Нелишне будет вспомнить слова Сталина, прокомментировавшего выступление Черчилля в Миссури: «Господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира»[327]. Эти слова советского лидера актуальны и сегодня, когда англо-американские претензии на всемирную исключительность используются в качестве движущей силы глобальной антироссийской кампании, ведомой Вашингтоном и Лондоном.

Классический пример «политического реализма» и вытекающего из него понятия «баланса сил» дал Гарри Трумэн. Еще в 1941 году, будучи сенатором от штата Миссури, он заявил в одном из своих выступлений: «Если мы увидим, что побеждает Германия, мы должны помочь России. А если верх будет одерживать Россия, мы должны помогать Германии. И пусть они таким образом убивают друг друга как можно больше» (цит. по: Catledge T. Our Policy Stated // New York Times, 1941, June 24). Через четыре года этот же «реализм» приведет к варварским убийствам сотен тысяч мирных жителей в ходе атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.

Дж. Маршалл в Гарварде.

Практика открытого привлечения нацистских стратегов на службу Вашингтона вызывала неприятие у многих американцев, среди которых был знаменитый режиссер Стэнли Кубрик. В комедии «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу», вышедшей на экраны в 1964 г., С. Кубрик высмеивает сотрудничество Белого дома с гитлеровскими геополитиками. Заглавный герой фильма — бывший нацистский стратег, чья настоящая фамилия — Мерквюрдиглибе, «странная любовь» (Стрейнджлав — дословный перевод на английский). После войны он обосновался в Вашингтоне в качестве советника по стратегии Президента США, разрабатывая геополитические доктрины, которые неизбежно включали в себя глобальную ядерную войну. При этом он не может избавиться от привычки вскидывать руку в нацистском приветствии и называть американского президента «мой фюрер». «Странная любовь» Белого дома к нацистским геополитикам является одной из малоизвестных страниц истории США, которая до сих пор тщательно скрывается американскими властями.

Руководители подразделений «Гладио».

Бесчеловечные эксперименты японского отряда 731 не помешали сотрудничеству его руководителей с США после войны.

Командир Отряда 731 Исии Сиро после войны на встрече с бывшими коллегами.

У. Черчилль во время Фултонской речи.

Р. Гелен — нацистский генерал и респектабельный гражданин ФРГ, основатель БНД.

Р. Гелен — годы спустя руководитель БНД.

Бреттон-Вудская конференция, положившая начало существованию одноименной системы.

Плакат в поддержку Плана Маршалла.

К тому моменту как Черчилль произнес свою речь, уже стало очевидно, что окончание Второй мировой войны привело к новому этапу геополитического противостояния, для победы в котором Вашингтон намеревался задействовать все силы и средства. Уже был разработан первый план ядерной войны против Советского Союза, предусматривавший атомные бомбардировки нескольких десятков советских городов[328]. Вашингтон также начал реализацию масштабного плана Маршалла, который был призван удержать Европу на стороне США. Готовилось создание НАТО. Агрессивное давление оказывалось на Францию и Италию, где популярность коммунистических партий, внесших огромный вклад в движение сопротивления, была столь сильной, что они могли прийти к власти по итогам выборов.

На южном направлении внимание Белого дома особенно привлекала Греция, в которой шла война между коммунистами и правыми, поддерживаемыми США, а также соседняя Турция, представлявшая собой удобный плацдарм для давления на южный фланг СССР. Заместитель госсекретаря Д. Ачесон предупреждал, что если греки и турки попадут под влияние Москвы, то под угрозой окажется все Средиземноморье, в том числе Италия и Франция [329]. Это была не только политическая, но и геополитическая угроза. На Западе хорошо помнили, что стремление взять под контроль черноморские проливы было одним из многовековых приоритетов российской политики еще со времен империи.

Именно события в Греции и Турции стали импульсом для появления доктрины Трумэна. В ней во всеуслышание признавалось разделение мира на два лагеря, которое американский лидер недвусмысленно представил в качестве борьбы добра против зла, свободы против рабства, человеческого достоинства против угнетения. Разумеется, лидером «сил добра» в его понимании стали США, а противоположный лагерь возглавил СССР.

Ключевая мысль Трумэна проста: «Почти каждая нация должна сделать выбор между альтернативными образами жизни, — говорил он, — один путь основывается на воле большинства, его отличают институты свободного общества, представительное правительство, свободные выборы, гарантии индивидуальных свобод, свобода слова и вероисповедования, а также свобода от политического преследования»[330]. Разумеется, есть и другой путь. В его основе, утверждал американский президент, лежит «воля меньшинства, которая насильно навязывается большинству». Очевидно, речь идет о СССР, который, по мысли Трумэна, желает установить марионеточные коммунистические режимы в тех странах, которые еще колеблются. Греция и Турция — наиболее яркие примеры, однако за ними могут последовать и другие государства, которые еще не приняли решение следовать по первому из путей, обозначенных в президентской речи.

Тут же Трумэн называет и цену, которую нужно заплатить за то, чтобы избежать столь неприятных событий: 400 млн долларов, а также еще целый ряд мер гражданской и военной помощи грекам и туркам. Ачесон и другие ближайшие помощники президента, разрабатывавшие доктрину, подчеркивали, что речь Трумэна относится не только к двум упомянутым странам, но и широкому кругу государств, которым «угрожает» коммунизм.

Именно финансовая помощь, которая якобы должна помочь максимально быстрому восстановлению экономики, должна превалировать, считали американские стратеги. Эту идею наиболее ярко выразил Дж. Маршалл, писавший: «…страны Западной Европы не смогут играть свою роль без помощи извне. Их народы глубоко недовольны своим положением. Если они вскоре не ощутят улучшения своих дел с помощью демократических методов, они могут оказаться вынужденными повернуть в другом направлении. Именно в этом скрывается сила тактики коммунистов: они побеждают в условиях краха, когда достаточно сильны нищета и хаос. Вот почему любая программа демократического восстановления Западной Европы должна решить не только сложные экономические проблемы, являющиеся последствиями войны, но также преднамеренный саботаж коммунистов, которые в сохранении нищеты и хаоса видят свой лучший шанс на конечную победу»[331].