— О, пожалуйста! — тотчас подключилась принцесса. Она схватила Ингенса за руки, но тут же опустила их под взглядом Илны. — Наш отец был бы так рад познакомиться с вами обоими!

— Госпожа Илна, — обратился Перрин. Он слегка приподнял руки, но тут же опустил их, прежде чем она успела среагировать. — Я... мне больно, что вы сомневаетесь в нашей добросовестности. Если бы вы пошли с нами, вы бы увидели, что мы невинные фермеры, безоружные... Он обеими руками указал на широкий золотой пояс, поддерживающий его панталоны. Ни меча, ни кинжала у него не было. — Наша... защита состоит только в том, что мы  отделены от реального мира.

Илна взглянула на обезьян, сидевших на земле неподалеку. Одна из них вычесывала шерсть у другой в поисках блох; третья нашла орехи гикори, и разгрызала их своими массивными челюстями, а затем выплевывала остатки. Насколько Илна могла судить, она не глотала содержимое; обычно любой орех, который оставляли белки, был червивым. Затем обезьяна почесала обе подмышки одновременно и тихо хмыкнула про себя.

— Хорошо, — сказала Илна. — Мы хотели бы осмотреть вашу ферму. Возможно, мы найдем какой-нибудь ключ к разгадке исчезновения Хервира.

Брат и сестра Перрин радостно заговорили. Они снова подняли руки, но быстро отдернули, не коснувшись Илны и Ингенса. — О, отец будет очень доволен! — воскликнула принцесса. — Да, проходите сюда, — сказал Перрин. — Это довольно просто и совершенно безопасно.

— Идите, Ингенс, — сказала Илна. Секретарь выглядел без особого энтузиазма, пока хрупкая принцесса не встала на цыпочки и не прошептала ему что-то на ухо. Илна нахмурилась, но ничего не сказала, следуя за Перрином вокруг большого дуба.

Усун казался очень тяжелым в свернутом плаще, но он оставался молчаливым и неподвижным, как мешок с песком. Да, он был охотником. Илна, наверное, тоже, как она подумала. Она не была уверена, кто будет ее добычей на этот раз, но надеялась, что скоро узнает.

***

Гаррик вошел в храм, держа оба бантика в левой руке. Позади него на земле, скрестив ноги, сидела Теноктрис и произносила заклинание, обращаясь к кругу, который она очертила мелкодисперсным металлом — серебром, как подумал он, но не спросил. Янтарный атаме поднимался и опускался, когда она произносила слова силы. В сознании Гаррика витал образ короля Каруса, доведенного до неистовства. Карус всегда недолюбливал волшебство, и то, что он утонул в водовороте, созданном волшебниками, не прибавило ему симпатии к нему.

Гаррик знал, что Теноктрис — его друг, и понимал, что то, что она делает, необходимо, но ему все равно это не нравилось. Гаррика беспокоило, что Теноктрис теперь использовала нож-атаме. Она всегда произносила свои заклинания с помощью бамбуковых щепок, которые выбрасывала, использовав всего один раз.

Она сказала, что, поскольку атаме и волшебные палочки накапливают силу с каждым последующим заклинанием, они, вероятно, могут помешать работе всех, кроме величайших волшебников. Рискуя своей жизнью и душой, Теноктрис стала одной из самых могущественных волшебниц всех времен. Ее покачивающийся нож напомнил Гаррику как об опасности, которой она подверглась, так и об опасности для человечества, которая заставила ее пойти на такой риск.

Его ботинки застучали по мраморному полу. Камень был тщательно отполирован, что означало, что по мягкому мрамору почти не ходили — если вообще ходили.

Золотые нимфы наблюдали за Гарриком от входа, стоя у постаментов, на которых они были установлены в качестве кариатид. Были ли это настоящие женщины, которых превратили в металл, или они были воплощены в жизнь из металла? Но это не имело значения.

Гаррик посмотрел на массивный скелет. Кости полностью расчленились; даже кусочки хрящей не соединяли суставы. Как долго Манн пролежал здесь? Но это тоже не имело значения. Вместо того чтобы просто приподнять кость предплечья, Гаррик продел одну из лент через пальцы и запястье, а затем предплечье. Только после этого он надел серебряную ленту на то, что могло бы сойти за бицепс живого человека.

Теноктрис объяснила ему, что нужно сказать, но не подсказала, как ему следует расположить ленту. Это действие показалось ему правильным, когда он рассмотрел кости древнего героя.

Гаррик обошел вокруг подножия катафалка, держа в руках другую ленту. Ему показалось, что он услышал, как кости загремели. Возможно, это был подземный толчок, а возможно, это было всего лишь его воображение.

Свет, пробивавшийся сквозь сплошную панель, был тревожным и обманчивым. Гаррик подумал, что ему будет удобнее отвернуться от радужного потока, чтобы он не смог обмануть его тем, что он почти увидел в этом свете. Но иметь его сзади было еще хуже.

Инстинкты Каруса подсказали ему, что надо развернуться с мечом наготове, так как что-то враждебное готовится к прыжку.

— Вот там, парень! — крикнул призрак. — Там что-то есть, и это враг!

— «Возможно, так оно и есть», — подумал Гаррик. — «Но мне нужно надеть эти ленты на скелет, и я могу это сделать, только стоя спиной к свету, и я это сделаю».

Король Карус рассмеялся. — Смерть — это не так уж плохо, — сказал он, пока Гаррик обматывал левую руку Манна так же, как и правую. — Может быть, сбежать, потому что ты боишься умереть, тоже не так уж плохо, но такие люди, как мы с тобой, никогда об этом не думали. Прости, парень.

Закрепив вторую ленту, Гаррик вернулся к входу, и встал возле проема, откуда мог видеть и Манна, и светящуюся панель, не загораживая обзор волшебнице. Она продолжила петь, перейдя на более высокую ноту. Нимфы смотрели на него холодными, печальными глазами.

— Эуламо! — Теноктрис взвизгнула почти фальцетом. Вместо того чтобы воткнуть свой атаме в землю, как ожидал Гаррик, она повернула его острием вверх. Вспышка алого магического света залила храм изнутри, проникая сквозь стены. Гаррик рефлекторно отступил назад, наткнувшись на дверной косяк. Он моргнул, хотя и знал, что вспышка ослепила не его физические глаза.

Лорд Манн поднялся с саркофага, поднимая свой огромный железный меч. На нем было простое одеяние из зеленой шерсти с черным зигзагом по краям, которое было  застегнуто на левом плече резной деревянной булавкой, оставляя правое плечо открытым. Мраморный катафалк задрожал, превращаясь в пылинки, которые танцевали и оседали в свете стенной панели.

Манн высоко поднял меч и расхохотался. Его волосы и борода были черными, густыми и вьющимися. Он опустил меч и перевел взгляд на Гаррика. — Итак... — произнес он голосом, похожим на раскаты грома. — Ты, парень? Ты пробудил меня ото сна, который я заслужил? Он был гигантом, ростом около семи футов; грубый меч был ему под стать.

Гаррик, в свою очередь, тоже рассмеялся. Это не было притворством: Карус был здесь в своей стихии. Им не понадобятся наставления Теноктрис, чтобы понять, как действовать. — Лорд Манн, — сказал Гаррик, подбоченившись. — Когда вы говорите со мной, помните не только о том, что вы обращаетесь к королю, но и о том, что вы обращаетесь к своему королю. Я Гаррик, принц и правитель этого мира. Я призываю вас исполнить ваш долг.

— И в чем же тогда заключается мой долг? — спросил Манн. В его тоне не было ничего миролюбивого, но он опустил меч и уперся его концом в пол перед собой. Даже для него это было двуручное оружие.

— Когда вы разговариваете со своим королем, милорд, — сказал Гаррик, — делайте это с подобающей вежливостью!

Манн склонился над своим мечом, затем выпрямился, чтобы встретиться взглядом с Гарриком. — В чем, по-вашему, заключается мой долг, ваше величество? — спросил он.

При дворе Гаррика и когда он обращался к гражданам королевства, которым правил, он придерживался мнения, что королем по-прежнему является Валенс Третий, который живет в мечтах о прошлом в своих покоях в Валлесе. Однако здесь он принял почтительное обращение «ваше величество», подобающее правящему монарху.

— Милорд, — обратился Гаррик. — Врата Слоновой Кости открыты. Сон мертвых нарушен, чтобы помочь силам Зла в борьбе с Добром. Закройте Врата.