— Ворон… — прошептала, но пустынник только прижал палец к моим губам.

— Коджа. Зови меня коджа, эйше.

Мотнула затуманенной головой, чтобы тут же распахнуть губы в бесшумном крике.

Ноющий, затвердевший сосок мягко, но сильно скрутили пальцами. Волна жара потянулась по венам, разгоняя кровь, и я выгнулась, словно подставляя себя под эту ласку. Хотелось большего, и будто услышав мои желания, Тайпан сменил тактику, перестав стучать своими бедрами о мои. Теперь он раскачивал меня вперед-назад, вынуждая тереться мешающей тканью белья о твердый и горячий ствол, натянувший брюки.

От каждого движения меня било все более крупной дрожью. Досягаемость желаемого и пьянила, и держала, словно удушившая цепь, не подпускающая к самому сладкому.

Впившись пальцами в руку Ворона, все еще державшую мое горло, я впервые поймала себя на мысли, что хочу сдаться.

Плевать, что будет завтра. Плевать, что они будут думать. Я слишком голодна, чтобы отказывать себе, очень устала быть одна и хочу близости так сильно, что звенит в ушах.

— Коджа… — прошептала вновь, сдавленно и жалобно, надеясь, что он поймет мою молитву, обращенную к его черным, как ночь, глазам.

Они сомневались лишь мгновение, но такое долгое, что я умоляюще сдвинула брови, теряясь в ожидании, плавившем кости.

Только не молчи… Прошу, не молчи…

Наконец пустынник кивнул, обещая мне то самое, сокровенное, от тоски по которому так выкручивало мышцы.

Неожиданно резко прижавшись губами к моему уху, он тихо, но предупреждающе зашептал:

— Не сейчас, эйше. Только ласки. Но когда ты будешь готова, нас будет двое. Сразу, — от его слов окончательно закипела кровь, рисуя слишком реалистичные картины в пьяном воображении. — Ты устанешь, но будешь хотеть еще и еще. И мы отдадим тебе все, маленькая голодная женщина. Поняла?

Ставший шипением голос лихорадил, и я вновь мелко закивала, закрыв глаза и прислушиваясь к гудящим ребрам, грозившимся треснуть от нетерпения.

Да… Я представляла, как такое может звучать именно его голосом… Уверенно, несгибаемо, так, что сопротивление невозможно.

Излишняя молчаливость мужчины с лихвой компенсировалась теми редкими словами, что он произносил, делая их невыносимо тяжелыми, могущественными и убийственными для меня.

— А сейчас выбирай: пальцы или рот?

Не могу!

Из дрожащего горла вырвался только стон, даже отдаленно не похожий на ответ, и я испуганно распахнула глаза, боясь, что пустынник может передумать.

— Ласкать тебя ртом? — продолжая шипеть прямо в губы, повторил он. — Или пальцами? Давай, эйше, ты сможешь сказать.

— Пальцы…

Звучало жалко даже на мой слух, но этого оказалось достаточно, чтобы движения прекратились. Между ног появилась ладонь, уверенно сдвинувшая белье в сторону и без лишней прелюдии толчком вдавившая пальцы в узкую тесноту.

— Кончай громко, эйше, — прогремело у меня в ушах громом, и перед глазами взорвалась вселенная.

Вздрагивая всем телом, я растеклась в мужских руках, не контролируя ни единую мышцу. Трясущиеся ноги еще крепче сжали чужие бедра, а руки повисли плетьми, не позволяя от дрожи даже сжать пальцы.

Только спустя секунду я поняла, что кричала так откровенно и протяжно, что меня, должно быть, услышала вся округа. Но мне было уже все равно.

Скатившись на чужую грудь, я тяжело дышала, слыша, как грохочет сердце Тайпана под ребрами. Непослушное, размякшее от удовольствия тело наполнилось легкостью, немного проясняя голову, все равно не желавшую что-либо соображать.

Я была растеряна силой накрывшей волны и медленно хлопала ресницами, пытаясь наладить дыхание.

О боги…

Что же они со мной делают? Почему так яростно и требовательно просыпается голод, кусающий до тех пор, пока я не получу желаемого? Такая потребность… Дикая, необузданная, неконтролируемая… Словно рядом с пустынниками падают все мои стены, с жутким грохотом рассыпаясь к их ногам.

И мне это нравится… С каждым разом все больше.

На спину опустилась горячая ладонь, мирно поглаживающая полосу позвонков, успокаивая. Со стороны послышался шорох ткани, дав понять, что Ворон вернулся на свое место, словно ничего и не было, и с тихим стоном вытянулся на лежанке.

Пальцы скользнули по лопаткам и поднялись выше, мягко зарывшись в волосы на затылке и чувственно смяв кожу, отчего я закатила глаза, словно наглаженная и досыта наевшаяся кошка.

— Голодная, жадная айше, — с улыбкой прошептал Тайпан, повторяя слова прошлой ночи. — Засыпай. Ты устала.

Решив оставаться покладистой до конца, я окончательно опустила ресницы и провалилась в крепкий беспробудный сон.

В который раз…

— Эй! Подъем!

Громкий крик Сиборга рывком вырвал меня из сна, как котенка за шкирку.

Открыв глаза, я сонно огляделась, пытаясь собрать заброшенные на пустынников конечности, широко зевая.

— Скоро в дорогу, — не заглядывая в шатер, мужчина вновь напомнил о себе, но уже куда тише. — Вставайте, или завтрака вам не останется.

Шумно топая тяжелыми сапогами, мужчина удалился, не став больше стоять над душой.

Тайпан лениво открыл глаза, словно невзначай погладив меня по волосам, растекшимся по его груди.

— Платок слетел, — подметил он хриплым ото сна голосом. — Выспалась?

Молчаливо покачав головой, я зевнула еще раз и потерлась лбом о горячую грудь. Меж лопаток расцвел поцелуй, дав знать, что Ворон тоже не спит, и горячие пальцы жадно сжали бедро, на несколько секунд замирая в таком положении.

Конечно, как только я окончательно проснусь, буду винить во всем затуманенную дремой голову. И в том, что нет смущения, позволявшего прижиматься к пустынникам, и нет стыда за то, что произошло перед сном. Только легкая, приятная нега играет в мышцах, плавя их сладкой истомой.

Мне было на удивление хорошо. Как не было слишком давно.

Настроение было отличное, улыбка, хоть и робкая, но искренняя, играла на губах, не позволяя себя спрятать, а ресницы дрожали от будоражащих воспоминаний.

— М-м-м… Сытая эйш, — замурлыкав от моего прикосновения, прошептал Тайпан, не спеша подниматься. — Пробыл бы с тобой в постели весь день.

— Поддерживаю, — раздался тихий голос Ворона за спиной, и я улыбнулась. — Но нам пора.

— Еще пять минут, — взмолилась, и мужчины в знак согласия только вздохнули.

Вытянув ноги и руки, сладко потянулась, упав на спину. Пустынники тут же зашевелились, разворачиваясь, и меня надежно опутало тяжелыми руками, заключая в горячий плен.

— Тай…

— Икинджи, — машинально поправил красноволосый, напоминая о наших шпионских играх.

— Почему икинджи?

Не дав еще сильнее себя обнять, перевернулась на живот и подперла подбородок рукой.

С этого ракурса они выглядели еще милее в своей расслабленности. Поражаясь этому открытию, я осторожно убрала с лица Ворона упавшую на лоб прядку. Пустынник только поморщил нос от щекотки и демонстративно боднул мою руку, намекая, чтобы я не отнимала пальцы от его щеки.

— Потому, что я второй.

— И как это определяется? — подняв пятки к потолку, я поболтала ногами, вытягивая пальчики.

— Так положено, — Тайпан широко зевнул на полуслове, но продолжил. — Ворон старше, поэтому он коджа. Я младше, поэтому икинджи. Видишь? У него две сережки.

Бросив взгляд на манящие и интригующие украшения, порочно закусила губу, разглядывая трепетные кружочки мужских сосков, проколотые серьгой.

Страшно хотелось их потрогать, узнать, какой на это будет реакция, но я позволила себе только на секунду закатить глаза, чтобы это представить, пока пустынники делают вид, что спят.

— Они тебе нравятся, — не спросил, а резюмировал Тайпан.

— Они… вызывают любопытство. Больно?

— Недолго, — ответил Ворон, накрывая мою лежащую на его щеке ладонь своей. — На нас быстро заживают раны.

— Они только для того, чтобы дать знать, кто старше? Не проще ли просто озвучивать возраст?