– Не на ком проверить новую способность, понимаю, – сказал тот. – С глазом будет сложнее.

Я представил, как сую голову в кипяток, и содрогнулся.

– Если тебя окунуть в раствор, то мозг растворится, – сказал Змей, словно в ответ на мои мысли. – Придется извлечь твой правый глаз. Временно.

– Ну уж нет! – воскликнул я.

Алхимик устало вздохнул, словно уговаривал ребенка на пломбирование зуба.

– Что тебя беспокоит? – спросил он.

– Я останусь без единственного глаза, вот что.

– В моих силах разобрать тебя по органам и собрать заново, а ты даже не заметишь.

Уверенный и будничный тон не оставлял сомнений, что в прошлом Змей уже проделывал подобное и что похлеще.

– Как долго будет идти… операция? – спросил я.

– Так же.

– А если…

– Я не намерен ни в чем тебя убеждать. Можешь идти прочь в любой момент.

Я согласился. В конце концов, я только что получил новую руку, вернул утраченные характеристики и получил новую способность. Все прошло отлично, и не было смысла отказываться от нового глаза.

Повинуясь указаниям, я лег на широкое каменное ложе, больше похожее на языческий жертвенник, чем на операционный стол. Змей поднес к моему лицу стеклянный шприц с металлическими кольцами для пальцев. Игла вошла под нижнее веко здорового глаза, лицо онемело.

Острый блестящий металл коснулся глаза, я хотел зажмуриться, но не мог. Изображение поплыло, кончиком уха и шеей я почувствовал теплую жидкость. Раздался влажный щелчок, и я перестал видеть. На лицо легла шелковая ткань, пропитанная едким запахом.

Кругом была темнота. Я услышал металлическое бряцание – это Змей положил инструмент на каменную поверхность. Легкое движение воздуха намекнуло, что алхимик устремился к печи.

Я судорожно перевел дыхание.

На этот раз я не испытывал боли, но минуты тянулись намного дольше. Сердце участило ритм, ладони вспотели.

– Ты здесь? – спросил я наконец.

Ожидание показалось вечностью.

– Не мешай, – сухо ответил алхимик. – Я создаю тебе око.

Слух обострился. Я прислушивался, как бурлит жидкость в алхимическом тазу, как раздаются всплески – то ли Змей добавляет ингредиенты, то ли помешивает свое мистическое зелье. Я напрягал слух и в каждую секунду надеялся услышать, как он достает из таза мои глаза. Ум рисовал картинки с половником, которым пытаются выловить из кастрюли последние пельмени.

Внезапно я услышал нечто другое и затаил дыхание.

Вне лаборатории, в коридоре, ворочалось что-то крупное и как будто доносились… голоса? Я внутренне напрягся.

– Все хорошо? – спросил я.

– Я же сказал…

Голос алхимика перешел в изумленное шипение, и в ту же секунду раздалась стрельба.

Обостренный слух наполнил голову громыханием взрывов, свистом пуль и топотом десятков ног. Звенело разбитое стекло, трещали упавшие полки, несколько голосов выкрикивали боевые команды, раздавались крики ярости и боли. Я лежал не шевелясь, в любую секунду ожидая, что на меня что-нибудь свалится или шальная пуля оборвет мои волнения.

Один голос показался знакомым. Между оглушительной пальбой я разобрал обрывки фраз:

– Не дай ему уползти, целься в голову!

– Осторожней с огнеметом!

И тут же:

– Берегись – он отбросил хвост, спасайся!

Со всех сторон раздались удары, словно кто-то размахивал осадным тараном, с потолка посыпалась каменная крошка. Даже лежа на каменной глыбе я ощутил, как трясутся стены. Затрещали деревянные подпорки, и глухо рухнули плашмя книжные полки. Пространство до предела наполнилось грохотом и криками, я зажал уши руками. О судьбе своих глаз я старался не думать, надежды не было.

Когда все стихло, рядом я услышал шаги подкованных ботфортов по битому стеклу. Прозвучал знакомый голос:

– Это же наш сэр Карахан! Ты только посмотри на него!

– Так ему и надо, – добавил второй голос, хриплый и тоже знакомый.

Доигрался, подумал я.

Размеренно и степенно море вздымалось и опускалось, словно дышало. Корабль скользил по его необъятной груди, а дыхание вечности наполняло паруса ветром. Изумрудные волны уходили вдаль сколько хватало видимости. Бесконечность простиралась по сторонам, зияла в высоком небе и скрывалась внизу – корабль казался щепкой, случайным осколком рациональной мысли посреди непостижимого хаоса первозданных форм.

Кирилл вглядывался в толщу воды, опасаясь и одновременно надеясь увидеть хтонических обитателей глубин бессознательного. Пальцы крепко сжимали борт, сердце прыгало в груди, не в состоянии поверить в происходящее. Свежий ветер раздувал полы пиджака, который теперь превратился в старинный сюртук.

После того, как к психологу присоединился Дедалов, все вещи в Психиконе изменили облик. Энергетический пистолет стал походить на музейный экспонат восемнадцатого века, компас, ранее напоминавший смарт-часы, обзавелся бронзовым корпусом, а идентификатор превратился в книгу-справочник с пергаментными страницами. Главное, что сохранился препарат для вывода Аркадия из комы: шприц стал архаичной пробиркой с восковой печатью на горлышке.

Когда Кирилл пришел на пирс вместе с геймдизайнером, то Капитан, оценив произошедшие перемены, без лишних разговоров согласился взять их на борт. Кирилл запомнил загадочную улыбку Капитана – она мелькнула всего на мгновение и сразу спряталась, словно родительский подарок, тщательно скрываемый до праздника.

Они приняли правила Психикона, и теперь Кирилл чувствовал, что утратил привычный контроль над происходящим. Прописанный заранее код более не мог помочь, и голосовая связь с Кристиной разорвалась, когда агенты вышли в море.

Дедалов выглядел настороженным и даже шокированным. В расширенных глазах читался восторг, но геймдизайнер воздерживался от комментариев, а на прямые вопросы отвечал медленно, обдумывая каждую фразу. Кирилл понимал его реакцию. Не каждый день попадаешь в сокровенный мир бессознательного, да еще и несущий отпечаток твоей игры. А ведь главное было еще впереди – корабль держал курс на континент Сандарум.

Кирилл обернулся и пробежал взглядом по палубе. Дедалов о чем-то разговаривал с Капитаном, который исполнял роль штурмана и по обыкновению стоял у штурвала. На рее свесив ноги сидел матрос, двое других у дальнего борта возились со снастями.

Остальные члены команды людьми не были. С мачты на мачту порхали огромные коричневые птицы величиной с барана и существенно облегчали труд матросам, превращая управление кораблем в забаву. Мощные лапы легко управлялись с такелажем, короткие треугольные клювы ловко хватали канаты, словно червяков. Время от времени слышалось отрывистое чириканье, и казалось, что птицы осмысленно переговариваются. Присмотревшись к оперению, можно было узнать воробьев.

Впервые взойдя на палубу, Кирилл не преминул воспользоваться видоизмененным идентификатором. Пристально посмотрев на ближайшего воробья-переростка, психолог раскрыл справочник на случайной странице. В короткой статье было написано, что перед ним автономный психический комплекс, сущность для сопровождения инородных психических содержаний в глубины Психикона. Таким содержанием как раз были Кирилл с Дедаловым. Наморщив лоб, Дедалов сослался на мифологию и сказал тогда, что воробей – это вариация психопомпа, мифологического проводника душ в загробный мир.

– Слово "загробный" мне не нравится, – сказал тогда Кирилл.

– Пусть будет в "потусторонний", – пожал плечами Дедалов, – но это искажение научного определения.

Кирилл постучал пальцем по раскрытому идентификатору и сказал:

– Научное определение написано вот здесь.

– Гуманитарные науки тоже науки, – улыбнулся Дедалов.