Заключает сделку с дьяволом ради душ всех, кто вызвал ее неудовольствие или что-то в этом роде.

— Малышка. Девочка, ты меня слышишь?

Я слышу, каким грубым и встревоженным звучит мой голос, но я слишком занят, сосредоточившись на ней, чтобы обращать на это внимание. Склонившись над ней на четвереньках, я убираю прядь темных волос с ее лица. Слоан ни на что не реагирует. Я легонько шлепаю ее по бледной щеке.

Ее глаза беспокойно двигаются под веками. Она издает едва слышный стон. Веки трепещут, затем ресницы поднимаются, и она смотрит на меня снизу вверх. Ее взгляд затуманен и расфокусирован.

— О, вау, — шепчет Слоан, судя по голосу, впечатленная. — Такие голубые. — Что-то в ее ошеломленном выражении лица вызывает тревожный звоночек в глубине моего сознания.

— С тобой все в порядке? Ты можешь сесть?

Слоан медленно моргает. Затем она улыбается и протягивает руку, чтобы коснуться моего лица. Она нежно проводит пальцами по щеке к подбородку, затем вздыхает от удовольствия. Она снова закрывает глаза, улыбаясь.

Что-то идет не так.

— Я собираюсь переложить тебя, девочка.

Я поднимаю ее, несу через комнату и укладываю на кровать, устраивая ее голову на подушке. Когда мои пальцы касаются ее затылка, она издает едва слышимый звук, указывающий на то, что ей дискомфортно.

Черт побери! На ее затылке большая шишка. Нахмурившись, я осторожно провожу кончиками пальцев по опухшему месту. Слоан вздрагивает, затем открывает глаза и пронзает меня холодным взглядом.

— Я в курсе, что неотразима, гангстер, но перестань ласкать меня. — Она замолкает. — Почему у тебя такой встревоженный вид?

— Ты упала в обморок.

Это заставляет ее смеяться.

— Умоляю тебя. Я бы никогда такого не сделала.

— Назови последнее, что ты помнишь?

Она снова делает паузу, чтобы подумать.

— Говорю тебе отсосать у меня. Фигурально выражаясь.

— Что-нибудь после этого? Нравится прикасаться к моему лицу?

Она морщит нос. Это почти очаровательно.

— Ты снова накачал меня наркотиками, чтобы заставить замолчать?

— Вопреки моему здравому смыслу, нет.

— Я бы ни за что не прикоснулась к твоему лицу, если бы не пыталась выцарапать тебе глазные яблоки.

Когда продолжаю молчать, ее глаза расширяются в тревоге.

— Нет.

— Ага. Погладила меня пальцами по щеке, как будто моя щека из меха норки, — чтобы посмотреть, как она с этим справится, я вставляю, — ты также говорила мне, какой я красивый.

Ее улыбка возвращается.

— Теперь я знаю, что ты лжешь.

Слоан не считает меня красивым? Это обижает. Конечно, меня не волнует ее мнение, просто женщины всегда говорят мне, какой я красивый.

Подождите-ка. Забыл. Она не женщина. Она - разъяренная банши, которая съедает мужское здравомыслие на ужин.

— Тогда расскажи мне, как получилось, что ты лежишь на кровати.

Слоан оглядывается по сторонам, словно пытаясь вспомнить. Когда ее глаза снова встречаются с моими, я вижу ее разочарование.

— Гребаный асфальт.

— Попробуешь еще раз?

— Ударилась головой о землю на парковке, когда ты вытащил меня из машины и уронил. На самом деле, ударилась по нему очень сильно. Я думаю, что, возможно, потеряла сознание еще до того, как ты накачал меня кетамином.

Мне не нравится, как это звучит, но в одном она ошибается. Мне кажется странно важным поправить ее.

— Не я вытаскивал тебя из машины.

— Да, ты, это был ты, я видела… Ой. Теперь, когда ты упомянул об этом, я не видела лица человека, который это сделал.

— Это был не я.

— Тогда кто же это был?

— Почему тебя это волнует?

— Чтобы мне знать, на ком срывать свою злость.

Киран был тем, кто вытащил ее из «бентли» Казимира и высадил, прежде чем бросить в наш внедорожник, но я не собираюсь сообщать ей об этом.

С другой стороны, может быть, Слоан вычеркнет его из списка лучших друзей, и все вернется на круги своя. У него действительно хватило наглости предложить мне впустить ее на кухню, чтобы она для нас готовила.

Как будто это не вызовет бунта, если попытаюсь угостить своих людей кроличьим кормом, который она ест.

Но я решаю, что последнее, что кому-то сейчас нужно, — это эта болтливая банши Динь-Динь, затевающая против него вендетту. У нас и так достаточно проблем.

— Забудь об этом. Но я собираюсь привести сюда врача, чтобы тот осмотрел тебя.

Я помогаю ей сесть. Щеки Слоан розовеют, и это хорошо, но она все еще выглядит немного дрожащей. Я подавляю нелепое желание ободряюще обнять Слоан и вместо этого отступаю назад.

Слоан смотрит на меня снизу вверх, прищурившись.

— Ты сказал «врач»?

— Только не говори мне, что у тебя ко всему прочему развилась тугоухость.

— Нет, с ушами все в порядке. Просто удивлена.

— Из-за чего?

— Что ты делаешь это для меня. — Слоан смотрит на меня как-то странно. У нее такой вид, как будто она благодарна. Как будто…

Я ей нравлюсь. Что является чистейшей фантазией с моей стороны. Эта женщина презирает меня. Возможно, я тоже приложился головой об асфальт.

— Мертвой ты мне без надобности. — Мой голос звучит хрипло.

— Какая разница, если я помру? Ты сказал, что работаешь над тем, чтобы вернуть меня домой. Я тебе больше не нужна. Верно?

В ее голосе звучит любопытство. Или это подозрение? Не могу сказать.

— Я не говорил, что ты мне не нужна. — Как только произношу это, меня охватывает ужас. Точно знаю, как плохо это прозвучало.

Если бы этого не произнес, выражение лица Слоан подсказало бы мне.

Зелеными глазами, острыми, как лезвие ножа, она пронзает меня и говорит:

— Значит, я тебе действительно нужна? Для чего именно?

Я рычу:

— Для тренировки в стрельбе по мишеням.

У нее жесткий взгляд. Немигающий. Нервный.

Она еле слышно спрашивает:

— Гангстер... ты в меня влюблен?

— Нет...

— Потому что никто не стал бы винить тебя, если бы ты в меня влюбился.

— Господи. У тебя не в порядке с головой.

— И я говорила тебе, что это произойдет.

Я кричу:

— Этого не было! Ничего не произошло!

— Нет?

Слоан встает и подходит ко мне. Я делаю шаг назад, затем молча проклинаю себя и остаюсь на месте, когда она приближается.

Когда Слоан останавливается, то стоит так близко, что я чувствую запах шампуня, которым она мыла волосы. Моего шампуня. И запах моего мыла, его аромат на ее коже. И моя рубашка, которая на ней надета.

И мои трусы, если только она их не сняла.

Черт, она что, сняла их? Она голая под моей рубашкой?

Глядя мне в лицо, Слоан говорит:

— Об этом судить мне.

Потом она встает на цыпочки и целует меня.

Это все равно что целовать кирпичную стену. Нет, это неправильно. Позвольте мне перефразировать.

Это все равно, что целовать ледяную, сердитую кирпичную стену, которая ненавидела тебя и все, за что ты боролась, всю жизнь лелеяла обиду на тебя и дала клятву чести, что убьет тебя, чтобы отомстить за убийство своего отца.

Рот Деклана твердый, холодный и непреклонный. Каким-то образом его губы передают, что они предпочли бы, чтобы в них вкололи порцию вируса Эбола, чем испытывать абсолютное отвращение от встречи с моими губами.

Деклан обхватывает меня руками за плечи и отталкивает. Держа меня на расстоянии вытянутой руки, он смотрит на меня так, словно я - щенок, который только что нагадил на его любимую пару ботинок.

Грозовые тучи собрались над его головой, и он мрачно говорит:

— Не надо. Никогда. Не делай этого. Снова.

— Не буду. Приношу свои извинения. — Заливаюсь тихим и смущенным смехом. — Иногда моя уверенность в себе немного зашкаливает.

— Считаешь?

— Гм. Да. Но это не моя вина.

— Не вдавайся в подробности. Ради всего святого, не говори больше ни слова.

— Просто большинство мужчин такие... покладистые. Думаю, это не так.