За спиной остался капкан, поставленный в конюшне сразу за дверью.

Он услышал далекий грохот, который не спутаешь с громовыми раскатами, — работала артиллерия. Значит, все это время он двигался в правильном направлении. Теперь надо было напоить коня. Дмитрию тоже хотелось пить, но сам-то он перебьется, а вот лошадь страдать не должна. Он выжал все возможное из этого пегого жеребца, со знаньем дела меняя режим движения от легкой рыси до сумасшедшего галопа. Но всему есть предел, и конь нуждается в отдыхе, а главное — в воде. Бекешев пробирался с конем на поводу сквозь дикий лес по звериной тропе. Он не встретил тропинок, протоптанных людьми. Человек здесь — гость случайный и непрошеный. Ветки деревьев били по глазам, и порой ему приходилось либо ломать, либо ножом отсекать их от стволов, чтобы конь мог пройти. Он упрямо шел по тропе в надежде, что она приведет к воде — любой, пусть застоявшейся в крошечном болотце. Должны же быть здесь горные источники, черт подери! Вода нужна и для того, чтобы смыть засохшую на многострадальном мундире собачью кровь. Из нее образовалась корка, и много раз уже Бекешев испытывал желание сбросить мундир к чертовой матери, но помнил, какие холодные ночи в этих горах. И только теперь, когда услышал грохот орудий, понял, что может избавиться от опостылевшего мундира, который сослужил ему неоценимую службу. Осталось немного…

Как только солнце заходило за тучку, лес моментально темнел, как будто кроны высоких деревьев опускались вниз, закрывая от человека синее небо. Конь пугался, начинал дергать головой, пятился назад, и Дмитрию порой приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы тащить его за собой. А в лесу темнело совсем не ко времени, и Дмитрий, взглянув на небо, понял, что его ожидает гроза. Он завел коня под раскидистую крону дуба, привязал его к ветке, снял мундир и положил под открытое небо — пусть дождь его вымоет. Когда сверху хлынул сильный ливень с молниями, громом, ветром, Бекешев спал, прислонившись к стволу дерева. Капли на него не падали, гром ему не мешал.

Проснулся от ржания жеребца. Конь настойчиво звал его из страны сновидений. Дмитрий открыл глаза и почти сразу вскочил на ноги. В руках держал пистолеты. Но людей не было, только за кустами мелькали тени. Волки!.. Бекешев сразу же успокоился. Не то время года, чтобы эти звери нападали, гонимые голодом и желанием вцепиться в живое горло добычи. Он ударом ноги отломил от ствола толстую засохшую ветку, очистил ее от прутьев и с криком, больше похожим на рев, метнул ее в кусты, как биту в детстве, когда играл в городки с деревенскими. Шуршание кустов — и все стихло.

От мундира валил пар, бурые пятна на нем почти исчезли. Дмитрий перекинул его через холку коня и повел дальше своего пегого. Через час они вышли к быстрой речке, через которую в сухую погоду можно было перешагнуть не напрягаясь, а сейчас она стала бурливой после дождя, и поток, весь в бурунчиках и пене, весело кувыркался между крупных валунов. Оба напились вволю, а Бекешев сначала с наслаждением умылся ледяной водой, смывая с лица паровозную копоть и грязь. А потом разделся и вымыл все тело. Когда, стуча зубами от холода, натягивал на себя трофейную одежду, подумал, что это его последнее купание на чужой земле. В баньку с веничком и кваском он сходит уже у своих.

Довел коня до импровизированного мостика из набросанных в поток камней, увидел широкую тропу и, оседлав пегого, без колебаний поскакал по ней в направлении артиллерийских выстрелов.

Дмитрий еще не понял, что оказался в прифронтовой полосе, что пора начать перемещаться с предельной осторожностью, высматривая впереди возможные засады, секреты, дозоры, тыловые службы… Пришло время бросить коня! Здравый смысл требовал передвигаться пешком, ползком, маскируясь… но близость своих затмила все. Тогда, в городе, он преодолел соблазн и бросил машину, четко осознавая, что она сгубит его. А здесь, в лесу, слыша артиллерийские раскаты, он совсем потерял разум, превратившись в сопливого новобранца, которому повезло остаться в живых в небольшом сражении, и потому он самонадеянно считает, что удача никогда от него не отвернется.

Он слишком поздно увидел немецких солдат. Что это было? Патруль, дозор, охранение? Бекешев так и не узнал. На его счастье они расположились на привал, по четыре человека с каждой стороны тропы, по которой ехал Бекешев. Аейтенант пристроился на камне, подставив молодое лицо солнцу, а вокруг него сидели трое солдат. Другие четверо разворошили стожок, сметанный слегка в стороне от тропы, и развалились на скошенном сене. Пасторальная была бы картина, если бы не их винтовки.

Дмитрий выскочил на них сразу же за крутым поворотом, за которым открывалась большая опушка. Еще можно было повернуть — и пусть догоняют, но Бекешев упустил момент. Он продолжал двигаться к этой группе, с каждым шагом коня все больше осознавая безнадежность ситуации. Даже если он проскочит мимо них, как будто очень торопится по делам и потому не останавливается, все равно за опушкой его ждут другие немцы, и их будет намного больше. Только сейчас до него дошло, какую допустил ошибку, не бросив коня, но продолжал движение, уже точно зная, что в этом направлении ехать нельзя. И ничего не мог с собой поделать — будто злой рок сковал его волю.

Да не было никакого рока! Просто проявилось обычное свойство русского характера, которое можно выразить одним непереводимым на другие языки словом «авось». Что из того, что он буквально вышибал это слово из своих солдат и офицеров и считал, что сам избавился от него навсегда, потому что никогда в его расчетах не было места этому поганому слову. Но сейчас ненавистная особенность национального характера, укоренившаяся глубоко в сознании надежда на «авось», завладела им. Он приближался к немцам, уповая на чудо, на то, что ему удастся проскочить. А там, за поворотом, он избавится от коня и растворится в лесу.

Немцы сразу повернули головы в его сторону. Лейтенант встал, когда всадник приблизился.

Офицер поднял руку, и Бекешев остановил коня.

— Сойдите с коня и предъявите документы, господин обер-лейтенант, — приказал лейтенант.

Семь вооруженных винтовками солдат и офицер с расстегнутой кобурой. Судя по той небрежности в одежде, которые позволили себе немцы, они были ветеранами. Маскарад Дмитрия был излишним — они потребовали бы документы, окажись на его плечах даже генеральский мундир. Совершенно не вовремя всплыли в памяти горькие слова отца: «Тебя повесят, если поймают». И все же Дмитрий попробовал вытянуть максимум возможного из безнадежной ситуации.

— Конечно, лейтенант, — негромко ответил он.

Пустил коня шагом вперед, направив его на лейтенанта и солдат. Остановился возле них и неторопливо начал спешиваться. Встал на землю спиной к лейтенанту и троим стоявшим рядом солдатам. Когда развернулся к ним лицом, в руках у него уже были парабеллумы.

Стрелять начал одновременно с двух рук. Все четверо, стоявшие меньше чем в метре от него, получили по пуле. Промахнуться было практически невозможно, и на мундирах убитых остались даже пороховые пятна от выстрелов. Они умерли, глядя в лицо русскому офицеру, и потому не увидели пистолетов. По ту сторону тропинки не поняли, в чем дело, но сказался опыт войны. При звуке выстрелов солдаты автоматически залегли в высокой траве, и Бекешев, присев на корточки, чтобы расстрелять остальных из-под брюха лошади, никого уже не видел. Да и конь, не приученный к стрельбе, рванулся вперед, и Дмитрий остался без прикрытия. Знал, что в таком бою преимущество на стороне того, кто занял более высокую позицию. Он расстреливал солдат сверху, засекая их положение по стволам винтовок. Две из них дернулись и скрылись в траве — он попал, но пистолеты опустели. Клацнули затворы двух оставшихся винтовок, и Бекешев покатился по земле, опередив выстрелы на мгновение. У него была лишь секунда, пока они перезарядят винтовки. Отбросил бесполезные уже пистолеты и бросился на того, который был ближе. Солдат передергивал затвор, завороженно глядя на обер-лейтенанта, который в три прыжка преодолел расстояние между ними. Он только успел послать пулю в ствол, как получил удар ногой в голову. Бекешев подхватил винтовку и упал, разворачиваясь так, чтобы оказаться лицом к последнему солдату. Они одновременно выстрелили в упор и промахнулись. Солдат, настоящий великан, схватил винтовку, как дубину, и бросился на своего врага, зная точно, что тому не хватит времени ее перезарядить. Когда встретились посередине, немец, не мудрствуя лукаво, саданул сверху вниз, как будто колуном полено рубил. Дмитрий еле успел отскочить назад и, в свою очередь, сильно ткнул солдату в солнечное сплетение концом ствола. Несмотря на боль и остановившееся дыхание, солдат устоял и ударил прикладом уже снизу. Первый раз в своей жизни Бекешев пропустил удар. Он выронил винтовку и упал изумленный тем, что его противник устоял. Солдат решил, что дело сделано. Держа винтовку за ствол, он поднял ее, как поднимают топор, чтобы добить, и рухнул на землю от удара по ногам. Подниматься с земли они начали одновременно, но быстрота движений у противников была неодинаковой. Немец еще стоял на коленях, когда Бекешев, доведенный до белого каления первым в своей жизни поражением от простого солдата, изо всех сил ударил ногой круговым движением. И не оставил немцу никаких шансов. Сапог в этот раз не сбрасывал и хруста позвонков не услышал.