Может быть, в ее духах содержится окситоцин. Это многое объяснило бы.

— Что же тебе в ней так нравится?

— Все.

— Назови что-нибудь одно.

Мой вызывающий тон сбивает его с толку еще больше. Если честно, меня это тоже сбивает с толку.

— Это что, какая-то игра?

— Ага, просвети меня.

Мгновение Ставрос пристально изучает выражение моего лица, а еще через мгновение на его лице появляется выражение ужаса. Его голос звучит сдавленно.

— У тебя есть к ней чувства.

Я усмехаюсь.

— Ага. Гамма чувств – беспокойство, раздражение, злость. Могу продолжить.

Когда Ставрос продолжает смотреть на меня с таким же испуганным выражением, я решаю немного подтолкнуть его.

— Признаю, что ее сиськи просто крышесносные. И эта задница... Что ж. Не мне тебе рассказывать.

Моя улыбка кричит о том, что я довольно часто видел ее идеальную задницу. Предполагает, что я уже ее отымел. Как я и предполагал, мысль об этом сводит Ставроса с ума.

— Пошел ты!

— Нет, спасибо. Вернемся к Слоан.

Некоторое время пленник кипит, раздумывая, выкрикнуть ли мне еще больше непристойностей или подчиниться.

— Не собираюсь говорить с тобой о ней.

Достаю пистолет из-за пояса, наклоняюсь вперед и приставляю его к его коленной чашечке.

— Как насчет сейчас?

Ставрос вспотел. Вены у него на шее вздулись. Он нервно облизывает губы, переводит дыхание, затем качает головой.

Его смелость удивляет меня. Глубоко. После двадцати лет работы в синдикате я редко чему удивляюсь.

— Ты бы ни за что не отказался от своего босса, но ты не будешь говорить со мной о женщине, с которой ты больше даже не встречаешься?

— Не просто так. Это ради нее. Я бы и не ожидал, что ты поймешь.

Ставрос так напуган, что чуть не обделался. Но он также и дерзок. Готов был лишиться своей коленной чашечки, чтобы защитить ее честь.

Черт возьми. Я отказываюсь испытывать симпатию к этому парню.

Наклоняюсь ближе и тычу пистолетом ему в промежность. Он издает тихий вскрик ужаса.

— Давай попробуем еще раз. Что тебе в ней так нравится?

Ставрос проводит несколько мгновений, учащенно дыша и судорожно сглатывая излишки слюны во рту. Я даю ему немного времени, чтобы взять себя в руки, и спокойно жду, пока он не заговорит.

— О... она самый умный человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни.

Твою же мать. Я надеялся, что он скажет что-нибудь пустячное о ее теле, чтобы я мог отстрелить ему член. Я сухо констатирую:

— Она того же мнения. Что еще?

— Она ничего не боится. Она вдумчивая и добрая. И забавная. Ты не ожидаешь, что такая сексуальная девушка будет забавной, но это так.

— Но все же раздражает, верно? Разве она не разозлила тебя чем-то жестоким?

Ставрос выглядит потрясенным этим предположением.

— Нет, она не раздражает. Она - богиня.

Я начинаю понимать, почему Слоан он наскучил. Его серьезность утомляет. Этот парень сух, как тост без масла. Она гораздо выше его, причем даже не на голову, что они даже не с одной планеты.

Я засовываю пистолет обратно за пояс и рассматриваю его.

Очевидно, Ставрос думает, что я размышляю над тем, как лучше расправиться с ним. Он становится белее мела и начинает дрожать.

— Я не собираюсь убивать тебя, Ставрос.

— Нет?

— Нет. Это было бы слишком удручающе.

— Я не понимаю.

— Это потому, что жизнь еще не высосала из тебя всю радость. — Я встаю и начинаю расхаживать перед стулом. — Но и отпустить тебя я тоже не могу. Мало того, что тебе пришла в голову крайне глупая идея попытаться пробраться в мое здание с жалкой попыткой спасти ее, ты еще и застрелил двух моих людей в «Ла Кантина» в Тахо.

— Я никогда ни в кого не стрелял. — Я резко останавливаюсь и смотрю на него. — Я этого не делал. Если не считать рыбы.

— Значит, те двое мужчин убили сами себя?

— Нет. Алексей застрелил двоих, которые подошли к нашему столику. Казимир застрелил двух других.

Я уже знал о Казимире. Но согласно данным, которыми располагаю, стрелявшим за столом был Ставрос. С другой стороны, он и его покойный друг Алексей очень похожи. Высокие, стройные, темноволосые с одинаковыми татуировками на костяшках пальцев. Почти как братья.

Ставрос говорит:

— Мне все равно, если ты мне не веришь. Это правда. На самом деле я ненавижу оружие. Я больше разбираюсь в компьютерах.

— Позволь мне внести ясность. Ты никогда раньше ни в кого не стрелял, но решил, что было бы блестящей идеей приехать в Бостон, чтобы попытаться спасти женщину, с которой ты встречался несколько месяцев, от мужчины, который стрелял в людей и раньше. Многих людей. Есть немало более глупых вещей.

— У меня не было выбора.

— У нас всегда есть выбор.

— Сердце ведет туда, куда оно хочет.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты ее марионетка?

Ставрос задумчиво улыбается.

— Нет. Я просто влюблен. Не имеет значения, буду я жить или умру, пока рядом с ней.

Я свирепо смотрю на него.

— Ты что, пытаешься добиться, чтобы тебя здесь убили? У тебя есть непреодолимое желание умереть?

— Я бы не ожидал, что кто-то вроде тебя поймет.

Я рычу:

— Не груби мне, парень. Я могу отстрелить немало частей твоего тела и все равно сохранить тебе жизнь.

Внезапный яркий образ того, как Ставрос лежит на Слоан, толкаясь между ее раздвинутых бедер, когда она стонет и выгибается под ним, разом выбивает воздух из легких. Его замещает яд.

Яд чистой ревности.

Ставрос видит выражение моего лица и снова сглатывает.

Снова меряю пространство шагами. Я хожу взад-вперед, размышляя. Ставрос сидит молча, с трепетом наблюдая за мной. Как и Слоан, он совсем не такой, как я ожидал, - не закоренелый убийца. Ставрос не верен ничему, кроме романтических представлений об истинной любви. Он молод и идеалистичен, храбр и умен, и - если быть честным с самим собой - вероятно, лучше человек, чем я.

Человек, который стал бы хорошим отцом.

Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

— Так ты хочешь жениться на ней?

Ставрос удивленно моргает.

— Я не понимаю...

— Отвечай на чертов вопрос.

— Хорошо. Да, я хочу жениться на ней.

— А дети? Ты тоже хочешь, чтобы у вас с ней были дети?

Его глаза сияют от эмоций, Ставрос грубо говорит:

— Столько, на сколько она согласится, да. Я всегда хотел быть отцом. И она была бы замечательной матерью. Я бы бросил все это, если бы Слоан попросила меня об этом. Жизнь. Деньги. Что угодно. Единственное, что имеет для меня значение, - это она.

Твою же мать. Я не хотел, чтобы этот допрос прошел именно так.

Я провожу рукой по волосам, тяжело выдыхаю и закрываю глаза. Когда я открываю их, Ставрос смотрит на меня так, словно его смыло за борт в бушующий шторм, а я - спасательный жилет, который кто-то собирается ему бросить.

Которым, по сути, и являюсь.

Стараясь, чтобы это не прозвучало так подавленно, как себя чувствую, я говорю:

— Хорошо, парень. Это твой счастливый день. Давай заключим сделку.

— Подождите-ка, Нэнси. Начните сначала. Напомните, как это называется?

— Дефицит иммуноглобулина А. Сокращенно ДИА. Это генетическое заболевание, передающееся от ваших родителей.

Вдох на счет четыре. Задержите дыхание на счет четыре. Выдох на счет четыре.

— Но я не чувствую себя больной. Если не считать этого дурацкого тромба в мозгу, я чувствую себя прекрасно. У меня прекрасное здоровье. У меня нет никаких симптомов болезни.

— У большинства людей с этим заболеванием нет никаких симптомов.

— Есть ли лекарство?

— Нет.

Отлично. У меня неизлечимая болезнь. По крайней мере, беременность закончилась бы через девять месяцев.

— Так в чем же именно дело?

— ДИА - это антитело, которое является частью вашей иммунной системы. Когда вам этого антитела не хватает, вы более склонны к заражению инфекциями. Это состояние также, по-видимому, играет определенную роль в развитии астмы, аллергии и аутоиммунных расстройств.