Но не сразу.

Супруг не сказал, на её слова о перепихоне с Сергеем:

— Ясно. А я тоже изменял.

Нет.

Сначала он как-то побледнел, потёр скрытую футболкой грудь, словно успокаивая боль в сердечной мышце, потом встал со стула, на который успел сесть, пока из Любы лились откровения, подошёл к холодильнику, наклонился и поднял початую бутылку коньяка, пару месяцев пылившуюся на полу между ним и кухонным шкафчиком с кастрюлями и сковородками.

— Будешь?

— Нет. Завтра перед самолётом для храбрости махну.

— А я для храбрости сейчас.

Не став искать рюмки, которыми они пользовались редко, Стас потянулся к кружке, и пару мгновений в кухне был слышен только звук того, как жидкость цвета крепкого чая переливается из стеклянной бутылки в керамическую кружку.

Потом в два захода проглотил налитое, дисциплинированно вымыл в раковине и, перевернув, поставил чашку на мягкий коврик для сушки посуды, вытер руки о маленькое полотенце и вернулся на стул.

— Это нормально. Так должно было со мной случиться. Бумеранг.

— Вот сейчас как-то непонятно.

— Я тоже изменил.

— Технически мы не можем друг другу изменить. То есть изменой будет появление перед знакомыми с кем-то другим, а не секс, о котором никто не узнает, — попыталась Люба стряхнуть с себя клеймо изменщицы. Она же Кошкина. Кошкины любвеобильные, но верные.

— Я изменил Анне.

— Она умерла. То, что ты живёшь дальше и с кем-то спишь, не измена, — теперь вместе с жалостью к нему, у неё зародилась мысль, что душе поэта не помешала бы консультация у психолога, чтобы профессионал дал советы, как ему отпустить этот груз потери.

— Я изменил ей перед свадьбой. А потом её не стало.

Будь Люба менее сдержанной, она бы посоветовала ему поучиться шутить, а то пока выходит не смешно. Но она не стала недоверчиво фыркать, а через пару мгновений её разум всё-таки усвоил услышанное, проанализировал выражение лица мужа и счёл информацию правдивой.

Как так? Стас же однолюб! У него траур пять лет длится!

— Ты начал испытывать симпатию к другой девушке?

— Я с другом поехал в Питер по делам фабрики, мы выпили, ночью встретили двух подруг, выпили ещё с ними, и всё получилось само собой. Без чувств или инстинктов. Просто так.

И зачем Люба спросила про цветы?

Ещё и про Сергея разболтала. Нашла, кому душу изливать!

Двадцать восемь лет спокойной жизни, и тут на тебе! Сначала тело потребовало мужчину, а теперь ещё и язык развязался.

А Стас то каков! Никогда бы не подумала… Да никто бы не подумал, он же Анне такие стихи писал! И добивался её столько!

— Как можно просто так, — начала Люба и сама же себя осекла. У остальных Кошкиных всё было по любви и избытка чувства, у неё с Сергеем из-за зова плоти, нельзя переспать с кем-то просто так! Но потом она вспомнила, что все её прежние попытки близости тоже были «просто так». Все этим занимаются, мечты лишиться невинности в первую брачную ночь у неё не было, вот она и познавала эту стороны взрослой жизни, не желая быть белой вороной среди сверстников, пока не стала достаточно зрелой и уверенной в себе, чтобы не пытаться соответствовать тому, что ей не близко. — Ладно, можно, но ты же уже взрослым был. Почти женатым человеком. А если тебе предложат наркотика за компанию попробовать? Или ты употребляешь?

— Что? Нет!

— Куда-то меня не туда занесло, — признала Люба. — Извини, я тебя не отчитываю. Это всё из-за удивления. Сильно ты меня удивил. И я тебе тоже?

Стас на это только пожал плечами, вероятно, ещё не отойдя от услышанных и произнесённый откровений.

— Ты вещи в пакеты сложил? Чемодан в моей комнате, я тебе половину оставлю.

И на этом супруги разошлись по своим спальням. Рассказали о сексе с другими людьми и разбежались по углам, чтобы собрать вещи к завтрашнему отлёту к свёкру, ради спокойствия которого вся это история с браком и затевалась.

Спалось Любе плохо. Как бы она не отгоняла мысли о случившемся накануне не состоявшейся свадьбы и не твердила себе, что ей самой бы стоит подумать о своей нравственности, а не судить о том, как Стас поступил в прошлом, но подсознание было сильнее.

Как итог: во сне Люба оказалась в роли невесты, чей жених изменил. Причём она знала, что это может произойти, но ничего не сделала, чтобы предотвратить, ведь каким-то образом это заслужила. Вроде как бумеранг.

Бредовый сон.

Выходит, облегчив совесть, она не только не почувствовала себя лучше, но и приобрела гадостное ощущение, от которого и бежала всю пятницу, сначала концентрируясь на работе, а теперь думая о биографии Лидочки, которая ей по сути безразлична.

Пятничный завтрак был странным.

Словно они вернулись почти на два года назад.

В то время они старались проявлять вежливую доброжелательность и одновременно быть ненавязчивыми, привыкая существовать рядом.

Этим утром они вернулись в прошлое, не ощущая себя так свободно и спокойно, как это было ещё день назад.

Люба чувствовала за это вину. Она же всё начала.

Да и своё собственное поведение, а именно инцидент с Сергеем стал видеться ей в ином свете.

Дурной запашок от этого. Фиктивный брак или нет, проводя время с другим мужчиной, она обманывает родных, верящих, что у них со Стасом семья, и самого Серёжу как бы втягивает в болото.

Вот сейчас он посмотрит, как удобно иметь замужнюю пассию, и решит, что это то, что ему нужно.

А ведь он не так давно был добропорядочным семьянином, пока не устал терпеть тараканов любимой, слишком зависимой от родителей.

Что, если подавший сиюминутному порыву, Люба сбила его с курса, открыв для него мир порочных связей, который его затянет своей необременительностью?

Какая-то она не правильная Кошкина. Замашки есть, но какие-то извращённые.

Ладно. У неё каникулы, самолёт, Новый год со свекром и Стас, так что всерьёз переживать ещё и о взрослом мальчике Серёже она не могла, и без него хватало забот. Вот и вышло, что самым безопасным и безобидным было думать о знакомстве с Лидочкой.

Однако думы не мешали ей действовать.

Люба приняла душ, поухаживала за телом, хоть под трикотажным платьем, которое она берёт с собой в деревню для праздничного ужина, этого никто не заметит, и вышла из душа в халате как раз к тому моменту, как Стас ключом открыл дверь.

— Задержался немного. До такси два часа ещё в запасе, не опоздаем.

— Ага, — согласно кивнула она. — Хочешь сделать доброе дело?

— Хочу.

— Тогда звоню Стасику. Оставлю ему ключи, пусть отдохнёт на выходных с Наденькой у меня в комнате.

Спрашивать, с чего такая щедрость, и напоминать, какой скандал она закатила, когда он сам занялся подобной благотворительностью, дав ключи от своей квартиры братцу жены, понятливый Стас не стал.

Новый год пора чудес и доброты.

Мужчина упустил столько возможностей рассказать о своих притязаниях и надеждах, всё выжидая удачного момента, что сейчас осознанно не стал открываться. Вчера разоткровенничался так, что признание в светлых чувствах от его рожи будет оскорблением.

Причём на Любу он обиды не почувствовал, она не собиралась изменять, ставя под сомнение их брака. Ей стало одиноко, и у неё случился инцидент. Уж кому, а не Стасу осуждать такой порыв. Он ему поддался, имея обязательства перед любимой невестой, а Люба никого не предала.

Да и он сам осознал, что жена для него больше чем соседка не так давно, так что распознать его зародившуюся симпатию, она физически не могла, поэтому отдала своё внимание… свою благосклонность другому. Тому, кто её подвозил.

Погода испортилась, и добрый малый на авто оказался очень кстати. Ушлый мудак.

В общем, раз раньше не объяснился, то выворачиваться наизнанку второй вечер подряд да ещё и перед дорой Дубравин младший посчитал лишним.

Пусть уже в следующем году Люба узнает о чувствах мужа.