Мир многообразен и многолик, поэтому и сферы добра у него бесчисленны по количеству и качеству. Различия между ними могут быть исчерпаны только с гибелью этого мира, а следовательно, и зло неуничтожимо до тех пор, пока этот мир жив. Георг понял, что справился с уроком Учителя, но новое знание вносило в его разум горечь, понимание несвободы в выборе поступков: ты или для Бога, или против него.

– Что это ты, негодник, опять спать завалился?! – услышал сквозь ватную тишину сна Георг. Он с трудом разлепил веки.

Перед ним стоял разгневанный наставник и, постукивая от возмущения посохом, тряс его за плечо.

– Учитель! Как я рад вас видеть! – Проквуст сладко потянулся и поспешно встал, на лицо его наползла идиотская улыбка, он ощущал ее, но согнать пока не мог.

Кирилл осекся, слишком необычной была реакция ученика, вместо оправданий – безмятежная улыбка! Белоус сел и положил к ногам увесистый заплечный мешок.

– Рассказывай, Георг, что тут поделывал и как докатился до жизни такой, – старик кивнул на большой пень, на котором минуту назад сладко спал Проквуст.

– Я в доме прибрался, – начал Георг, – потом дрова рубил.

– Долго?

– Часа полтора.

– Так, хорошо. Дальше.

– Затем я занимался рыбалкой.

– И где улов? – лукаво спросил его Учитель.

– Там, – Георг махнул рукой, – в бочке.

– Правда, что ли?! – удивился Кирилл. – Неужели поймал?!

Он, больше не говоря ни слова, вскочил и быстро зашагал к бочке. Проквуст растерянно встал, он не знал, идти или оставаться, поэтому просто застыл в нерешительности. Учитель наклонился над бочкой, внимательно осматривая ее внутренности. Вот он выпрямился, оглянулся в сторону Проквуста и крикнул:

– Бери мой мешок и неси в дом. А потом иди за глиной для своей рыбины, печь будем.

Проквуст вприпрыжку догнал его и услышал, как Учитель бормотал про себя что-то вроде: везет же этому мальчишке, с первого раза такой улов!

– Ну, что стоишь? – строго посмотрел на ученика Кирилл. – Я тебя куда посылал?

– Да глина уже приготовлена, учитель, я сейчас только рыбу принесу.

– Что ж, – голос Белоуса подобрел, – молодец, все успел. А с уроком как?

– Сделал, Учитель! – крикнул ему в ответ Георг уже из-за двери. – Я готов к ответу на вопрос.

– Да-а?! – Белоус был явно удивлен.

Он присел к столу и удивленно смотрел на суетящегося рядом с очагом Проквуста. Рукой он поглаживал усы. Проквуст уже знал, что это признак размышления, видимо, он всерьез озадачил своего Учителя. Наверное, мелькнуло в голове у Георга, сидит он сейчас и думает: «Вот ведь парень заврался, нахал!»

Рыба была бесподобно вкусной. Только сегодня Белоус вел себя иначе: он не шутил, вообще почти не разговаривал, сразу же уткнулся в свою тарелку. Проквуст чувствовал себя несколько обиженным, он весь день один провел, столько всего произошло, а Учитель молчит! Но начинать разговор не решался. Рыбу съели, Георг налил себе и Кириллу горячий травяной чай, а тот по-прежнему не поднимал на ученика глаз.

– Учитель, – робко спросил Проквуст. – У вас что-то случилось?

– Почему ты так решил? – удивленно отозвался Белоус.

– Вы все время молчите, на меня не смотрите.

– А может, это ты провинился?

– Я?! – Проквуст почувствовал, что покраснел. Проклятое чувство неведомой вины вынырнуло из глубины подсознания.

– Покраснел, значит, и впрямь чего-то мне недоговорил. Ну да ладно, дальше видно будет. Садись напротив, ученик, об уроке твоем поговорим. Так что же ты надумал о добре и зле?

Георг ждал этого вопроса и был к нему готов. Он сел и, глядя в глаза Белоуса, ровным голосом произнес подготовленную заранее фразу:

– Добро может быть злом, зло может быть добром.

Кирилл молча выслушал и задумчиво затеребил ус.

– Почему?

– Потому что добро всегда корыстно.

– Да-а?! – протянул Кирилл. – Ты хочешь сказать, что добро зависит от того, кому предназначено и от кого исходит?

– Да, Учитель.

– То есть добра без источника и принимающей стороны не существует?

– Нет. Добро, так же как и зло, проявляется только в наших поступках, мыслях.

– Ну, допустим. А может ли добро быть просто добром, без оборотной стороны медали, без своей злой тени?

– Я думаю, нет. – Георг отвечал спокойно и уверенно.

– Тогда представь: ты идешь по лесу, подходишь к ручью, а рядом с ним лежит обессиленный человек. Он погибает от жажды, но у него нет сил напиться. Ты берешь кружку, зачерпываешь воду и подаешь ему. И тут же ему становится лучше, он оживает. Цена твоего поступка – жизнь, а стоимость усилий – пустяк. Есть ли тут зло?

Проквуст задумался. Может быть, здесь и вправду добро только доброе? В чем же подвох? Георг был уверен, что он есть.

– Учитель, а если бы я прошел мимо, не стал помогать ему, ведь это было бы злом?

– Согласен.

– Тогда я помог, потому что не мог поступить иначе, потому что в противном случае меня бы загрызла собственная совесть. А следовательно, все-таки и в этом случае я сделал добрый поступок из-за корыстных побуждений, пусть даже и не осознавая этого, думая, что бескорыстен. К тому же, идя дальше по своему пути и вспоминая этот поступок, я бы, наверное, испытывал удовлетворение и довольство собой?

– Наверное, – задумчиво согласился Белоус. – Хорошо, принимаю этот ответ. Пошли дальше. Мы все о людях говорим, будем считать, что разобрались. А что ты скажешь о животных? Может, например, крыса на Свалке быть доброй или злой?

Проквуст задумался. Он вспомнил жуткие зубастые создания, когда они неслись ему навстречу, роняя пену и клацая зубами. Ну никак не подходило к ним понятие добра. И нельзя было объяснить эту ситуацию природным инстинктом или стремлением утолить голод. Крысы действовали в полном соответствии со злобными планами вождя Детей Леса, были его орудием. Злобным орудием. Но ведь они не осознавали этого! Для них такое подчинение тоже было злом, ведь они погибали? Георг чувствовал, что тонет в этих логических дебрях. Он беспомощно взглянул на Белоуса. Тот терпеливо наблюдал за ним.

– Учитель, я думаю, что животные не могут быть злыми или добрыми так же, как не может быть злым ветер или дождь.

Кирилл усмехнулся и постучал пальцами по столешнице.

– А если, например, некий волшебник направляет действия животных и природных стихий в определенное русло – получается, они не несут сами за это никакой ответственности?

Проквуст удивленно уставился на Белоуса.

– Нет, Учитель, не несут.

– Почему же?

– Потому что не могут осознать меру добра или зла, она выше их понимания. Кроме того, они не располагают собственной волей.

– Животные не располагают собственной волей? – переспросил Кирилл. – Ты уверен в этом?

– Не знаю, Учитель. Но получается, что осознание добра и зла зависит от свободы воли их носителя и величины его разума?

– Возможно, Георг, возможно. Только ты стал противоречить сам себе. Ты же утверждал, что добро и зло перетекают друг в друга, в зависимости от точек зрения, с которых на них смотришь, так?

– Так, – голос Проквуста звучал неуверенно.

– Вот скажи, почему ты не можешь допустить, что крысы на свалке могут быть добрыми?

– Не знаю. Не могу, и все.

– А может быть, ты интуитивно ощущаешь меру добра и зла, которая выше тебя, но, тем не менее, разделяет вас непреодолимой чертой?

– Вы говорите о Боге, Учитель.

– О нем, Георг. Если ты веришь в Единого, то должен допускать, что его мера добра может повернуться к тебе стороной зла.

– Как же так?! Разве Бог не милосерден, разве он не источник и хранитель добра?

– А спать на Свалке, дышать отравленным воздухом, увертываться от пальцев дикаря, тянущихся к твоим глазам, – это разве добро?