Командиром роты был назначен капитан Самойлов, Семен Васильевич. Среднего роста, худощавый. Ничего конкретного про него знакомцы сказать не могли — прибыл он в училище около полугода назад, вроде бы из войск, и ничем пока себя не зарекомендовал.

«Ага… темная лошадка. Не есть «гут», но… посмотрим!».

Комбат — Злобин Василий Селиверстович, майор. Невысокого роста, коренастый крепыш, с бритой наголо головой. Бывший кавалерист, от того и ноги — колесом.

— Резкий он, этот майор! Ему под горячую руку лучше не попадаться. И еще… злопамятный какой-то. Так что — делай выводы. Но… что хорошо — курсант обычно с комбатом редко пересекается! Где курсант, а где — комбат?! Но влетать все же — не стоит! — так обрисовал ситуацию Данила Семенов.

А еще — политработники! Политрук роты с забавной такой фамилией — Кавтаськин Геннадий Яковлевич, высокий и худой как жердь. В очках «велосипедами», и волосами длинными, и зачесанными назад. И — старший политрук, комиссар батальона Зимарев Владимир Никитич. Последний всем своим видом как бы располагал к себе — этакий колобок, круглолицый и улыбчивый. Внешне…

«С этими товарищами — нужно ушки держать топориками! Может — нормальные люди… А может — и нет. Мягко стелют — жестко спать!».

Всем курсом их вывезли в лагерь. Огроменная толпа! Были грузовики училища, да и, похоже, привлеченные машины — тоже были. Что-то — многовато техники нагнали. Но это позволило перевезти весь курс… пардон — батальон! За два заезда!

День им дали на обустройство, ознакомление с лагерем, прочую… херомантию. А потом — с места в карьер! Подъем в шесть, утренняя зарядка, утренний туалет, утренний осмотр, завтрак! Б-зд-ынь! Можно выдохнуть. Чуть-чуть!

Завтрак — миска каши… как правило — либо пшенка, либо — перловка. Кусок хлеба с маслом, чай.

И снова — У-у-пя-арё-о-д! Ребятушки-солдатушки!

Хотя — солдатушки — это не про сейчас! Сейчас — красноармеец или — боец. Ну, не важно… Важно — Вперед! А как уж вперед — шагом марш, или — бегом марш! Это замкомвзвода решит, в зависимости от поставленной перед ним задачи! Ага… занятия — до обеда! А обед — в час дня! Сука… пять часов — при активной… очень активной! Физической деятельности! Это — много! Жрать хотелось — как… не знал Косов, какое определение этому чувству дать. Слов не хватало!

Занятия были разнообразные. Строевые, к примеру. На плацу. Одновременно пару взводов — поднимали пыль на плацу, а еще пара — маршировали по окрестным проселкам, браво распевая песни. Итого — одна рота занята общественно-полезным трудом!

Или — физподготовка. Это — в спортгородке. Так же — два взвода потеют на турниках, брусьях и прочих пыточных инструментах, а еще парочка — колесит рысью вокруг лагеря по другим проселочным дорогам, обретая великолепную выносливость и замечательный аллюр!

А еще была огневая подготовка. Нет, они не стреляли. Нечем было. Винтовки были, и в достаточном для проведения занятий количестве. Но — все винтовки были — охолощенные. А вот разборка-сборка… до тошноты! И хором еще… мать их! Это что за пионерлагерь «Светлячок», а? Так-то — зачем? Хором — разбирая взводом учебные винтовки — называть ее составляющие! Нужно было не быстрее, и не медленнее — а всем вместе, в одно время! Делай — раз! Делай — два! И да — название детали, вслух и громко. Но — не крича. Зачем тут кричать?

«Синхронное плавание, мать его!».

На вопрос Косова к сержанту — «Зачем? И, главное — нахуя?», Ильичев почесал затылок, подумал:

— Я так понимаю… им не важно — как мы умеем разбирать и собирать винтовку. И даже не важно, за сколько мы это сделаем сейчас. Им важно, чтобы мы последовательность действий знали — на зубок! Чтобы ночью разбуди тебя — а ты ответил: первое — то, второе — то, третье — то! Как это… Методика, вот! Мы ж бойцов должны всему этому научить. Ну разберешь ты ее за несколько секунд — а что бойцы поймут-то? А ты — привык вот так быстро-быстро разбирать-собирать… А по-другому — не умеешь! Вот… последовательность действий, с одновременным поименованием частей и механизмов!

Еще… еще была читка Уставов. Вдумчиво, тщательно проговаривая и вслух, и про себя! К примеру, «Карась» мог поставить в торце стола для приема пищи, за которым и происходило «действо», одного из бойцов взвода и заставлял его читать вслух, с выражением. Меняя периодически чтеца, когда тот начинал хрипеть. Останавливая чтеца, и задавая вопросы выбранному из взвода индивиду — «Повтори! Что понял?».

После обеда… первое, второе, компот!

Роты менялись местами занятий. Особенно было «приятно» после обеда — бегать… или — кувыркаться на турнике!

До взвода от роты ежедневно заступало в наряд. Здесь и дежурный, и дневальные по роте; по два человека — на ротную кухню, в помощь повару; хозработы — каждый день и не менее пяти человек от взвода! Оказалось, что хозвзвод выполнил далеко не все нужные работы. Хотя… такая орава молодых балбесов… Ломалось — все и постоянно! От кроватей, до жестяных длиннющих умывальников-желобов. Туалеты — тоже периодически требовали починки. И прочее имущество тоже!

Потом — наряд на КПП. Трое постовых и разводящий.

«Хотя… какое на хрен КПП, если забора по периметру лагеря — нет?».

Парные патрули в дневное и ночное время вокруг лагеря! Вот где лафа! Знай броди себе с сослуживцем по окрестностям, озирая родные просторы. Но это — поняли не сразу и не все. А в дальнейшем — за этот вид наряда велись изощрённейшие интриги!

До хрена, в общем, народу заступало в наряд. До хрена!

Ужин — в семь вечера. После ужина — приведение в порядок территории роты и расположения взводов. Стирка и починка обмундирования. И снова — уставы, уставы, уставы… «Карась» же на их взводе, блядь!

А еще — политзанятия. Ежедневно, практически! Не менее часа. Когда — утром, но чаще — вечером. Политрук роты Кавтаськин оказался очень интересным лектором! Явно не дурак и штампами не сыпал. Выдав курсантам очередной ворох информации — как про внутренние дела, так и о внешнем положении, внятно и доходчиво мог ответить на вопросы. А обсуждать товарищам курсантам — было чего! Конфликт на Халхин-Голе продолжался. Где-то далеко громыхало не на шутку! Но… по понятным причинам, как раз по этому вопросу Кавтаськину сказать было… не то, что совсем нечего, но… в основном все те же передовицы газет. Но, к удивлению Косова, даже такая, довольно куцая информация, курсантами воспринималась — нормально. Мотивирована нынешняя молодежь хорошо. И эта агитационная накачка тоже делала свое дело. Не фанатики курсанты, но — за дело Ленина-Сталина порвут любого, как Тузик грелку!

К концу первой недели Косов думал, что «все, сейчас помру!». Потом оказалось — «да вот ни хрена не помирается, что-то!». А еще через неделю… поймал «дзен»! Когда стало казаться, что и жрать как-то не сильно-то и хочется… легкость в теле какая-то образовалась.

«Правильно Камылин тогда говорил — вроде бы ешь, а какать — нечем! Усвояемость пищи организмом — близка к ста процентам! Ну… давно уже известно, что курсант, или солдат, может переварить все! Даже камни и железо. Любую дрянь. А крайней степенью отравления у курсанта является понос! Ну… это уже совсем что-то ядовитое нужно съесть!».

И занятия эти… идут фоном. Похудел вот только… похоже. Так как поясной ремень стал болтаться, а болтаться ему, ремню этому — никак нельзя. Не по Уставу ему, ремню этому — болтаться! Чревато это для владельца ремня!

Все происходило настолько галопом, что даже познакомиться толком с парнями со взвода — не выходило. А когда? Вечером? Ага… вечером — все думки только о том, чтобы до «шконки» добраться, да перед этим брюхо водой залить, чтобы — не урчало так громко. Благо кипяченной воды в бачке, возле взводной палатки было вдоволь!

Х-м-м… еще одна головная боль наряда по кухне — мало помощи повару; мало чистки картофана на всю «банду»; мойка посуды, котлов и бачков; мало того, что за день они вдвоем перетаскивали с реки не менее тонны воды, так еще и каждому взводу нужно было накипятить сорокалитровый бачок питьевой воды ежедневно!