— Проходите, проходите! — нараспев протянула она, — Так-то у нас сегодня выходной, но и учет иной понедельник проводим. Вот, значит, чтобы всякие разные не лезли, я табличку и накинула.

«И-эх ты! А она-то — принарядилась, причепурилась вся!» — с удивлением отметил Иван.

Белый халат буфетчицы и впрямь был белым. Как бы даже — не накрахмаленным! И какой-то чепчик на волосах, в виде этакого кокошника прицеплен. Поясок халата явственно показывал, что талия у дамы все же — в наличие! А верхние пуговки халата несколько подрастегнуты, что открывало некий вид на шикарные верхние «девяноста» Глаши. Но — довольно скромно, почти целомудренно…

— Вот, можете здесь шинели снять! — указала она на вешалку-стойку, — И вот сюда присаживайтесь, здесь и удобнее, да и покрасивше!

Столик им был выделен в углу, под фикусами. Чистая скатерть на столе, стаканчик с салфетками. Прямо не закусочная — а приличный ресторан из первой ценовой категории!

Пилипчук откашлялся:

— Извиняюсь… А где у Вас можно руки помыть?

Глаша коротко взглянула на каптера и повела рукой:

— А вот… за ширмой умывальник имеется! Прошу пройтить!

— Благодарствую! — чуть поклонился ей Николай.

А вообще… чем дальше Косов присутствовал при всем при этом, тем более удивленно поднимал бровь. И Пилипчук и Глафира казалось бы — играли какое-то действо, ритуал, для Косова непонятный и немного забавный. Каптер, вымыв руки, долго причесывался, добиваясь идеального прилегания небогатого чубчика ко лбу. Потом — тщательно отряхнул плечи, одернул форму, пальцами согнал складки гимнастерки назад. Откашлялся…

— Ну что, Иван? Мабуть пора за стол?

Косов хмыкнул, покрутил головой и направился к столу.

Глаша тем временем уже наставила там тарелок с какой-то нарезкой — колбаска, сало, сыр. Здесь же присутствовали соленые огурчики и бочковые помидоры.

«Ага! Салат витаминный! Капуста, морковка, и… оп-па! Клюква! Если сегодня здесь выходной — она что, все сама готовила? Ай да Глаша!».

— Сейчас погодите, горячее принесу, — буфетчица павой удалилась на кухню.

Косов хмыкнул и хлопнув ладонями, энергично потер их и:

— Щас поедим! Это я понимаю и люблю! Я же говорил тебе, Мыкола, Глаша — повариха, каких поискать! — и брякнулся за стол, стал накидывать себе на тарелку всякого, и побольше.

Пилипчук укоризненно посмотрел на него, вздохнул, покачал головой, но ничего не сказал. Но приступать к трапезе не спешил — сидел чинно, выпрямив спину.

— Ну что же Вы, угощайтесь! Вот котлетки с картошкой. Вот уточка с тушеной капусткой. Вот — рыбка жаренная…, - буквально пела Глаша, но на Пилипчука — не смотрела.

— Ни, ниможна так! Без хозяйки за столом — как же угощаться? — твердо заявил Мыкола.

Косов чуть поперхнулся, почесал нос, перевел взгляд с каптера на Глафиру.

«Чего-то я не пойму… А вот они, похоже, все понимают. Ведут себя как… даже не знаю, что сказать! Как там Вицин говорил — «Чинно, благородно!».

А еще и Мыкола и Глафира напоминали Ивану… вот как кадриль танцевали в фильме «Любовь и голуби» — плавно, без эмоций, но тщательно выводя известные им фигуры.

«Фигура вторая, трагическая!» — так вроде бы объявлял Меньшов в качестве конферансье? Как-то в будущем все это проще, без этих… расшаркиваний и реверансов, не? А тут прямо — спектакль! Впору придурковато заорать — «У Вас товар, у нас — купец!».

Пилипчук опять же чинно, не спеша, открыл бутылку водки, принесенную с собой, также — без суеты наполнил рюмки, и, поставив бутылку обратно на стол, замер. Глафира тоже сидела, опустив очи долу. Косов, растерянно переводил взгляд на них, и старался тихонько прожевать то, что имелось «в роте».

Пауза затягивалась. Иван тоже непонимающе замер.

Пилипчук раздраженно зыркнул на него, откашлялся и боком рта прошипел:

— Ваня! Представь нас!

Попаданец выдохнул, шлепнул себя по лбу и, все-таки выматерившись про себя:

— Дорогая Глафира! Красавица Вы наша! Позвольте мне представить Вам моего друга — Николая! Николай у нас человек серьезный, уважаемый, занимающий немалый пост в структуре нашей роты. А в будущем, уверен, и для всего училища будет необходим и незаменим! Человек он весьма положительный, но — немногословный. Для него — первее дело, а пустые разговоры — пусть остаются для других!

— Николай! Прошу познакомиться — это Глафира. Как ты сам видишь — красавица каких мало, а уж какая хозяйка… так и вообще слов найти сложно. Серьезная женщина, мечта многих!

«А чего еще говорить-то?» — запнулся Косов, потеряв мысль, — «Да и хватит, пожалуй!».

— Ну! За знакомство! — он взял рюмку и хряпнув ее до дна, принялся закусывать.

Пилипчук же своей рюмки до конца не допил, поставив на стол и закусывал не спеша. А Глаша — та вообще водку только пригубила слегка.

«Твою мать! Хрен тут, пожалуй, выпьешь и закусишь в свое удовольствие! Чего же они… не как нормальные люди? Этикеты какие-то, манеры! А-а-а, ладно, еще рюмку, закушу — да и пусть сами потом разбираются!».

Так что Косов не стал долго смущать парочку и быстро покинул заведение.

«Чувствовал себя… как ребенок, случайно попавший за стол со взрослыми! Чего-то говорят, что-то делают, но абсолютно не понятно — что именно, и для чего! Ну ничего — «Мавр сделал свое дело, мавр может идти на хер!».

Гиршиц подошел к нему после ужина.

— Иван! У меня… точнее — у нас к тебе предложение!

Косов огляделся, неподалеку с предельно равнодушным видом слонялись двое курсантов.

«Ага! Это те самые гармонисты, которые еще попурри исполняли на концерте!».

— Слушаю тебя, Юра!

— Мы тут знаешь, что придумали… Вот думали, думали… Ты ж на концерте опять гитару в сторону отставишь, да? А вот одна гармонь в аккомпанементе звучать будет не очень. Тем более, если зал большой, как наш актовый.

— И что? — почесал висок Косов.

— А что, если мы втроем тебе будем аккомпанировать? Думаю, получится гораздо лучше!

«Что-то и где-то я такое… подобное видел, раньше, там — в будущем. Когда играли и пели толи немцы, толи вообще — норвежцы. Получалось у них, конечно, классно. Но вот…».

— Юра, но до концерта же всего неделя! Когда мы успеем перестроиться, и порепетировать? Да и вот еще что — а вы меня глушить не будете?

— Порепетировать? Так мы уже пару недель с парнями репетируем. Только с тобой вместе до ума довести и все. И заглушать не будем — можно расположиться на сцене так, чтобы вокал не забивать.

— Не… я не против, даже интересно попробовать, что может получиться. Но только сразу говорю — если что-то не будет получаться, оставляем все как было, хорошо?

«А они выходят здорово уже подготовились! Действительно классно играют! Да с какими-то переборами — то одна гармонь солирует; то еще две подключаются, то сразу вместе, то — вступают поочередно. Прямо вот… можно даже как отдельный номер выставлять! Что уж говорить — фантазия у парней есть!».

Причем, похоже, что инициатором такого был Гиршиц, они взяли «дурной» пример с Косова, и не стояли неподвижно на месте, а прохаживались — то отходя в стороны, то собираясь поближе друг к другу. И музыка как бы плыла, то — эдаким эхом, то набирая силу, то стихая почти до фона.

Они попробовали. Сначала Косов никак не мог подстроится под гармони, но и тут Юрка оказался на высоте — он послушал со стороны, а потом распределил гармонистов несколько вокруг него, но чуть сзади.

— Х-м-м… а вот у меня есть предложение. Думаю, может получится интересно! Давайте попробуем вот так… — внес свои мысли Иван.

Этим они и занимались по вечерам до самого концерта.

Актовый зал училища не был огромен. Не Кремлевский дворец, конечно же. Но и не зал сельского клуба. Человек на триста пятьдесят всего лишь. Старинная большая люстра под потолком, большущие окна. Три ряда кресел — средний большой ряд на десять кресел в ряду, и на двадцать один ряд в глубину зала. По краям скромнее — всего по три кресла, на те же — двадцать один ряд. Правда, как сказали, на большие мероприятия — еще добавляют между средним и крайними рядами стулья, в конце зала, но так уж — небольшая добавка.