Кирилл сидел в приемной Роджера, смотрел в одну точку и медленно глубоко дышал, стараясь успокоиться. Ничего не помогало. Под искусственным внешним спокойствием все существо психолога буквально кричало. Щеки покрывала трехдневная щетина, накинутый поверх пропотевшей рубашки халат был измят и испачкан кровью. Секретарша ерзала на кресле, без конца поправляла волосы и то и дело бросала на психолога короткий нервный взгляд. В руке он сжимал смартфон и каждую минуту проверял мессенджер. Крис не отвечала на звонки.

Из кабинета директора исследовательского института доносились обрывки телефонных разговоров на повышенных тонах. Едва один разговор заканчивался, как после короткой передышки начинался следующий. В свой же кабинет Кирилл заглянуть не мог – там хозяйничали чужие специалисты, что по душевным ощущениям могло сравниться с операцией без наркоза. Ему оставалось только ждать здесь, словно застряв в Лимбе.

Наконец телефонные звонки кончились и Рождер по селектору связался с секретаршей. Та с видимым облегчением пригласила Кирилла в кабинет, сопровождая свои слова извиняющейся улыбкой.

По кабинету плавали клубы сизого табачного дыма. Пепельница ломилась от окурков, крошки пепла покрывали полированную поверхность стола. Роджер ходил по кабинету кругами, закатанные рукава обнажали жилистые загорелые руки, но образ пожилого серфера сейчас померк, вымученная белозубая улыбка напомнила открытый перелом. В крепкое до боли рукопожатие директор вложил часть своей злости, после чего рухнул в рабочее кресло и махнул в сторону ближайшего места за переговорным столом. Минуту они сидели молча.

– Если узнает пресса, – сказал Роджер, – то нас закроют. Скажут, что мы гребаные франкенштейны и ставим опыты над людьми. И это правда, нет?

– Нет, – ответил Кирилл. – Мы – передний край науки и беремся за безнадежные случаи.

– Всегда оправдываются именно так, – слабо улыбнулся Роджер и тут же стал абсолютно серьезен. – Ты понимаешь, как меня подставил?

– Да. Извини.

Вместо ответа Роджер закурил. Выпущенный изо рта дыма был неразличим из-за уже клубящегося в воздухе.

– Что теперь? – спросил Кирилл.

– А я не знаю! – воскликнул Роджер. – Просто не знаю. Ситуация дерьмо, все варианты развития плохие.

– Я хочу показать кое-какие наработки.

– Ты уже наработал мне. Хватит.

– У меня есть результаты, которые все прояснят.

– А не поздновато, а? Знаешь, какой мне сейчас нужен результат? Не сесть! Тебя это тоже касается, кстати.

– Роджер, – медленно проговорил Кирилл.

– Ну?

– Я виноват, но смени, пожалуйста, тон. У нас есть проблема и мы хотим ее решить, так?

Роджер затянулся сигаретой, выжидательно глядя на Кирилла. Тот продолжил:

– Ты полагаешь, что проект вышел из-под контроля и стараешься решить проблему административными методами.

– Потому что он вышел из-под контроля, а я администратор.

– Да. Но в первую очередь мы оба – ученые. Даже не врачи. Поэтому я предлагаю решать проблему в той плоскости, где она зародилась: в научной, психологической, технологической.

– Что конкретно ты предлагаешь?

– Пойти ко мне в кабинет.

Роджер с силой вдавил окурок в пепельницу и поднялся.

За тремя мониторами Кирилла устроился незнакомый сотрудник. Он щелкал мышкой, хмурился и хмыкал. Рядом сидел еще один, постарше, и щурился оценивающим взглядом.

– А ну прочь свои ручонки! – заорал Кирилл так, что Роджер, вошедший первым, вздрогнул.

Парень за компьютером поднял пальцы от клавиатуры и недоуменно посмотрел на директора института. Тот примирительно сказал:

– Ребята, все верно, идите на перекур.

"Идите на хер", – хотел уточнить Кирилл, но сдержался. Он и не думал, что вмешательство в программу вызовет у него такую злость. Впрочем, он уже несколько дней был на взводе.

На полпути к своему рабочему месту, он замер, разглядывая палату. За стеклянной стеной дежурили двое врачей и медсестра. Оборудование для Психикона было сдвинуто в угол палаты и закрыто тканью, его место занял аппарат искусственного кровообращения, за терминалом которого сидел врач, поглядывая на мониторы. Поршни двигались как живые, по прозрачным пластиковым трубкам струилась кровь. Один из блоков осуществлял вентиляцию легких – из него выходила голубая гофрированная трубка и исчезала во рту Аркадия.

– Состояние критическое, – донесся голос Роджера. – Сердце и легкие отказали.

– Что с мозгом? – спросил Кирилл.

– Активен…

– Значит, не все потеряно!

– Но каждый час сила нейронных импульсов снижается на один-два процента. Врачи не могут это остановить…

Кирилл увлек Роджера к компьютеру. Пальцы привычно забегали по клавиатуре. Психолог чертыхнулся, глянув на отключенное оборудование, а затем на дверь, куда вышли посторонние специалисты. Через пару минут он развернул монитор в сторону директора и сказал:

– Незадолго до… кризиса я начал работать над визуализацией эго Аркадия. Программа еще не готова, но я успел получить несколько кадров. Смотри!

На мониторе возникло изображение. Очертания подрагивали, мелкие детали постоянно изменялись, словно изображение сгенерировала нейросеть или они наблюдали сон, который плохо запомнился. Рваные тени облаков стелются по залитому солнцем пустынному пляжу, что простирается вдоль огромной реки топким мелководьем с мягким песком вперемежку с илом. Кружат чайки. Роджер будто ощутил запах речной воды и рыбной слизи.

У самой кромки воды, безвольно раскинув руки, лежал на спине мужчина, одетый в архаичную одежду. В грудной клетке зияла страшная рана, дыра, в которую пролезет кулак взрослого мужчины. Даже в измазанном грязью лице легко было узнать Аркадия.

Роджер приник к монитору и провел по нему кончиками пальцев.

– Поразительно, – прошептал он. – Это выглядит намного перспективнее, чем твои ранние представления о Психиконе. Что ж ты раньше не показывал?!

– До сих пор у меня были только данные личного погружения, а их нельзя считать объективными.

– Значит, он сейчас… в своем внутреннем мире, Психиконе, лежит вот так?

– Это последние полученные кадры. Сейчас Аркадий отключен от Психикона, но, думаю, что ничего не поменялось.

– А вдруг он мертв?

– Исключено. Бессознательное интерпретировало его как выброшенного на берег, а именно так принято представлять разного рода выживших, например, после кораблекрушения. Если бы он умер по-настоящему, то покоился бы на дне реки или его растерзали бы хищники.

– Как это вообще возможно Кирилл?

– Я полагаю, что подключение к АИК дало свой эффект. В Психиконе он лишился сердца, и физическое тело получило сигнал сердце отключить, но мы подключили его к аппарату, поэтому бессознательное не позволяет эго умереть.

– Возник конфликт, – кивнул Роджер, прищурившись. – Но верх постепенно берет субъективная реальность. Нейрофизиологи говорят, что мозг вырабатывает химические вещества, как при ишемии, хотя кровоснабжение мы обеспечили.

– Именно! – воскликнул Кирилл, глянув на директора с уважением.

– Так, – сказал Роджер, с трудом отводя взгляд от монитора. – Расскажи мне все. Абсолютно все. Теперь я вижу, что шанс действительно есть. Теоретически.

Директор сунул в рот сигарету.

– Ты чего? – возмутился Кирилл.

– И ты бери, – протянул Роджер пачку.

– Не хочу.

– Хочешь, – с нажимом сказал Роджер. – Это трубка мира для ответственного совещания двух безумных ученых.

Кирилл вытащил сигарету и начал рассказывать. Роджер слушал с энтузиазмом, который неуклонно перерастал в недоверие и скепсис по мере того, как Кирилл переходил ко все более невероятным событиям. Но как только рассказ дошел до временного пробуждения Аркадия, директор вскочил со стула и заходил по узкому кабинету взад-вперед.

– Надо было сразу мне сообщить! – прогремел он.

– Официально институт вышел из проекта, – ответил Кирилл. – Все, что я делал, было на моей ответственности, и я не мог этим поделиться – возникло бы слишком много вопросов. Да и, признайся, ты не дал бы продолжить работу. Слишком много рисков.