как! а Степа-то покраснел!».

— И как тебе? Хорошо было? Здорово же, да?

Дождавшись кивка от приятеля, Косов продолжил:

— Ну вот… я Катьке и предложил…

— Ну и?

— Что — ну и? Ругаться стала, пинаться, да пинками меня с дивана скидывать! — Косов покрутил шеей с досады.

Ильичев развеселился:

— Ну ты и правда — дурень! Это ж… это же… пока женщина сама… не созреет на такое. А ты — предлагать!

— Ну вот… я и говорю — дурень! А потом… обиделся, в общем! И как только… возможность появилась… Вот!

— М-да… дружище! Не ожидал! — Ильичев снова захохотал, — Ты и правда — дурень! Как она тебя еще… каким поленом не огрела, за такое-то?!

— Так вот же… сейчас и говорю — и стыдно, и бабенку жалко! Придурок, как есть!

— Не… Ваня! Это ты… брось! Надо тебе Катюхе… какой-то отдарок придумать! Чего-то подарить надо!

— Вот! Это ты… правильно! Молодец ты, Степа! Ты вот что… ты у Глаши спроси, так… ненавязчиво — мол чего можно Кате подарить? Мол — Иван интересуется! Спросишь?

— Спрошу, чего там…, - Ильичев покрутил головой и снова расхохотался, — ну ты и жук, оказывается Ваня! Ох и жук!

Некоторое время шли молча.

— А вот это… Интересно мне! А тебе вообще — какие бабы больше нравятся? — продолжил любопытствовать Ильичев, — Ну там… Черненькие, или рыжие, к примеру…

— Мне, Степа, в цвете волос особой разницы нет. Хотя… темненькие, конечно, больше нравятся. Они, темненькие, как-то… больше заводные, что ли… Но вот… и среди светловолосых тоже есть очень уж… А уж рыжие какие встречаются — что ты!

— Во! Точно! Мне вот… рыжие как-то больше. Ох и чертовки среди них бывают! — обрадовался сержант.

— А вообще, Степа… Мне высокие нравятся, ну… чтобы если и ниже меня, то — ненамного. Чтобы ножки у нее были длинные, красивые. И чтобы попа была такая… не худая, но и не толстая! Талия чтобы была…

— А титьки? Титьки-то как? — взволновался Ильичев.

— А здесь, дружище… как бы объяснить? Ну — титьки должны быть, но такие — не очень большие… О! Вот — чтобы в ладонь помещались! Ну — может чуть больше, но не сильно. Баба… она же не корова, зачем ей большое вымя?

Сержант опять заржал жеребцом.

— Ага… ну — у меня примерно так же! — хлопнул он Косова по плечу.

Так… весело и непринужденно они и вернулись в училище.

«Вот… как жопой чуял! Как… хорошо все же, что на ужине мы ограничились очень небольшим количеством спиртного!».

На входе в училище, их встречал незнакомый еще командир с повязкой дежурного на рукаве. Прямо уж так… явно не обнюхивал, но… осматривал прибывающих очень внимательно! Очень внимательно! И потом — отмечая в увольнительной записке время прибытия — все задавал и задавал какие-то ненужные вопросы, а сам — «сёк», «сёк»! как реагируют и отвечают курсанты.

— Ты его знаешь? — шепотом спросил Косов, идя по коридору в расположение.

Ильичев пожал плечами:

— Еще нет, не знаю. Надо запомнить… такого бдительного! Да и фамилией поинтересоваться. Пригодиться — на будущее!

Уже в каптерке, снимая шинели и развешивая их по вешалкам, Степан спросил негромко:

— А ты как там… подвесил-то… финку?

Косясь на каптера, который что-то писал в амбарную книгу, сидя за столом, Косов отогнул полу шинели, показал. Финку с подвесом при этом снял и засунул в свой чемодан, стоящий на полке, где хранились личные вещи курсантов.

— Ага… по уму сделал. Ничё так…, - кивнул сержант, — Пошли покурим, до вечерней поверки время еще есть.

Снова начинались будни. Распорядок дня, учеба, наряды.

Косову действительно пришлось две недели не снимать нательной рубахи. Не хотелось вызывать вопросов наличием на теле таких отметин, которые ему оставила Катюха. Все прошло вроде бы нормально, но вот все тот же Капинус как-то хмыкнул, когда Косов поправлял рубаху.

«Засек, не иначе! Да и хрен с ним!».

Как оказалось, наряды не исчерпывались теми, которые он уже знал. Кроме всего прочего, в училище была и кочегарка. Кочегары там были вольнонаемные, но в качестве отработки «залетов», часть курсантов, а именно по три человека ежесуточно заступали на этот пост. Кроме тяжелой работы — а уголек нужно было наковырять в должном количестве, иначе он постоянно смерзался, зараза! а потом тачками натаскать в кочегарку, к котлам. И так — несколько раз в течении суток. Работа была и тяжелая, и грязная. И скидок на место отработки «залета» никто не делал — ни баньку чумазому никто специально не протопит, чтобы отмылся сам и отстирал грязнущую форму, ни поспать никто не даст, после окончания наряда. Так что — потом выспишься, когда-нибудь. А стираться? А стираться и мыться — вон в умывальной комнате холодненькой водичкой, простым хозяйственным мылом. А назавтра уже — утренний осмотр, где внешний вид и форменное обмундирование уже должно быть — на «ять»! Благо еще сушилка работала как надо, и просушить постиранную форму все-таки можно. Но! Ее ведь и погладить нужно к осмотру. А значит — будь добр встать пораньше… на часок! И привести все в соответствие!

То есть — спать таким курсантам приходилось часов пять, не больше и это в течении двух суток подряд. Так что — ну его на хрен, залетать-то!

Более чистым нарядом был наряд по роте. Но тут тоже… есть нюансы. Получившим наряды вне очереди, приходилось отрабатывать их по схеме — «через день на ремень!». То есть — один наряд отработал, потом — день обычного курсанта, а еще через день — снова в наряд. И так — пока не отработаешь все «внеочередные»!

То есть — и высыпаться толком не можешь, и учебу запускаешь, да и внешний вид — тоже не всегда можешь успеть… А это значит — лишняя возможность — снова отхватить наряд вне очереди!

Так что — залетчики — не переводились. Ильичев матерился и бухтел каждый день после ужина над графиком нарядов в Ленинской комнате. И график нужно вести, и «залетчиков» не обидеть, не забыть!

Еще одним нарядом был наряд на конюшню. Ага! Не сразу Косов понял, что такое заведение у них в училище есть. Нет, так-то он видел постоянно, что коняшки имеются — и различные работы по перевозке всего и вся выполняют, да и курсанты и командиры верхом периодически попадались на глаза. Но вот думал — что эти коняшки откуда-то со стороны берутся. Ан нет, как оказалось!

— Ты чего, Ваня! У нас же по штату в армии, на батальон, положено не то четыре, не то пять лошадей! И это — не считая подвод хозвзвода! Верховые — это для комбата, и для адъютанта старшего батальона. А еще — не то три, не то две — для рассыльных! Так что… в любом пехотном подразделении есть своя конюшня, — объяснял ему Ильичев.