Когда Танюша пошла в первый класс, у её родителей запоздало начался кризис в отношениях. Несмотря на то, что дети жили в комнате с дедом, им не хватало места, да и почти вся пенсия Петра уходила на лекарства для его ухудшающегося с каждым прожитым месяцем здоровья, поэтому ощутимо он в семейный бюджет вкладываться не мог. Всё лежало на плечах Алексея, так как Соня великим художникам не стала, перебивалась небольшими заказами, и её родители никак не помогали, ведь у них была младшая дочь, которая не опозорила и не разочаровала родных, сделав неправильный выбор.

Денег было мало, а забот много, хоть дедушка инвалид и двое детей были достаточно самостоятельными и почти всё время в квартире проводили втроём в своей комнате. Напряжение между супругами и усталость вызывали ссоры, подработки приносили доход, но порождали взаимную ревность. Всё могло закончиться разводом, если бы одна из работ Лёшки Кошкина не попала на глаза Станиславу Викторовичу Дубравину, у которого был целых цех, где столяры и краснодеревщики делали кровати, кресла-качалки и другие изделия, требующие талантливых рук мастеров, способных выполнить любой заказ, чтобы клиент не нарисовал.

Новая интересная работа и хорошая зарплата всего за три месяца восстановили благоприятную атмосферу в доме.

Супруги стали откладывать деньги на покупку уже своей собственной квартиры. А Пётр сам предложил продать свою, переехать в комнату в коммуналке, а оставшуюся сумму отдать детям, чтобы с накоплениями им хватило на трёшку, ведь неожиданно выяснилось, что Соня уже на третьем месяце беременности.

Но внука он так и не увидел, позавтракав утром с внучками и сыном, Пётр прилёг отдохнуть, пока невестка вышла прогуляться за хлебом, и тихо ушёл туда, где его давно ждала любимая жена.

На похороны отца Марина не успела, приехав на два дня позже. Её муж остался без работы, она, улыбаясь, повторяла, что трудности временные, но младший брат понял, что сестре нужны деньги. О наследстве не было сказано и слова, та ни на что не претендовала, проводила время в комнате отца, утирая слёзы, разбирала старые вещи и общалась с племянницами.

Вариант с делёжкой квартиры, имея двух детей и беременную жену, Алексей не рассматривал, ломая голову, как быть, пока Дубравин сам, каким-то образом прознав о трудностях, не предложил беспроцентный кредит.

По доброте душевной это было сделано или, чтобы привязать к себе и получить вечную благодарность работника, сути не меняет. Лёша отдал деньги сестре, не слушая её отказов и не рассчитывая всерьёз на обещание всё вернуть.

Когда Соню за неделю до назначенного срока положили в больницу, Станислав Викторович разрешил ему приводить с собой на работу дочерей, а потом дал четыре дня оплачиваемого больничного, чтобы забрать жену и сына из роддома и помочь на первых порах.

Нельзя сказать, что Кошкин назвал ребёнка в честь своего работодателя. Но имя светлое, и человек его носит хороший, почему бы так сына не назвать?

Хитрый Стасик, избегая дальнейших разборок, перетёкших бы в скандал с угрозами, слинял через минуту после тихо прошмыгнувшей за дверь Наденьки. Наверное, нагнал её и вызвался проводить.

Поэтому у Любы был целый час в одиночестве, чтобы остынь, всё обдумать и понять, что скажет мужу.

А что, собственно, он такого сделал?

Квартира его. Ключи от неё тоже, и он может давать их кому угодно. Всё действие происходило в его комнате, и личное пространство Любы, о котором они заранее договорились, никто не нарушил. Да и никого чужого она ведь дома не застала. Не обнаружила пугающего незнакомца, распространяющего ауру опасности. Или самую дешёвую представительницу древнейшей профессии, которая могла принести с собой какую-нибудь заразу.

Единственное, что могла распространять Наденька, это флюиды чистоты, доброты и душевной невинности. Жаль, что не физической, но тут уж остаётся лишь надеяться, что её она лишилась до Стасика. Ведь, если этот гад не только уговорил её «пошалить», но ещё и совратил, Люба больше не сможет ходить в столовую — чувство вины перед тёзкой испортит весь аппетит.

Ох уж это повышенное чувство ответственности! И почему из всех Кошкиных дед передал эту черту только ей, а остальным досталась повышенная… эм страстность?

— Я дома, ты опять забыла закрыть дверь, — объявил о своём возращении муж.

— Я подумала, что её незачем закрывать, ведь ты раздаёшь ключи всем желающим, — донесся до него из кухни ответ жены.

Как бы там не считали окружающие, а жениться Стас Дубравин собирался по большой любви.

Да, их с невестой возраст отличался от стандарта, когда молодые ровесники или мужчина на пару лет старше женщины, но он был убеждён, что возраст при их чувствах только цифра.

И именно чёртовы цифры сыграли с ним злую шутку.

— Если собираешься быть верным мужем, то следующие сорок лет будешь заниматься сексом только с одной женщиной, — сказал его компаньон Тёма за неделю до свадьбы.

— Почему именно сорок? Может, мы до ста лет проживём.

— Чьих ста лет? — ухмыльнулся Артём. — Ну попыжишься ты до семидесяти на какой-нибудь виагре, а потом тебе самому ничего хотеться не будет. Всю оставшуюся жизнь сможешь прикасаться только к одному телу, на всех остальных будешь только смотреть и то, если жена не видит.

— Меня её тело устраивает, мне другие не нужны.

— Пока устраивает, а потом будешь вспоминать ощущения от того, как быть с другой женщиной, и во снах это видеть.

— Неподходящее место для таких обсуждений, — шикнул на него без пяти минут женатый человек, ведь разговор велся в Эрмитаже, куда приятели пришли провести последний день командировки.

— Отложим до вечера, быть в Питере и не пойти на рейв — преступление.

— Рейв это клуб?

— Это туса с диджеями. Я уже нашёл место, отрываемся там полночи, потом городом любуемся, завтракаем в гостинице, забираем вещи и на такси в аэропорт.

— А спать когда?

— В самолёте выспишься.

Полуподвальное помещение с маленькой сценой и баром. Душно, громко, все прыгают, толкаются, машут головами и руками. Как ни странно, что-то в этом было, и Стас с Артёмом пробыли там почти до двух ночи, а потом перешли в другое место, где ещё час пили и подпевали популярным музыкальным хитам.

После в философско-лирическом настроении приятели отправились на прогулку, чтобы допить свой последний заказ — две бутылки тёмного пива, прежде чем сесть в такси.

Речь снова зашла о скорой женитьбе, но уже о сопутствующих тратах: времени, нервов и денег.

— Хорошо, что договорились с новой точкой. Теперь отпуск после свадьбы на три дня дольше получится, деньги будут, а с документами папа сам разберётся.

— Пойдём на воду посмотрим.

Спустившись по широким высоким ступеням, они прошлись вдоль берега, слушая плеск волн, и практически под мостом приметили двух девушек. Вместо пива у них была полупустая бутылка текилы и надкусанный лимон. Именно освещаемый экраном телефона лимон так впечатлил приятелей, что они, не сговариваясь, остановились рядом с импровизированным пикником, происходящим на фиолетовом пледе или какой-то другой тряпке, которую дамы расстелили и устроились сверху, встречая рассвет.

Мужчины витиевато поздоровались, сделав комплименты и погоде, и девушкам, соответствуя атмосфере культурной столицы, и услышали в ответ такие же расшаркивания, сопровождающиеся хихиканьем и предложением присоединиться к ним и полюбоваться видом вместе.

Вместо обмена именами четвёрка поделилась напитками.

— …продуктивная деловая поездка, через шесть часов летим домой, — рассказал им Артём.

— А я с парнем рассталась, — объявила обладательница крашенных в грязно-розовый цвет волос. — Подруга приехала ко мне на два дня поддержать, — приобняла она блондинку, положившую голову ей на плечо.

Кондиция у всех была примерна одинаковой, что весьма раскрепощало, и следующие полчаса они болтали как старые знакомые, пока не прикончили всю выпивку, лимон и подтаявший батончик баунти, чудом оказавшийся в кармане Тёмы.