Больно… Но и одновременно он… излился. Причем, успел чуть повернуться навстречу ей, пытаясь убрать плечо и пресечь откусывание части своего тела… вот и получилось, что все это… оказалось у нее на сорочке, бедре и руке. Сначала она не поняла, и только судорожно дышала, пытаясь восстановить дыхание. Потом приподняла голову:
— Выпачкал меня всю… Ночнушка вся мокрая… Я и сама… тоже.
— Ну если ночнушка уже мокрая… может — ей и вытереться? — предложил Косов.
— Ишь ты… простой какой… А в чем мне спать? И потом… утром — в чем я буду? — чуть хрипловато прошептала Катя.
— Спать? Спать лучше всего голой. Так тело отдыхает лучше. А утром… утром тебе Глаша что-нибудь даст, на время!
— Голой… ты и рад будешь!
— Врать не буду… да, буду — рад! Мне очень нравится тебя гладить и ласкать. А тебе разве — нет?
— Не скажу…, - буркнула Катя.
Потом подтянулась повыше и поцеловала его в губы.
«Все-таки целоваться она — не умеет! Так… на троечку, как пионерка юная!».
Он помог ей стянуть ночнушку, и она вытерлась ею, шипя недовольно, поминая… некоторых, которые… все норовят испачкать. Откинула сорочку на стул и легла, прижавшись к нему.
«Вот так-то лучше! А ведь у нее и правда — очень неплохое тело. И не толстая вовсе. Крепенькая такая… несколько широковата в кости. И низковата ростом. А вообще — очень даже! И кожа приятно гладкая, и ноги с попой — упругие. Животик? Ну есть такой, но опять же — вовсе не висит, а такой — приятный на ощупь. Даже — возбуждает. Груди тоже хороши. Так что… вполне Катя, как подруга!».
Тем временем его руки снова начали свою бесстыжую деятельность на теле женщины. Она замерла, а потом, правильно понимая наиболее удобную для ее ласк позу, легла на спину, согнув одну ножку в колене, чуть раздвинула ноги.
И снова — поцелуи, ласки, нашептывания ей на ушко всякой милой глупости… И она отозвалась прерывистым дыханием, постаныванием…
А потом…
— Ты что совсем охренел, мне такое предлагать?! Я тебе что — шалава вокзальная?! — громким шипящим шёпотом, чуть не в голос, — А ну… пшел отсюда!
И чуть не пинком его с кровати!
«Это чего такое было? Это… Ага. Это я ей про минет… намекнул. М-да… не прочувствовал, видно…».
Обескураженно Косов сел на диване, отодвинулся подальше, потому как пнуть еще норовила! Взял шаровары со стула, натянул их и пошел на кухню — курить.
«Ну тогда — хрен ей, а не… всяческих изысков вроде «куни»! Хотя… вот же дурак… тоже. Разбаловался со своими женщинами там, в Красно-Сибирске. Забыл, что это здесь и сейчас — далеко не все делают. А для многих — и вовсе — табу!».
Выкурив одну папиросу, подумал… и прикурил другую, встал возле форточки, открыв ее…
Неожиданно для него на кухню вышла Катя. В его гимнастерке, которая ей была — как платье… Если платье — мини… выше коленей. Была подруга насуплена и явно злая. На его удивленный взгляд, буркнула:
— Чаю захотелось! А вовсе не за тобой прибежала.
«А она… ничего так смотрится! Ножки полные, красивые…».
— Нечего тут пялится! Ничего больше не получишь, понял?!
Она разожгла керосинку, поставила чайник. Он — молчал. Но чая она налила и ему тоже, поставила на стол чашку с колотым сахаром. Пили чай тоже молча.
— Проводи меня на улицу. В туалет мне нужно… Боязно одной.
Он накинул ей на плечи свою шинель. Она — приняла как должное.
Когда вернулись, он, так же молча, снова встал у форточки, закурил.
— Спать пошли! Хватит курить! И так уже… разбудили всех! — шептала раздраженно.
— Иди… докурю и приду!
Косов прихватил с собой шинель и вернувшись в комнату, кинул ее на пол, поближе к отодвинутому ближе к окну столу. Завалился на шинель, укрылся полой.
«Нет — так нет! И хрен на тебя! Моральная какая нашлась! Хотя… жалко все же. Надо будет снова кого-то искать…».
Уже засыпая, почувствовал, как его трясут за плечо:
— М-м-м? Ну что еще? — и правда — задремал!
— Ты чего еще придумал? Хватит дуться! Иди на диван…, - а голос еще сердитый.
— Да ладно… я и тут посплю. А то… как мне такому развратному… с тобой спать? Сама же сказала — мне такому — только к вокзальным шалавам! — тоже шепотом.
— Я говорю… хватит уже! Чего ты… позоришься и меня позоришь? — и шепот уже более спокойный и даже… вроде бы… просительный.
— И в чем здесь позор? — «м-дя… логику их понять — невозможно!», — я такой развратный тип… гнусное тебе предлагал. Ты меня выгнала. И где тут позор для тебя? Наоборот… молодец!
— Чего ты как мальчишка обидчивый? Ну же… иди сюда, говорю…
А чего… если женщина просит… Да еще и сам — хочешь?
— Только не предлагай мне такое больше, хорошо? — и обнимает жарко…
А вот после этого… и началось!
Хотя… оральных ласк не было. Позы — тоже довольно ограниченный перечень. Но — жарко! Очень жарко!
— Ты меня целуй… ну — когда я спускать буду… А то я закричать могу! Погоди, погоди… не надо так вот сразу. Большеват он для меня… Давай… помаленьку сначала. Ох!
А потом — ничего так… Уже — не большеват! И даже раскидывалась ножками пошире… чтобы поглубже значит. А сверху, когда садилась… очень уж ей нравилось, что он в это время ей соски ласкает — руками, пальцами, а еще больше — губами и языком!
Вот так вот… всю ночь! До утра самого. И плечи искусала все, и спину — поцарапала! Но больше всего ей нравилось на четвереньки становится. Шептала горячо на ухо:
— Мне так больше всего нравится… А еще… когда громко стонать начинаю… или вообще — кричать… можно всегда в подушку уткнуться. Так — не так слышно будет!
«Ага… не так слышно! Похоже — пару раз мы Степана с Глашкой разбудили. Они там и сами возились… не раз и подолгу. И Глаша тоже — не молчала. Но Катя… ох и штучка, оказывается!».
Но было… было что-то у него на душе… какая-то обида, что ли… от ее взбрыка в самом начале. Потому… уже под утро, когда она в очередной раз подвывала в подушку, кончив… что-то как подтолкнуло его! И он, воспользовавшись тем, что она так удобно стоит, а также тем… что очень уж мокрая она была… Взял — и переставил, войдя с силой! Оп-па-на! Вот это скачки, вот это — родео! Благо, что силенка в руках есть. И придержал, пока не кончил, и уперся ей в затылок, не давая поднять головы от подушки. Так что… практически не слышно было. Почти. И потом еще немного подержал, когда уже все закончилось.
— Сволочь… какая же ты… сволочь! — прошептала, когда он вышел из нее.
Он встал, и пошел голый на кухню, обмылся и закурил. Вот здесь его и настигло… какое-то раскаянье, что ли…
«М-да… дурень ты, Ваня! Вот на кой хрен бабу обидел? Да и больно же ей… наверняка было! Похоть все твоя, идиотская! Ну… теперь точно — все. И на полу спать!».
Он нашел в шкафчике бутылку водки, набулькал себе половину стакана, выпил в два глотка и снова закурил папиросой. А когда вернулся… она снова лежала, уткнувшись лицом в спинку дивана, как в самом начале ночи… И как-то так жалко ее стало… да и попа вырисовывалась очертаниями — очень симпатично… Косов не выдержал и снова полез под одеяло. Сначала она вообще никак не реагировала на его ласки и домогательства, но… вода камень точит.
— Только больше никогда так не делай, хорошо? — и снова она лежала, раскинувшись под ним, — неужто вот так-то… мало тебе? Ведь хорошо же, да? Ой, как же хорошо! Еще, еще… поглубже…
Курил, все это вспоминая, улыбался.
«В принципе… любую можно вот так… постепенно ко всему приучить. Только постепенно и — не торопясь. И Катю? А почему нет? Баба — горячая, любит это дело. А что не совсем в моем вкусе… так, то — такое… Можно попробовать!».
Настроение было — отменным. А еще — впервые за довольно долгое время не нужно было никуда спешить. И даже — поспать еще можно было! Часика два, а то и три…
«А может… ну — еще разок, перед сном?».
И он, вернувшись, снова затеял приставать к подруге.
— Ну, Вань… Ну давай поспим, а? Ну чего ты… А-а-х… Ваня! Разбудим же сейчас всех… о-о-о… Не успеем же… Глаша скоро вставать будет… А-а-х… Еще… да-а… еще!
