— В детстве тебя точно роняли головой вниз. Это все?

Не могу не улыбнуться глубине его изумления.

— Нет. Меня никто не ронял. Я была средним ребенком, так что меня в основном просто игнорировали. Но я научилась быть самой себе чирлидершей, и знаешь, что? Чем больше ты пытаешься поверить в себя, тем больше у тебя это на самом деле получается. Твой мысленный диалог начинает звучать громче. Ты должен сохранять позитивный настрой. Так что просто выйди туда, скажи себе: «Я справлюсь с этим», и поверь в это. С тобой все будет в порядке.

Теперь Деклан, кажется, рассержен.

— Ты говоришь мне ободряющую речь?

— Ты выглядишь так, будто тебе это не помешало бы.

Он категорически заявляет:

— Ты определенно не с этой планеты.

— Спасибо.

Деклан раздражен моей саркастической улыбкой, и на лице снова это выражение... взгляд, способный расплавить сталь. Бормоча что-то себе под нос, он разворачивается, рывком открывает дверь и выходит, захлопнув ее за собой.

Примерно через десять минут начинают приходить сообщения.

«Мне жаль, что я так сильно тебя раздражаю».

Когда я игнорирую это сообщение, она присылает другое.

«Ладно, слово «извини» может быть сильно преувеличено. Вот список того, что мне нужно». Она присылает такой длинный список, что я жалею, что дал ей телефон. Список включает в себя определенные предметы одежды, косметики, туалетных принадлежностей и продуктов питания. Органические продукты, если быть точным, экзотические блюда, о которых я никогда не слышал, с такими названиями, как рамбутан, черимойя и агуахе⁶. Плюс четыре разных сорта капусты.

Следует пауза не более чем на пять минут, затем сообщения начинаются снова, с промежутком всего в несколько мгновений между каждым из них.

«Ты уже сообщил Натали, что со мной все в порядке? Я беспокоюсь за нее».

«Шон жив? Я не видела, как он выходил из лимузина. Я беспокоюсь и о нем тоже».

«Почему в твоей спальне нет телика?»

«Знаешь, есть и другие производители костюмов, кроме Armani».

«Помни: ты заслужил это».

В конце концов мне приходится выключить звук, потому что все продолжают странно пялиться на меня. Я стою в комнате, в которой, по меньшей мере, тридцать ирландских гангстеров, пришедших засвидетельствовать свое почтение, а мой телефон разрывается, как у какого-нибудь подростка в разгар эмоционального срыва.

Я отвечаю: «ТЫ СО МНОЙ НЕ РАЗГОВАРИВАЕШЬ, ПОМНИШЬ?»

Она отправляет в ответ эмодзи со средним пальцем.

Я, блядь, не могу поверить, что это недоразумение случилось в моей жизни.

Через тридцать минут после ухода Деклана входит Киран, неся поднос с едой. Он ставит его на кофейный столик и разворачивается, чтобы уйти.

— Киран? — Он останавливается как вкопанный. Не оборачивается ко мне, просто выдыхает в ужасе. — Хотела поинтересоваться, как ты себя чувствуешь.

Повисает пауза, затем он произносит с характерным сильным ирландским акцентом:

— Повтори еще раз?

— Твой нос. Ты в порядке?

Он поворачивается ровно настолько, чтобы хмуро посмотреть на меня через плечо и произносит фразу с последним гэльским словом:

— Перестань вести себя как «слизняк⁷».

Хлоп. Какое прекрасное сравнение.

— Без понятия, как это переводится на английский, но я предполагаю, что это точно не комплимент.

— Ты не уймешься, девочка.

— Гм. Хорошо?

— Плоская, как шиллинг⁸, не так ли, девочка?

Очевидно, мы собираемся пробежаться по всей гамме малоизвестного мне ирландского сленга, прежде чем я смогу ответить утвердительно или отрицательно на его выпады. Мне нужно срочно сдвинуть разговор с мертвой точки.

— Крем с арникой поможет справиться с синяками. И помни, лед — твой друг.

Киран смотрит на меня так, словно пытается решить, засунуть ли мою руку в мусоропровод или переехать меня внедорожником.

Когда я посылаю ему обаятельную улыбку, он ворчит себе под нос и уходит.

Я проверяю дверь после того, как тот захлопывает ее за собой, но она заперта. Не повезло.

Поднос, который Киран оставил, наполнен разнообразными закусками, которые понравились бы любому пятнадцатилетнему мальчику. Банка кока-колы, пакетик M&Ms со вкусом арахисовой пасты, большой пакет вяленой говядины, пакет картофельных чипсов Lay's для вечеринок и банка соуса ранч.

Теперь понимаю, почему у Деклана такие перепады настроения. В течение часа после каждого приема пищи у него резко повышается уровень сахара в крови.

Здесь нашелся также — о ужас! — сэндвич с болонской колбасой⁹ на белом хлебе с ломтиком того сорта американского сыра, который поставляется в индивидуальной пластиковой упаковке и легко останется съедобным в течение следующего ледникового периода благодаря всем консервантам, содержащимся в его блестящей кожуре ядрено-оранжевого цвета.

Я снимаю с бутерброда болонскую колбасу и нюхаю ее. Особо ничем не пахнет, так как поверх нее намазан толстый слой майонеза. Я вытираю весь майонез одной из салфеток, которые прилагаются к подносу, затем откусываю кусочек мяса.

Оно такое соленое, что у меня, наверное, прямо сейчас начинается отек лодыжек. Как это можно вообще назвать едой?

Я выплевываю то, что запихнула в рот, затем отправляю Деклану еще одно сообщение.

«Если ты пытаешься меня отравить, то у тебя получилось».

Он не ответил ни на одно из прочих сообщений, так что на этот раз я тоже ничего не жду. Но через несколько секунд приходит ответ.

«Наконец-то, несколько хороших новостей».

Я отвечаю на этот выпад с улыбкой:

«О, смотрите-ка, кто тут у нас снова хохмит. Можно ли утверждать, что в твоем чувстве юмора есть толика утраченного очарования?»

Его ответ приходит так быстро, что не уверена, как ему удалось его напечатать.

«Пожалуйста, не перебивай меня, пока игнорирую тебя».

На это я только смеюсь в голос.

«Молодец, старикан. Кстати, сколько тебе лет?»

«Относительно других - сорок два. Относительно тебя, мне кажется, что сорок две сотни».

Он старше, чем выглядит. Улыбаясь в экран телефона, я бормочу:

— Ой. Дикарь.

Я раздумываю, не отправить ли что-нибудь еще в ответ, но решаю оставить за ним последнее слово. Может быть, это поднимет Деклану настроение, когда я увижу его в следующий раз.

Наверное, нет, но я попробую.

В шкафчике под раковинами в его огромной ванной комнате нахожу аспирин, неоспорин, перекись водорода и бинты. Я запиваю две таблетки аспирина глотком воды из-под крана, затем принимаю душ. Конечно, сначала заперев дверь ванной.

Закончив с душем, вытираю волосы полотенцем, снова надеваю трусы Деклана, рубашку и сажусь на унитаз, чтобы заняться подошвами ног. Я дезинфицирую их перекисью, смазываю антибактериальным кремом и накладываю повязку на несколько самых серьезных порезов.

Затем, когда мне больше нечего делать и нет телевизора, который можно было бы посмотреть, решаю попытаться хорошенько выспаться.

Я уже перерыла все его ящики. Деклан не хранит ничего личного в личном пространстве, что само по себе кажется мне весьма занимательным. Ни фотографий, ни книг, ни украшений, ни записок. Ни один предмет в спальне Деклана не позволяет сказать, что он здесь живет. Если не считать его одежду, аккуратно развешанную в шкафу, причем с такой дотошной аккуратностью, сложенной в ящиках, что только по ней можно было определить, что здесь обитает мужчина. Все остальное здесь было нейтрально заряжено.

Обезличено.

Деклан мог бесследно исчезнуть в любой момент, и никто никогда не узнал бы, что он был здесь.

В чем, возможно, и был весь смысл.

Но именно это подстегивает мое любопытство. О нем и его жизни, о том, что могло заставить мужчину так обезличиться в своем собственном доме. Может быть, у него в гостиной чертова туча семейных фотографий, но почему-то я в этом сомневаюсь.