— Сколько мать должна?

— Двести пятьдесят дукатов…

— Почему мне сразу не сказал?

— Сир! — Парень открыто посмотрел на меня. — Это мои проблемы. И я с ними справлюсь сам.

— Надо бы с тебя шкуру спустить… — после недолгого молчания проворчал я. — И обязательно спущу. Но чуть погодя.

Потом подошел к столу, вытащил из ящика шкатулку и отсчитал двести дукатов.

— По миру пустите, стервецы. Святые угодники! Да за такие деньги можно отличного дестриера купить с упряжью и боевым седлом. Чего морду воротишь? Держи. Разницу покроешь сам.

— Сир! — Луиджи упал на колено. — Я ваш…

— А по морде? Скройся с глаз долой. И чтобы до отплытия все уладил. Стой… и еще, пригласи матушку ко мне. Поблагодарю ее за то, что родила такого оболтуса. Теперь свободен.

Ну а как по-другому? Как там в «Маленьком принце» говорится о тех, кого приручили? Вот и приходится отвечать.

Луиджи убрался, но вместо него заявился братец Тук и доложил, что ко мне с визитом пожаловали два молодых дворянина.

Я сразу насторожился.

— Кто?

— Некие Александре дель Пуцци и Роберто Фарнези. Грят, что срочное дело к вам. А еще… — шотландец брезгливо поморщился, — слащавые они какие-то. Сильно смазливые и изнеженные. Без мечей, только при кинжалах. Золоченых… Небось содомиты, как все южане. И в карете приехали, а не верхом. Куда мир катится? Прикажете гнать взашей?

Я хмыкнул.

— Красивые, говоришь?

— Ну да, сир. Задницы шире плеч, и на морду смазливые. Прям как бабы. Тьфу ты…

— Задницы — это хорошо! Тогда приму.

— Сир? — Шотландец перепуганно вытаращил на меня глаза. — Что с вами? Давайте я вам лучше девок доставлю, зачем уподобляться местным извращенцам? Грех это!

— Сдурел? — Я расхохотался. — Шучу я.

— Шутки у вас, сир… — Логан нахмурился.

— Совсем ты нюх потерял, братец. — Я опять рассмеялся.

— Чего это?

— Сейчас поймешь.

— Пугаете вы меня, сир…

— Не бурчи.

По фамилиям визитеров я сразу смекнул, кто это пожаловал. И не ошибся.

— Ваше сиятельство… — Стройный тоненький кавалер, тряхнув иссиня-черными кудрями, выбивающимися из-под малинового берета, изобразил изысканный поклон.

— Ваше сиятельство… — Второй тоже поклонился, умудрившись манерно оттопырить задницу.

Вот черт его знает, как скотт не распознал в них женщин. Впрочем, братец Тук в свое время и в Франсуа-Франсуазе в упор девку не замечал.

— Ваши милости… — Я тоже поклонился.

А потом подошел и демонстративно приобнял кавалеров за талии.

У Логана глаза на лоб полезли, эскудеро, наоборот, уже обо всем догадались и втихомолку посмеивались, смотря на скотта.

— Шевалье ван Брескенс… — решив не усугублять, я обратился к шотландцу. — Позвольте вам представить… — и сделал долгую паузу. — Представить…

У Уильяма рожа скривилась, как будто он влил в себя бутыль уксуса.

— Даму Бенедетту Пуцци и даму Лукрецию Фарнези…

Шотландец растерянно захлопал глазами, но потом спохватился и неловко поклонился.

Я улыбнулся и жестом приказал ближникам оставить нас одних.

Бенедетта тут же расхохоталась.

— Он что, действительно принял нас за мужчин?

— Похоже, да. Шевалье воистину благороднейший дворянин, но… слегка ненаблюдателен.

— А что, из меня получился бы хорошенький мальчишка… — Лукреция крутнулась в танцевальном па. — Такие у нас в Риме привлекают очень многих богатых мужчин…

— Фу… — Бенедетта скривилась. — Какая гадость. Но хватит об этой мерзости. Жан, насколько мне известно, вы сегодня получили аудиенцию у понтифика?

— Да, удостоился чести. Все прошло великолепно. Как раз появился повод отпраздновать. Я сейчас прикажу…

— Нет, нет, мой друг! — Девушка предостерегающе подняла руку. — Увы, мы не можем. Заглянули только на минутку, просто узнать, как все прошло.

— Беттину посадили на короткий поводок! — наябедничала Лукреция. — Допрыгалась, мы еле-еле сбежали.

Я неожиданно заметил, что под глазом конкубины синеет тщательно замазанный белилами шикарный синяк. Н-да… похоже, ответка за царапины на морде папы.

— Увы, Жан, так и есть, — грустно вздохнула девушка. — Мы всего на минутку. Но обязательно встретимся до твоего отъезда.

— А я могу остаться… — невинно опустив глазки, сообщила Лукреция.

За что была удостоена от подруги свирепого взгляда.

— Ты несносна, Лу!!! Как не стыдно!

— Дамы, дамы, нет нужды ссориться. — Я приобнял девушек. — Но так просто я вас не отпущу…

— Ох, Жан, ты нас заинтриговал!!!

Увы, безобразий не получилось, но я подарил девушкам по шикарному колье из белого золота с самоцветами, которые предусмотрительно захватил в Рим для подарков.

Скажу сразу: к сожалению, еще раз встретиться нам не довелось. А жаль, подружки пришлись мне по душе.

Через день мне доставили из канцелярии Святого Престола два массивных деревянных футляра для свитков. В одном находилась булла, в которой папа Иннокентий Восьмой официально отпускал все грехи покойному графу Жану Пятому и возвращал его бренную душу в лоно матери нашей католической церкви. Все честь по чести: свинцовая печать на оранжево-красной витой веревочке, оттиск личной печати понтифика и подписи коллегии кардиналов.

А во втором футляре… Нет, не мое официальное признание Ватиканом, но грамота с папским одобрением и повелением оказывать всяческое содействие графу божьей милостью Жану Шестому Арманьяку в выкупе христианских пленников у сарацин и в борьбе оного графа против магометанского пиратства. Что, по сути, как раз и является окольным признанием в качестве наследника древней страны Арманьяк!

То есть таким образом мой визит в Рим окончился оглушительным успехом. А дальше… дальше остался только Паук. Ну, держись!

По божьей милости обратный путь обошелся без особых неожиданностей. Пираты нас обходили десятой дорогой, погода тоже радовала, правда, опять пришлось торчать трое суток в Лиссабоне, пережидая шторм.

А еще здесь к нам присоединились пять коггов, которые графство Седубал отправило на помощь своему будущему сюзерену Франциску Наваррскому. А командовал ими… Я даже не поверил, когда мне представлялся молодой усатый кабальеро. Нет, не дон Кихот, а, черт побери, сам Кристобаль Колон! Да-да, тот самый Колумб, который открыл Америку в свое время. Ну и дела! Даже не представляю, где его Феб заарканил. Ну ничего, увидимся — узнаю. Впрочем, генуэзцу уже не светят лавры первооткрывателя, я успел раньше. Хотя пусть заново открывает, я еще и подскажу, куда переться. А мне самому светиться недосуг. Но не суть. Так вот, прибытие в Сибур принесло сразу несколько неожиданных известий.

Оказывается, Паук уже успел сделать первый шаг. За несколько дней до нашего возвращения пять франкских галер пытались прощупать оборону города. Но жестоко обломались: головомойка, которую я устроил рехидорам, принесла свои плоды. Одну посудину потопили прямо на входе в бухту, засадив валун в полтонны прямо в середину палубы, а вторую разнесли в щепки из орудий с мыса Сокоа. В первом случае великолепно сработал сам шут его величества Франциска Наваррского, его милость дю Валлон, лично наводивший требушет, а во втором отличился Крупп-младший, не по годам зрело командуя артиллерийской батареей. Остальные посудины ретировались несолоно хлебавши.

А еще наше прибытие совпало с визитом самого рея Наварры Фебуса, посетившего Сибур для присутствия при спуске на воду трех первых кораблей наваррского флота и заодно — для крестин своего бастарда. Да-да, дама Аиноа благополучно разрешилась толстощеким смуглым бутузом! Вот только женского пола! Н-да… как-то не везет попаданцам на пацанов. Я девок наплодил, теперь Феб открыл счет. Хотя, как я говорю, все в кассу пойдет. Девочки — тоже хорошо. К тому же, как я узнал позже, Франциск особо и не расстроился. В преддверии брака с графиней Седубал появление потенциального наследника трона мужского пола, пусть даже бастарда, являлось не совсем желательным в политическом плане. А вот шевальер Аиноа выглядела бледно. С появлением пацана она резко поднималась в статусе, а тут облом — девица. Впрочем, Феб дочь сразу признал, что слегка примирило ее мать с действительностью.