Он продолжает говорить о необходимости диалога по укреплению контроля над вооружениями с Россией (скептического отношения к которому не скрывал его предшественник), тем не менее не конкретизирует, как он может быть воплощен в жизнь в условиях объявленной Москве гибридной войны, которой администрация открыто гордится.
Интересно, что 46-й президент также уделяет куда большее, нежели Д. Трамп, внимание «продвижению демократии», признавая при этом наличие проблем в самих США, однако лишь через призму существования неких антидемократических сил, упоминая о которых, он, по сути, сводит счеты с бывшим конкурентом на выборах и его сторонниками. Несмотря на балансирование ситуации в стране на грани вооруженного гражданского противостояния, администрация Байдена твердо привержена идее сохранять активное американское присутствие (с претензией на лидерство) во всех регионах мира, видя в этом залог поддержания выгодного Вашингтону миропорядка.
Стратегия 2022 года стала свидетельством отказа амери-канского истеблишмента от рефлексии и его стремления и дальше пребывать в вымышленной реальности, в которой во главу угла поставлены мечты ветеранов холодной войны о возвращении к де-факто однополярности. Если документ Д. Трампа, подготовленный за пять лет до этого, предлагал не лишенный традиционного высокомерия, но несколько более взвешенный и рациональный взгляд на международную ситуацию, с куда меньшим фокусом на мессианстве США, его преемник предпочел повторить изжившие себя мантры минувших десятилетий, игнорируя произошедшие в мире изменения, включая провал попытки Вашингтона мобилизовать против России и Китая страны Глобального Юга. Подход Байдена резко контрастирует с реалиями, в которых пытается оперировать его администрация, и наглядно свидетельствует о растущем идеологическом и интеллектуальном кризисе в США.
Другие опубликованные осенью 2022 года стратегические документы администрации Байдена — Стратегия национальной обороны и Обзор ядерной политики — также продемонстрировали сохранение курса США на глобальное доминирование с ярко выраженным антироссийским и антикитайским оттенком. Вашингтон, вновь определив в этих документах КНР как долгосрочного противника, а Россию — как объект новой политики сдерживания, по сути, констатировал начало новой фазы «второй холодной войны», в рамках которой США отводится прежняя роль лидера «демократического лагеря». Противоречие этого постулата реальному положению дел и тенденции к снижению мирового влияния Соединенных Штатов не были приняты во внимание. Ради сохранения (фактически возвращения) глобального доминирования США выразили готовность интенсифицировать милитаризацию космоса и киберпространства, значительно снизив порог риска в рамках противодействия Москве. В том, что касается возможности использования ядерного оружия, США по-прежнему руководствуются крайне расплывчатыми формулировками, развязывающими руки Белому дому и Пентагону в кризисной ситуации[82].
По прогнозам аналитиков, основанным на анализе американских доктринальных документов, в ближайшие годы политика Соединенных Штатов будет определяться тремя фундаментальными характеристиками.
Во-первых, это стремление во что бы то ни стало сохранить видимость «однополярного момента» в качестве базового наследия «победы в холодной войне», преобразовав его, если того потребуют обстоятельства, в «лидерство в Западном мире» или, еще шире, в кругу «демократических государств», противостоящих «автократиям», прежде всего России и Китаю. Раскол мирового сообщества на два противостоящих друг другу лагеря — привычная для американских элит парадигма, унаследованная от эпохи холодной войны. Она во многом обесценивает послевоенный международный правопорядок с его общими для всех, универсальными нормами и принципами, закрепленными в коллективно принятых международно-правовых инструментах. В результате появляются разговоры о некоем «порядке, основанном на правилах», которые не раскрываются.
Такая линия предполагает «двойное сдерживание» и балансирование на грани «войны на два фронта»: ведение «войны по доверенности» (by proxy) против России в связи с СВО на Украине, в том числе по линии НАТО и в рамках более широкой коалиции государств, готовых в той или иной форме участвовать в неприкрытой экономической войне против России; обострение вокруг Китая, являющегося стратегическим партнером России, ввиду того что он может воспользоваться ситуацией противостояния Запада с Россией для установления контроля над Тайванем, что лишило бы США главного козыря на восточном направлении политики сдерживания.
Во-вторых, США будут вынуждены иметь дело с серьезными социальными и экономическими вызовами — увеличением государственного долга, деиндустриализацией, старением населения и другими проблемами. Предсказуемо продолжится имущественное и этническое расслоение среди американцев. Подобное положение может привести к использованию политическими силами фактора «внешней угрозы» для отвлечения общественного внимания от внутренних проблем, как это уже не раз бывало в истории США.
В-третьих, продолжающееся перераспределение потенциала в мировом хозяйстве постепенно подтачивает основы американской экономики, в которой реальный сектор сегодня представлен незначительно. Наблюдается сокращение отрыва США от потенциальных конкурентов. Соответственно, глобальный курс Вашингтона будет все больше ориентироваться на борьбу с соперниками и попытки повернуть вспять процессы реконфигурации международной экономики, разумеется, в свою пользу.
Изучение эволюции американских доктринальных установок, начиная с «Длинной телеграммы» Кеннана, позволяет сделать вывод о том, что за последние 70 с лишним лет многое в глобальной стратегии США остается неизменным. Более того, целый ряд подходов, выработанных еще на раннем этапе холодной войны, сегодня вновь активно возрождается Вашингтоном. Достаточно вспомнить энергично продвигаемые Белым домом Индо-Тихоокеанские инициативы, которые во многом напоминают давно канувший в небытие блок СЕАТО.
В целом после некоторого ослабления традиционного агрессивного внешнеполитического курса либеральный истеблишмент США с удвоенной силой взялся за устранение препятствий для их (и западной) глобальной гегемонии в рамках политики «двойного сдерживания», которую можно было бы определить как финальный этап 30-летнего периода мировой истории, начавшегося после окончания холодной войны. Обострение между Западом и Россией, вызванное этим стратегическим выбором Америки, все чаще характеризуется как «новая холодная война» или «холодная война 2.0», сопряженная с угрозой перехода в ядерный конфликт.
Иллюстрации к главе 3
Первая страница «Длинной телеграммы» Дж. Кеннана.
Дж. Кеннан — автор «длинной телеграммы», считается идейным отцом доктрины сдерживания
Конференция СЕАТО в Маниле
Б. Обама и С. Райс, советник президента по нацбезопасности, отвечавшая за подготовку Стратегии 2015 года.
Юбилейный саммит НАТО в Вашингтоне (1999).
Д. Трамп пытался трансформировать подходы США к мировой политике, в том числе выступая с критикой блока НАТО.
Одним из практических воплощений установок Дж. Байдена в сфере национальной безопасности стало решение о продаже ядерных подлодок Австралии в рамках инициативы AUKUS.
Глава 4
Глобализация, неолиберализм, «золотой миллиард»
Один из наиболее любимых американскими идеологами приемов аргументации заключается в ссылке на некие «объективные» глобальные проблемы, с которыми борются «прогрессивные» и «демократические» государства во главе с США. Логика американских стратегов проста: если внушить общественности, что терроризм, наркоторговля или тотальная утечка персональных данных — это данность, то сопротивляться попыткам Вашингтона «побороть» эти вызовы не просто неразумно, но и опасно. На этом фоне захватнические войны объявляются борьбой с терроризмом, инспирированные Белым домом антиконституционные перевороты именуются проявлением воли свободолюбивых граждан, а экономическое закабаление отдельных государств и целых регионов — стиранием границ на пути свободного движения товаров.