— Ваше святейшество… — Я осторожно прикоснулся губами к массивному перстню-печатке с изображением святого Петра, закидывающего с лодки сети, и остался в коленопреклоненном положении.

Этикет, видите ли. Прежде чем допустили к Кеше, добрый час втолковывали правила поведения. То нельзя и это нельзя, понапридумывали ритуалов.

— Итак, сын мой… — проговорил ровным хрипловатым голосом Иннокентий.

— Ваше святейшество…

— До меня дошли сведения, — папа едва заметно недовольно поморщился, — что ты сегодня ночью, не щадя живота своего, вершил благие дела?

Подпустив в голос скромности и на всякий случай раскаяния, я тихо проговорил:

— Защищать убогих и сирых — это долг любого христианина и благородного рыцаря, ваше святейшество.

Иннокентий иронично ухмыльнулся.

— Похвально, похвально, сын мой… — и вдруг жестко поинтересовался: — А как случилось, что ты там так вовремя оказался?

У меня чуть сердце с перепугу не остановилось. Все знает? Делла Ровере сдал меня? Приплыл, Жан Жаныч… Из дворца я уже не выйду. Тут охраны полным-полно, за каждой дверью стоят, а я, как назло, все оружие сдал. И даже если бы не сдал, рубиться не вариант, сам себя вне закона объявлю. Ни один католик в Европе мне даже воды не подаст. Ни деньги, ни связи не помогут, затравят, как зайца. Хотя… Если бы папа все знал, меня бы уже пытали и ни за что к нему не допустили. Рано, рано, хоронить себя. Так… чтобы соврать…

— Ваше святейшество, я не смею признаться…

— Смелее, сын мой. Облегчи душу… — Папа хищно ухмыльнулся.

Еще больше склонив голову, я покаянно пробормотал:

— Я искал любви, ваше святейшество, ибо падшие женщины Рима славятся своим умением на всю Европу.

Иннокентий утробно хрюкнул, словно диким усилием сдержал смех, и оттаявшим голосом приказал:

— Встань, сын мой. Твоя искренность выдает в тебе доброго католика. А теперь расскажи мне все от начала до конца. Падших женщин можешь опустить. Начни с того, зачем ты прибыл в Рим.

— Искать справедливости, ваше святейшество…

Беседа с понтификом продлилась долго, не менее двух часов. Я уже под конец стал про себя материться как сапожник, потому что папе притащили кресло, а мне все это время пришлось стоять на своих двоих. Вдобавок чертов Иннокентий походя выдурил у меня тысячу дукатов на строительство своего дворца Бельведер в качестве добровольного пожертвования. Но я ничуть не жалел и дал бы в два раза больше, потому что разговор оказался очень содержательным и полезным.

По вопросу индульгенции отца папа пообещал все решить в самое ближайшее время. А вот меня признавать в качестве шестого графа Арманьяка от лица католической церкви наотрез отказался. Правда, взамен подсказал, как можно этот вопрос уладить обходным маневром. Теперь осталось только получить документы. Думаю, и за этим дело не станет, так как Логан уже отвез монету по назначению.

Но это все семечки, главное, Кеша предварительно пообещал поддержать Наварру в сваре с Францией! Но опять же не открыто, а хитроумным способом. И конечно же не просто так. Вопрос обратных услуг будет обсуждать с ним сам Франциск во время визита в Ватикан после предстоящей победы над Пауком. У Феба мозги как раз под нужным углом заточены, так что пусть сам соревнуется с понтификом в дипломатической казуистике. А я так, мечом помахать да подраться. Не мое, в общем.

По завершении терок с папой я попал в руки… к кардиналу делла Ровере. Меня тормознули на выходе из Латеранского дворца и препроводили прямо к нему. Великий пенитенциарий был крепко не в духе и смотрел на меня, как на закоснелого еретика. И для начала заставил дважды повторить историю с Бенедеттой.

Пришлось повиноваться и выложить все как на духу. Правда, слегка скорректировав некоторые моменты.

— Вы больше ничего мне не хотите рассказать, сын мой? — От недовольной рожи кардинала могло молоко во всей округе скиснуть.

— Ваше высокопреосвященство… — я еще раз смиренно поклонился, — я изложил вам все без утайки. После того как ваше поручение было исполнено, откуда ни возьмись появились убийцы. И мне пришлось защищать рекомую даму. Поверьте, сделать это было непросто, так как мои люди уже успели отступить. Но с божьей помощью…

— Дальше… — нетерпеливо бросил кардинал.

— Далее Бенедетта меня опознала, и мне пришлось открыть ей цель своего прибытия в Рим, дабы не выдать истинной причины моего появления в этом переулке.

— Слишком грубо! — недовольно вставил делла Ровере. — Мог действовать тоньше. К примеру, назваться кем-нибудь еще…

Я виновато пожал плечами: мол, уж извините солдафона.

— Затем она сама вызвалась составить протекцию перед понтификом, и сегодня утром меня к нему вызвали. Но, клянусь Богородицей, я ему ничего не выдал.

— Сколько затребовала? — угрюмо поинтересовался кардинал.

— В итоге шесть тысяч дукатов, — спокойно признался я.

Великий пенитенциарий всплеснул руками и поднял взор к потолку, словно призывал Господа в свидетели моей глупости.

И буркнул:

— Сам виноват, сын мой. Все могло решиться гораздо меньшей ценой. Но что случилось, то случилось. Пожалуй, кардинал де Бургонь слегка переоценил твои способности. И теперь я тебе советую как можно быстрей покинуть Рим, так как убитые вами молодые люди принадлежат очень к могущественным семьям. А до отбытия носу из дома не казать.

Я в который раз поклонился и вкрадчиво поинтересовался:

— Я могу еще чем-нибудь помочь, ваше высокопреосвященство? К примеру, выказать свою благодарность вам?

В итоге в очередной раз полинял на пятьсот дукатов. Чертовы церковники! Получу бумаги, и ноги моей в Риме больше не будет. Ведь обдерут как липку и не поморщатся, святоши чертовы.

Хотя… могу со всей ответственностью заметить, что заплатил я гораздо меньшую цену, чем изначально планировал. Семь тысяч — это не сто. Ай да хват Жан Жаныч! А то, что чуть живота не лишили, — дело житейское. Мне не привыкать.

Добравшись домой, я сразу приказал вызвать с «Виктории» еще с десяток дружинников для охраны виллы. Черт его знает, сколько придется ждать документы, так что в свете последних событий не помешает поберечься. Кровная месть по нынешним временам вполне рядовое событие.

И только собрался переодеваться, как заметил, что Луиджи сам не свой, бледный и молчаливый.

— Что случилось?

Парень промолчал.

— Говори.

— Все в порядке, сир. — Эскудеро натянуто улыбнулся. — Голова болит, вчера вина перебрал.

— Совсем пить не умеют, щенки… — пробурчал я. — Толи дело мы в вашем возрасте…

На этом расспросы прекратил. Мало ли что там с ним. Захочет — признается, а лезть в душу мне недосуг. Чай не кисейная барышня.

Но все-таки выбрал момент и поинтересовался у Клауса:

— Что с Луиджи?

— Не знаю, сир…

А вот по его ответу я сразу понял, что у Луиджи действительно какие-то серьезные проблемы. У Клауса мне врать никогда не получалось.

— Вздуть? — ласково улыбнулся оруженосцу. — Смотри, три шкуры спущу.

— Сир… — Парнишка потупился. — Это не моя тайна…

— Тайны моих эскудеро — это мои тайны!!! — рявкнул я страшным голосом. — Совсем обнаглели, щенки. Говори!

Но Клаус все-таки отбоярился. Пришлось призывать к себе Луиджи.

— Последний раз спрашиваю…

— Сир, — эскудеро поклонился, — я не хочу докучать вам своими проблемами. Но если вы приказываете…

— Приказываю.

— Хорошо, сир. Вы уже знаете, что я бастард одной из семей рода Колонна. Моя матушка — простолюдинка, мой отец признал меня, но очень скоро умер, не оставив нам ничего. Кроме… кроме дома в Риме, где все это время моя мать и жила. Я вчера виделся с ней… Так вот, скоро у нее этот дом отберут из-за долгов покойного отца, о которых она даже не подозревала. Просто выкинут на улицу вместе с моей маленькой сестрой… — Эскудеро запнулся.

— Говори.

— Я скопил немного денег за время службы у вас, сир… но их не хватит…

— Сколько?

— Скопил сорок флоринов. Еще двадцать занял мне Клаус.