Школу подвела шпиономания. Кому-то вдруг пришло в голову, что посторонние, а значит, и разведчики могут обратить внимание, что в дом захаживают военные. Этого никак нельзя было допустить, и потому отдали приказ приходить в штаб только в цивильном. Тогда никакие агенты не заинтересуются, что скрывают желтые стены старого жилища. Шпионы, которыми кишела Москва, действительно не обратили внимания на штаб-квартиру по подготовке диверсантов. Ею заинтересовались люди, проходящие совсем по другому ведомству.
Однажды доставили несгораемый сейф.
Помогая себе матерными криками, рабочие сгрузили его с подводы и втащили внутрь. Начальник школы радовался: наконец-то у него появилось надежное хранилище документации, инструкций и небольших сумм денег. Теперь он мог быть спокоен — никто не заглянет в бумаги без его ведома.
Но на беду в этот момент во дворе по пустяковому делу околачивался мужичонка, который в сей же день доложил главарю о сейфе. Крутись вокруг стального ящика военные, атаман и не подумал бы о деньгах. Что взять с нищих армейских? Но гражданские лопухи и отсутствие свободного доступа в дом навели его на мысль, что в сейфе может быть целое состояние. Слежка за домом показала, что каждый вечер туда приходит сторож. Это всегда молодой парень, скорее всего из охранной фирмы. Три дня они наблюдали, и каждый раз приходил другой. Точно! Из охранной фирмы, откуда еще. А с такими они справлялись.
Их было четверо, и они давно знали друг друга. Один из них, Харитон, был матерым медвежатником. Он распросил мужичонку, как выглядел сейф, и определил: «бельгиец» с хорошей репутацией — такие он на раз щелкал. Входная дверь наверняка со щеколдой внутри. Не идиоты же они, в этом товариществе, доверять деньги только одному замку. Телефонный провод будет перерезан, прутья решетки на окне они раздвинут без всякого скрипа, внутрь через открытую форточку проскользнет их пацан с револьвером — на случай, если охранник не спит. Как эти сторожа пугаются, когда на них наставишь пустой наган. До дрожи, до слабости в коленках — сами бегут открывать двери себе на погибель. Не оставлять же свидетелей — порой попадаются такие говорливые. Главарь по молодости оплошал разок — пожалел одного, не осиротил его детушек. А тот на суде… На каторге дал себе слово больше не повторять таких промашек.
Бекешев в тот день устал. У них был марш-бросок по пересеченной местности с пятидесятифунтовым рюкзаком за плечами. При этом курсанты должны были не пропустить замаскированные в виде снайперов и пулеметных гнезд муляжи, которые, как всегда, располагались на деревьях, в ложбинах, канавах, кустарнике… Надо было не только прийти к финишу вовремя, но и заметить определенное количество этих муляжей. Записывать запрещалось — это была очередная опостылевшая всем тренировка зрения на запоминание. К финишу буквально на карачках приползали. Но мучения на этом не заканчивались — надо было еще обозначить расположение муляжей на контурной карте, привязанной к данной местности. Товарищи Бекешева, мечтавшие добраться до своих московских квартир, где их ждали мягкие постели, все равно слегка завидовали Дмитрию, которому придется спать на кожаном диване, потому что завтра ему вообще не надо приходить на занятия. А они уже смертельно надоели. Было ясно, что год — слишком долго. Курсы должны быть короче. Офицеры ждали выпуска, как ждут обещанных наградных, хотя так и не знали, что ждет их впереди.
Большой войной начинало попахивать, а на Балканах уже дрались. Между курсантами шли разговоры о том, что хорошо бы туда попасть — проверить себя в деле. Но руководство школы даже не намекало на такую возможность. Поползли было слухи — они всегда ползут, когда будущее в тумане, — что всем дадут рекомендацию в Академию Генштаба, а ее как раз Сухомлинов и закрыл…
Бекешев заехал домой. Кое-как помылся и, надев цивильное, пошел было на дежурство пешком, как всегда ходил, но плюнул на все и взял извозчика. Отпустил его за пару кварталов до штаб-квартиры, подошел к двери, позвонил, и его впустили. Мельком осмотрев помещение и не обратив внимание на открытую в комнате начальника училища форточку — она всегда была приоткрыта летом, Бекешев со спокойной совестью лег на диван, укрылся одеялом и почти сразу уснул.
Ночь была лунной. Пацан, проскользнувший внутрь помещения, отодвинул белые шторы, и комнату залил тусклый свет. Остальные приникли к окну, увидели прислоненный к стене сейф, и главарь жестом послал мальчишку к двери, над замком которой уже трудился его подельник.
Малец проскользнул по темному коридору, стараясь ступать ногами в толстых носках как можно ближе к стене, — меньше вероятности, что предательски заскрипит половица. Ему совсем не хотелось встречаться со сторожем и пугать его «ливольвертом», с которым он даже не знал, как обращаться. Кажется, спит вот в этой комнате. Да! На кожаном диване явно проглядывались контуры тела. Пацан догадывался, что происходит со сторожами, — до него доходили темные и пугающие слухи… Он слышал об убиенных охранниках в тех конторах, где они брали сейфы… Но не его это дело. Сам он ничего не видал и уж тем более никого не убивал.
Им повезло. Замок оказался для медвежатника Харитона пустяковым препятствием, щеколда отодвинулась без лязга, и втроем они зашли внутрь. Малец отдал оружие главарю, пальцем указал на комнату, где безмятежно спал Бекешев, и навсегда исчез, не оставив даже своего имени.
Когда прокрадывались мимо комнаты с Бекешевым, главарь, уважительно называемый на Хитровке Артемом Иванычем, жестом отправил туда мужичонку. Мужичонка отчества не заслужил, обитатели воровского мира звали его без уважения Ваньком с Масловки, не зная, что на совести этого Ванька около десятка трупов. Ванек был душегубом по природе своей. Его к тому же не любили женщины, и их внимание он вынужден был покупать. Потому он легко лишал жизни тех, кто помоложе и краше. Пожил, попользовался вниманием баб — и хватит с него… А сегодня как раз пришел молодой и симпатичный. Вот вынесут его вперед ногами, а он, Ванек, дальше по жизни пойдет. И кто знает, может, одну из его баб купит. Ему небось все задарма дают…
Двое проскользнули в кабинет, а Ванек прокрался к Бекешеву, думая только о том, разбудить ли ему парня перед смертью или наградить незаметной кончиной, без затей вонзив кинжал в горло. Бесшумно вытащил оружие из потайного кармана пиджака и подошел к спящему.
При лунном свете можно было вблизи разглядеть будущую жертву. Совсем молодой парень, лет двадцати, не более. Лицо как лицо — в толпе внимания не обратишь. Все на месте, все прямое — брови, нос, губы… сильный подбородок. Глаза? Когда широко раскроет в последнем, бесполезном уже порыве к жизни, он увидит их цвет. Вот такие наверняка нравятся бабам! Сильный, будить не следует. Вон какие плечи нагулял, аж рубашка натянута…
Он поднял нож, готовый исполнить ставшую уже привычной работу, и как раз в этот момент из кабинета донесся негромкий лязг впившегося в сейф коловорота. Ванек машинально на долю секунды оторвал взгляд от Бекешева и взглянул на дверь. Когда же повернулся к спящему, увидел, что глаза жертвы открыты, но цвета их Ванек все равно не разглядел из-за темноты.
— Спи дальше, паря, — ласково проговорил он, с силой и быстро ударяя нацеленным в горло Бекешева кинжалом.
Оружие воткнулись в диван, потому что Дмитрий уже сидел. Ванек не успел даже удивиться быстроте этого парня, как ощутил страшный удар под дых, нанесенный кончиками пальцев. Дыхание налетчика прервалось, глаза выпучились, он раскрыл рот и выпустил из пальцев рукоятку кинжала. Бекешев выдернул его из дивана, одновременно с этим вскочив на ноги. Приставил кинжал к сонной артерии и прошептал:
— Пикнешь — убью. Ясно?
Ванек с шумом вдохнул воздух и тут же получил еще раз. И снова все повторилось: выпученные глаза, прерванное дыхание и такая слабость в ногах, что тянет лечь на пол… Но парень намертво держит его той самой рукой, которой так страшно бьет. Его извозчики со всего маху били под дых, и как с гуся вода! А этот даже не замахивается…
