Не позволяю перехватить инициативу, вставляю лишь на длину головки, завожу оба запястья Эвелин ей за спину и удерживаю их. Они хрупкие, поэтому с лёгкостью умещаются в руке. Такая поза хороша для глубоких, чувственных толчков, но в то же время обеспечит Эви устойчивость.

— Скажи, что ты моя. Что ты вся, до последнего сантиметра в моей власти, — шиплю, наклоняясь к её уху.

Эвелин теряется в реальности, снова подаётся бёдрами, и вновь неудача.

— Скажи. Коллинз. Что ты моя!

— Чёрт, твоя! Я твоя, а ты мой!

Вхожу, раздвигая стенки влагалища налитым кровью членом. Легко подталкиваю Эвелин вперёд, так, чтобы она облокотилась на холст. Не планировал до этого выходить за рамки белого полотна, но, наблюдая, как краска украшает её аппетитную задницу, не могу не уделить внимание груди, животу. Нам остаётся немного до грани, Эви с каждым моим толчком обхватывает член всё плотнее, приближая к пропасти. Движения быстрые, резкие.

Не останавливаясь, убираю рыжие локоны со спины Лисички, погружаю ладонь в лиловую краску и начинаю творить следующий шедевр на изящной спине. Контраст моей прохладной кожи и её горячей заставляет Эвелин выгибаться сильнее. Она вскрикивает, а после сотрясается всем телом в мощном оргазме. Встаёт на носочки, дрожит, утробно стонет и продолжает принимать мой член в себя. Двигаю рукой по лопаткам, плечам, не прекращая вколачиваться. А после обхватываю её шею ладонью, обездвиживаю и изливаюсь на поясницу, покрывая свой шедевр брызгами спермы.

Через пару минут моё зрение перестаёт расплываться, фокусируется на обнажённой Эвелин, покрытой лиловой краской. Подтягиваю её обессиленную к себе и веду к большому напольному зеркалу. Она еле переставляет ногами, всё ещё балансируя между реальностью и нашим миром любви.

— Эви, посмотри, — разворачиваю её к зеркальной поверхности.

Она поворачивает голову, встречаясь взглядом со своим отражением, переводит его на лопатки и от удивления закрывает рот ладонями. Честно признаться, во время секса я не контролировал свои действия, не старался нарисовать что-то определённое. Мной двигали импульсы и желание вперемешку с похотью, и всё это вылилось…

— Крылья, Джей, — на глазах Эви наворачиваются слёзы. — Ты подарил мне крылья, они великолепны.

— Это ты великолепна, но их придётся смыть, — поднимаю Лисичку на руки и несу в сторону ванной.

— Они останутся в сердце, их уже ничем не смыть, — она утыкается носом мне в грудь, пряча слёзы.

Ловлю себя на мысли, что хочу вечность провести рядом с этой девушкой, даря ей чувство полёта, каждый раз заставлять парить от счастья. Теперь я точно без неё не смогу.

Она моя. А я её.

Опускаю Эвелин на кафель, но она обхватывает руками меня за талию, не желая отстраняться. Включаю тропический душ и вместе с ней захожу за стеклянное ограждение. Тёплые капли скользят по коже, смывают всю яркость после близости, но им не смыть что-то более важное — воспоминания и эмоции, полученные от совместного творчества.

— Тебе понравилось со мной рисовать? — выдавливаю на мочалку ароматный гель.

Эви смеётся от моего вопроса, запрокидывает голову, подставляя лицо под поток воды.

— Предлагаю как-нибудь ещё попрактиковаться, а потом создать выставку, — её улыбка самая искренняя, именно так выглядит счастье.

Взгляд излучает тепло, смотрю в зелёные радужки, одновременно создавая на коже облако белой пены, которое моментально смывается к нашим ногам.

— Мне нравится эта идея.

Джейсон

После водных процедур Эвелин, словно котёнок, укуталась в мягкий плед и свернулась у меня на груди. Сижу на диване, её голова на моём плече, никуда не хочется торопиться, тело ещё до конца не восстановилось после нашего марафона. Мышцы приятно ноют, а полотно, украшенное взрывом ярких цветов, находится перед глазами. Никогда не думал, что с кем-то может быть так хорошо, спокойно, эти чувства в новинку для меня. Ощущаю себя маленьким ребёнком, который только учится ходить, но уже с разбегу пытается бежать, не видя никаких преград.

— Спишь? — провожу ладонью по влажным волосам Лисички, убирая пару непослушных прядей с лица.

Она отрицательно качает головой, трётся щекой о плечо и мурлычет. Нет, мне не кажется, этот звук на самом деле похож на мурлыканье.

— Я тебя всё называю Лисичкой, а ты, оказывается, у меня котёнок? — целую в макушки и сильнее сжимаю её в своих объятиях.

— Мне и так, и так нравится, — голос Эви разомлевший, выдаёт, что она всё же может вот-вот заснуть.

Понимаю, что сейчас не время для серьёзных разговоров, но я обещал ей, что больше никогда ничего не стану утаивать. Поэтому считаю необходимым поделиться тем, что тревожит душу.

— Я сегодня был на могиле матери, перед тем как приехал за тобой, — вспоминаю произошедшее, и тело моментально напрягается.

Эви чувствует перемену — она очень тонко читает моё душевное состояние. Отстраняется, чтобы встретиться взглядами, гладит по щеке и показывает всем видом, что готова слушать.

— Что случилось? — произносит еле слышно, словно боясь спугнуть момент откровения.

Оставляю поцелуй на её ладони, накрываю своей, чтобы не потерять тепло, приносящее этим прикосновением.

— Дело в том, что раньше только я оставлял на могиле мамы цветы, но сегодня на ней лежал букет её любимых роз, — говорю и воспроизвожу картину произошедшего. — Под ними была записка от моего отца.

Делаю паузу, чтобы подобрать необходимые слова. Даже не знаю, что именно хочу добиться этим разговором, скорее всего, мне необходимо поделиться этим с Эвелин.

— Вы ведь много лет не виделись? — задаёт вопрос и гладит по лицу.

Эти действия успокаивают и помогают сконцентрироваться.

— Очень много. Он, видимо, хочет наладить со мной общение, — пожимаю плечами, высказывая предположение. — Этот человек работает в такси и несколько раз подвозил нас. Значит, он знает, где мы живём.

Опускаю взгляд на диван, борясь с противоречивыми чувствами, бушующими в груди. С одной стороны, мне хочется увидеть его, чтобы посмотреть в глаза, но с другой, даже мысль об этой встрече заставляет сердце пропускать удар.

— Ты не хочешь его даже выслушать? — в её тоне нет ни осуждения, ни попытки занять чью-то сторону. Эви пытается, чтобы я понял, чего хочу на самом деле.

Вспоминаю строки из письма этого человека и пытаюсь как можно подробнее передать их смысл Лисичке. Мне хочется, чтобы она знала всё, возможно, это эгоистично с моей стороны, но в данный момент её взгляд на ситуацию очень важен.

— Как бы ты поступила на моём месте?

Понимаю, что легче всего сделать так, как тебе скажут, и не ломать голову над выбором, взвешивая за и против. В любой другой ситуации никогда бы не пошёл по этому пути, потому что я не ведомый, привык решать свои проблемы самостоятельно. Только к такому повороту я точно не был готов. На протяжении многих лет единственным родителем для меня была мама, а имя отца давно стёрлось из памяти.

— Очень сложно сказать, как бы я поступила, — Эвелин задумывается, черты лица становятся взволнованными, между бровей появляется складка. — Если бы мой папа так поступил, то в первую очередь, прежде чем думать: прощать или нет, мне бы хотелось выслушать его.

— А если всё, что он скажет, будет ложью? — не просто же так мама порвала с ним все связи.

— Ты не узнаешь, если не дашь шанс, — она обнимает меня за шею и оставляет лëгкий поцелуй на кончике носа. — Представь, что было бы, если бы я не дала тебе шанс всё рассказать, объяснить.

— Я бы всё равно искал возможность добиться твоего расположения.

— Как понимаю, твой отец тоже пытался. Долго. Мне кажется, что он за это время так настрадался, что даже из-за этого можно ему дать шанс на разговор.

Воображение рисует другую реальность, где Эвелин уходит от меня, навсегда стирает себя из моей жизни. Чтобы было со мной? Подсознание задаёт вопрос, заведомо зная ответ. Я бы умер душой, и вся оставшаяся жизнь стала бессмысленной без неё.