Вдалеке проревел пронзительный гудок паровоза, раздались восторженные крики и громкие аплодисменты. Ещё секунду назад Влад думал, что вот-вот умрёт, а теперь, если не обращать внимание на звуки, которых просто не могло быть, он чувствовал себя отлично: в голове прояснилось, тошнота прошла, а от рук, распространяясь по всему телу, шло приятное, умиротворяющее тепло.

Поднявшись на ноги, Влад замер, открыв рот. Совсем недавно он стоял посреди безлюдного, разрушенного временем вокзала, а сейчас, казалось, попал в прошлое, в то время, когда здесь вовсю кипела жизнь. Пустынный перрон заполнили силуэты людей. Здание, окутанное сотнями ярких огней, переливалось всеми цветами радуги. Над головами восторженных зевак парили в воздухе полупрозрачные транспаранты с постоянно меняющимися картинками. Чаще других на них мелькало изображение окутанного гирляндами паровоза с надписью: «Привет из прошлого! С Новым годом!»

На Влада вдруг обрушилась радость, которая, словно цунами, накрыла с головой, смывая страх, боль и неуверенность. Она принесла такой калейдоскоп эмоций, что закружилась голова: нетерпение, дикий восторг, близость долгожданной встречи, любовь, счастье. А где-то на грани осознания метались страх и растерянность — Влад понимал, что происходящее ненормально, но лавина эмоций сковала разум, не позволяя думать.

Рядом с ним, протолкнувшись сквозь плотную толпу, остановилась светловолосая девочка лет пяти, тянущая за рукав пальто высокого худощавого мужчину в тёмно-синем котелке.

— Папа, папа, я ничего не вижу! Возьми меня на ручки! Я хочу увидеть паровоз!

Люди вокруг выглядели серыми силуэтами без лиц. Казалось, они — лишь декорация, фон, оттеняющий главных героев: восторженную девочку и её отца. Влад ощутил необъяснимый восторг, когда мужчина, улыбнувшись, посадил дочь на плечи. Девочка весело завопила, подпрыгивая и показывая пальцем на приближающийся поезд, светящийся сотнями разноцветных мигающих лампочек. Из длинных труб валил густой ярко-зелёный дым со сверкающими золотыми вкраплениями. Вместо механического голоса, обычно сообщающего о прибытии поездов, послышалась зажигательная новогодняя песня. Серая толпа заволновалась, в общем гомоне было невозможно расслышать отдельные слова, но было понятно, что все эти люди встречали кого-то.

Влад, поддавшись всеобщему настроению, тоже подпрыгивал на месте, во все глаза разглядывая паровоз. Ожидание скорой встречи и радость, что она вот-вот произойдёт, распирали его изнутри, и он, сам того не замечая, один в один копировал движения девочки, сидящей на плечах отца. Конечно, для Влада паровоз не был хоть сколько-нибудь необычным, но матовая чёрная громадина с натёртыми до блеска хромированными деталями, отражающими свет гирлянд, вызывала невольное восхищение.

Состав с паровозом во главе наконец ворвался на первый путь, обдав ожидающих горячим паром и оглушив затихающим мерным стуком колёс.

— Какой он огромный! — Девочка нетерпеливо подпрыгивала на отцовских плечах. — Пап, а маме понравилось на нём кататься?

— Сейчас мы её встретим, и сама у неё спросишь. Смотри внимательно, нам нужен пятый вагон.

— Пап, а куда паровоз поедет потом? Я хочу побывать внутри!

— Не получится, дочка. Он сейчас высадит нашу маму и остальных пассажиров и поедет дальше. Ему ещё много городов нужно объехать, чтоб и другие дети посмотрели на него. Думаешь, ты одна так хотела его увидеть?

— Нет, он же такой красивый! Его все хотят увидеть! Мама, мамочка. Мы здесь!

Девочка, широко улыбаясь, протянула руки к выходящей из вагона женщине в тёмно-зелёном пальто. Владу вдруг захотелось подойти к этой женщине и что есть силы её обнять, его переполнила любовь. На его глазах это сделала девочка, которую отец снял с плеч, и семья, взявшись за руки, быстро исчезла в толпе. Влад, ведомый нахлынувшими чувствами, двинулся следом. Толпа беспрекословно расступалась перед ним. Почти догнав их, он протянул руку к плечу женщины, но пальцы схватили пустоту. На мир вокруг обрушилась непроглядная темнота, а по ушам, свыкшимся с гомоном, резко ударила полная тишина.

Влад пришёл в себя в полном одиночестве на краю перрона, окружённый полупрозрачной сиреневой дымкой. Голова кружилась, а к горлу подступала тошнота. Он вдруг вспомнил слова Яна о том, что нижний город насквозь пропитан ядом.

«Вдруг это и есть первые симптомы отравления? Наверное, яд действует на меня гораздо медленней, чем на криотов. Значит, всё зря? Значит, здесь я умру?»

На Влада навалилась усталость, он тяжело, как куль с картошкой, перевернулся на спину и лёг, раскинув руки. Не замечая холода, он всматривался в тусклое, едва светящееся небо. Мыслей не было. Апатия с каждой секундой становилась всё сильнее. Ему казалось, что он падает в бездонную пропасть и не может остановиться. Пальцы неосознанно сжались, с корнем вырвав пучок чёрной травы. Ладонь пронзила резкая боль, сразу же сошедшая на нет.

Приглядевшись, Влад увидел, что каждая травинка имела ряд острых шипов, расходящихся веером, а на самом кончике листа виднелся крохотный фиолетовый бутончик. Он разжал пальцы, размышляя, что если трава ядовитая, то теперь яд через порез попал ещё и в кровь. Поднеся ладонь к лицу, Влад отстранённо наблюдал, как из неглубокой раны одна за другой вытекают красные капли. Эта картина напомнила ему прошлое.

В детстве он часто оставался в деревне у бабушки, и та заставляла его рвать траву, чтобы подкармливать куриц. Он не любил это занятие, поэтому специально резал пальцы о жёсткие острые травинки. Бабушка каждый раз охала, целовала порезы и мазала их жгучим йодом.

«Интересно, как там ба? Ей, наверное, уже сообщили, что я погиб. Как она пережила это известие? Поверила ли? Я хочу домой. Очень-очень хочу».

Вдруг он ясно представил бабушкин дом в глубине маленького зелёного сада, заросшего персиками и вишнями. Пальцы, как будто наяву, ощутили шероховатую древесину резного крыльца, которое он совсем недавно старательно красил в нежно-зелёный цвет. Вспомнились качели у старого ореха в дальнем углу сада, тёплые и нежные руки, заботливо треплющие волосы, — мелочи, которые прежде казались простыми и само собой разумеющимися, сейчас стали пределом мечтаний. Влад всё бы отдал, чтобы вновь оказаться дома, обнять маму, сесть за накрытый вкусностями стол, слушая щебетание младшей сестрёнки.

Кровь стекла по ладони, оставив красный след на манжете светлой куртки. Влад понял, что не может сдаться, что не может просто остаться здесь, на этом перроне, и дожидаться, когда яд убьёт его. Он должен найти Оза и во что бы то ни стало вернуться домой. Ведь его там, он был полностью уверен, ждут, ведь у него есть те, к кому он больше всего на свете хотел бы вернуться. И ради них он сделает даже невозможное.

Влад вытер кровь о джинсы и сжал ладонь.

«Я смогу. Я обязательно выберусь. Ради вас. Лизке бы понравились эти цветы — она обожает всё фиолетовое…» — С мыслями о сестре Влад сел, стараясь не порезаться, сорвал несколько цветков и сунул в карман.

Он осторожно поднялся на ноги и замер, прислушиваясь к ощущениям внутри. Головокружение и тошнота отступили, оставив после себя слабость и головную боль, то и дело сжимавшую виски колючими пальцами.

Влад осмотрелся. Вокзал был небольшим — всего два перрона и три железнодорожных полотна. Его огораживал высокий, разломанный в нескольких местах бетонный забор, за которым виднелись тёмные силуэты многоэтажных домов. Не было видно ни единого движения — казалось, вокруг нет ни души, но это могло быть обманчивое впечатление. Нужно было что-то решать.

«Надеюсь, вон те дома вдалеке сохранились лучше. В одном из них точно должна быть лестница, ведущая наверх!»

В попытке найти место, где можно было бы безопасно спуститься, Влад двинулся вдоль высокого перрона, которого время лишило навесов от солнца и непогоды, оставив лишь устремившиеся в низкое небо металлические каркасы, торчащие из бетона, как кости гигантского мифического зверя. Справа и слева уродливыми грудами высились безмолвные останки переходных мостиков, не давая рассмотреть, что там дальше, за ними. Через несколько десятков шагов Влад увидел отколовшуюся от перрона бетонную глыбу, которая, словно ступенька, позволяла спуститься вниз, не переломав при этом ноги. Железнодорожные пути, покрытые пробившейся сквозь промежутки между шпалами чёрной травой, походили на фиолетовые реки, несущие свои воды в никуда.