Воздух сиял ярче рубина, такой же яркий, как чистое пламя. Кэшел стоял позади Расиль и Лайаны, держа перед собой посох. Он подумал, не следует ли ему повернуться, чтобы прикрыть им спины, но пока это казалось излишним. Вспышка яркого света смела все остальное. Сухой жар охватил Кэшела и его спутниц.
***
Шарина слышала щелканье крошечных коготков, когда Берн патрулировал мозаичный пол. Ночью он был гораздо активнее, хотя и приспосабливался к человеческому распорядку, когда это было необходимо. Она улыбнулась в подушку. Год назад — неделю назад!— она никогда бы не поверила, что ее успокоит звук крысы, разгуливающей вокруг ее кровати... но теперь... Все еще улыбаясь, она заснула; и пока она спала, ей снился сон.
— Иди ко мне, принцесса, — позвал голос. На этот раз она не увидела Блэка. Возможно, он был где-то в медленно вращающемся голубом мире. — Тебе нечего бояться. Повелитель Скорпион превозносит тебя над всеми женщинами: Он выбрал тебя Своей жрицей. На краю сферы открылась земля, отделенная белой каймой прибоя. Шарина узнала очертания Островов на фоне Внешнего Моря: они были выгравированы на хрустальном полу комнаты во дворце. Вокруг карты, вырезанной великим волшебником Старого Королевства, была написана легенда, добавленная новым шрифтом Герцогом Орнифала перед тем, как он захватил трон Островов: центр космоса. Это, конечно, было ложью. Теперь это было ложью вдвойне, поскольку Острова больше не существовали как архипелаг, а скорее стали периферией огромного континента. Валлес превращался в город-призрак, погружаясь в болото, потому что река Белтис впадала во Внутреннее Море, которого больше не существовало.
— Ты подчинишься, принцесса, — сказал Блэк, уговаривая ее громовым голосом. — И даже если бы ты могла сопротивляться, было бы безумием пытаться это сделать. От Лорда Скорпиона ты получишь власть и несравненные богатства, но если Боги Паломира возьмут этот мир под свой сюзеренитет...
Новый континент повернулся так, что оказался прямо под наблюдательным пунктом Шарины. Впервые с тех пор, как она начала видеть сны этой ночью, она осознала, что у нее есть тело. В ее сознании возникла Панда; не настоящая Панда из грязи и плетней, окружающих ядро древних дворцов, а Панда из черного гранита, перестроенная в честь Лорда Скорпиона.
— Если Боги Паломира пришли править этим миром, принцесса, — продолжал Блэк, когда огромный храм вырос перед ней, — тогда твоей лучшей надеждой будет быстрое принесение в жертву. Только Лорд Скорпион может защитить тебя от Паломира. У тебя будет сила, уступающая только силе Бога! Блэк стоял посреди площади, раскинув руки, чтобы принять Шарину.
Она устремилась вниз, контролируя свои движения не больше, чем вода в потоке. Скорпион на плече Блэка изогнул свой колючий хвост в небо. Вверху облака сливались в чудовищное изображение Бога, такое же черное и плотное, как гранитный храм. Шарина боролась, но спасения не было и… Блэк закричал и оглянулся через плечо.
Шарина резко села в постели; осколки сна мерцали по краям ее сознания. Берн отскочил от стены на пол; должно быть, он прыгнул, пока она еще спала. Его челюсти щелкнули, разбрасывая кусочки хитина. — Спите, Шарина, — сказал он. — Ни один скорпион до вас не доберется.
— Ты ничего не можешь поделать с моими снами, — пробормотала Шарина, но все равно опустила голову на подушку. К своему удивлению, она почувствовала, что сон возвращается, как только закрыла глаза. Она крепко спала, пока ее горничная Диора не разбудила ее на рассвете.
***
Илна поставила фонарь на коробку, которую только что освободила, и медленно попятилась. В том направлении, откуда появлялось неуклюжее существо, мог быть выход из пещеры, но она не собиралась пытаться пройти мимо монстра, не использовав других возможностей. На другом конце тоже мог быть выход. Это казалось маловероятным, но Илна была не в настроении упускать даже ничтожные шансы. Она была вполне уверена, что узор в ее правой руки задержит существо, чем бы оно ни было. Но она не сможет сделать ничего другого, пока будет держать его. В конце концов, она заснет, или упадет в обморок, или догорит свеча. Она скорее набросится на существо со своим маленьким кухонным ножом в костяном футляре, чем потратит силы на отсрочку того, что вскоре станет неизбежным.
Существо шло на задних лапах, ставя ступни с очевидной осторожностью. Скала сотрясалась под каждым шагом. Илна не могла быть уверена, насколько оно было высоким, поскольку тени могли преувеличивать, но оно было, по крайней мере, вдвое выше ее роста и намного, намного шире. Илна взяла ларец с собой, потому что и Бринчиза, и Хаттон сочли его ценным. Она взяла фонарь, потому что без света существо не могло видеть ее узоры, так что они были бы бесполезны. Всегда существовала вероятность, что существо дружелюбно, но она полагала, что это менее вероятно, чем то, что она пройдет сквозь сплошную стену, но для разнообразия она была готова приятно удивиться.
Существо внезапно встало на четвереньки, подставив морду к свету фонаря. Его морда была длинной, как у бабуина; огромные клыки в верхней и нижней челюстях пересекались. Глубоко посаженные глаза сверкали диким красным светом. Оно обнюхало труп Хаттона, затем подняло голову с воем, от которого задрожала пещера. Плечи Илны ударились о камень. В этом направлении выхода не было… И у нее больше не было ни малейшей надежды на то, что существо настроено дружелюбно.
Оно шагнуло вперед, как зверь, затем поднялось на задние лапы и яростно завизжало. Отвернув голову, оно потянулось когтями к фонарю. Его рука, покрытая жесткими рыжеватыми волосами, была длиннее, чем у человека такого же невероятного роста. Оно боится света!
Илна подняла фонарь на высоту своей руки. Существо взвыло и отшатнулось. Грязь спутала его длинные волосы, а изо рта воняло, как на кожевенном заводе. Илна помахала фонарем над головой, затем пожалела об этом: свеча оплыла, на мгновение, приглушив свет. Ничто в пещере не смогло бы хорошо разгореться. Ткань насквозь пропиталась сыростью и плесенью; она бы не загорелась, даже если бы ее бросили в огонь.
Существо повернулось к ней косматой спиной и сгорбилось. У него не было хвоста. Оно подняло труп Хаттона, затем зарычало через плечо, будто боялось, что Илна попытается отобрать его приз. Она сделала несколько глубоких вдохов. Пламя успокоилось, за что она была благодарна. Существо наклонилось и откусило лицо трупа. Тонкие кости затрещали, как огонь в сухом папоротнике. Оно проглотило, затем откусило у основания шеи. Огромные челюсти упыря, должно быть, были такими же сильными, как у морского волка; ключица Хаттона громко хрустнула, когда клыки рассекли ее.
Перебросив остатки трупа через плечо, существо вернулось в темноту. Оно не оглянулось на Илну, но помедлило, прежде чем его тень исчезла в больших тенях. Подняв голову, оно издало еще один дрожащий крик. Наверняка, эти вопли должны услышать в Гауре? Но, возможно, горожане все еще находились под действием чар Бринчизы.
Илна поставила фонарь в нишу в стене пещеры. Свеча скоро догорит. При оставшемся свете она осмотрела коробку. Она была деревянной, что означало, что она могла вскрыть ее одним из кинжалов, ржавеющих на полу пещеры. Что еще лучше, она была без замка. Это порадовало Илну, потому что мастерство изготовления шкатулки было достаточно хорошим, чтобы произвести на нее впечатление. Она бы пожалела разбивать ласточкины хвосты и панели, подогнанные так, что текстура была почти неотличима одна от другой — хотя, конечно, она бы сломала их, если бы пришлось, и задалась вопросом, смог ли бы Кэшел идентифицировать древесину.
Илна отодвинула простую защелку и подняла крышку, повернув коробку к свету, чтобы разглядеть содержимое. В сырую шерсть, которая была такой белой, что на первый взгляд ей показалось, что она отбеленная, была завернута человеческая голова размером не больше ее сжатого кулака. Губы были зашиты узлами, не менее сложными, чем те, которыми коробка была прикреплена к груди Хаттона. Илна провела пальцами по узлам. Они были завязаны другой рукой; она подозревала, что человеческой. Рукой Хаттона? Она не могла быть уверена, потому что не видела его работ, но она так не думала. Она улыбнулась, вспомнив звук, с которым упырь жевал труп Хаттона. Это был достойный конец для людей, у которых были такие друзья, как у него.
