На борту другого «Боинга 707» его передачу слушали кубинцы. Глория Каролло ввела переданные цифры в бортовой компьютер, рассчитавший курс, которым им надо было следовать. Самолет с кубинцами начал уходить со своей теперешней высоты пятнадцать тысяч футов на высоту полета президентского самолета двадцать восемь тысяч футов. Как только самолет пересек отметку высоты восемнадцать тысяч футов, он вошел в контролируемое воздушное пространство: летя выше этой отметки, они должны были включить ответчик и заполнить флайт-план. Но радары контролируют не все воздушное пространство Соединенных Штатов, и вторжение самолета в зону осталось незамеченным. Хотя безусловно, рано или поздно их должны были обнаружить.

Харди переключил радиостанцию на другую частоту и снова продиктовал свои координаты, опустив на этот раз код ответчика. В нескольких сотнях миль отсюда, к западу от Денвера над темными облаками, на высоте, не контролируемой центрами управления полетами, кружила «Пантера» Мохаммеда Асри. Асри считал, что Харди передал ему координаты президентского самолета с борта самолета-разведчика, и теперь ему предстояло самому, без помощи компьютера, рассчитать лучший курс для перехвата. Однако это было не так сложно. Из Сан-Франциско на Вашингтон было всего две воздушные трассы для реактивных самолетов. Из-за благоприятных воздушных потоков обычно пользовались трассой J–32, возле которой как раз сейчас и находился самолет Асри. Но Харди передал, что президентский самолет следует трассой J–84, поэтому Асри плавно развернул свой самолет и отлетел на сто миль к югу. Там он снова стал кружить в небе, как стервятник, высматривающий жертву.

– Самолет президента пересек границу Калифорнии и на сотню миль углубился в воздушное пространство штата Невада, – доложила Элис. – Центр управления полетами в Солт-Лейк-сити поддерживает с ним связь, и похоже, что все в порядке.

– А почему президент не отвечает на вызов по прямому телефону? – спросил Вертер.

– Пилот сейчас это выясняет, он свяжется с Солт-Лейк-сити, и они перезвонят нам.

Вертер нахмурился.

– А кто пилот президентского самолета? – спросил он.

– Не знаю, – ответила Элис. – Я позвоню на базу Эндрюс и выясню.

Она вышла из кабинета, а Вертер, нахмурившись, так и остался сидеть.

– Что вы об этом думаете?

– Наверное, то же самое, что и вы, – ответил Мельник. – Мне это не нравится, но я не знаю, что делать. Может, поднять перехватчики?

Вертер покачал головой.

– А что это даст? Я могу себе представить только три возможности: или все в порядке, или в самолет подложена бомба, или Харди находится на борту самолета. У вас есть что-нибудь другое?

Мельник покачал головой.

– Значит, если все в порядке, то нам ничего не надо делать. Но если в самолет подложена бомба, то что смогут сделать военные самолеты? То же самое, если Харди находится на борту. Что они смогут сделать? Пристроиться рядом и застрелить его из дальнобойной винтовки?

– Но ведь на борту находятся агенты службы безопасности, разве не так?

Вертер кивнул.

– Если там появится Харди, то они должны с ним справиться. Не мог же он протащить на борт самолета целую группу наемных убийц.

– Может быть, стоит предупредить службу безопасности по радио?

Вертер покачал головой.

– Мы не можем сказать по радио ни единого слова о еще одной возможной попытке покушения, если, конечно, у нас не будет очень весомых причин считать, что Харди находится на борту президентского самолета. Из-за одного нашего подозрения мы не имеем права ввергать всю страну в панику.

Мельник не ответил. Он никогда не афишировал своих подозрений, он предпочитал действовать в соответствии с ними.

– Когда у нас появится возможность связаться с самолетом по закрытой линии, мы сможем предупредить их о Харди. Но, с другой стороны, если в самолет заложена бомба, то у нас, по крайней мере, есть немного времени. Харди не мог точно знать время взлета президентского самолета, а так как полет длится шесть часов, он, возможно, установил ее на два или три часа вперед, чтобы быть уверенным, что она не взорвется до того момента, как президент прибудет к самолету.

Мельник кивнул.

– Поблагодарим судьбу за эту небольшую удачу.

– В любом случае, мы обязательно должны выяснить, почему не работает телефонная линия прямой связи.

– Меня как раз и беспокоит, – сказал Мельник, – что не отвечает телефон закрытой связи. Ведь у него должна быть дублирующая система, не так ли? Эта линия слишком важна, чтобы допускать ее выход из строя из-за какой-то неисправности.

Вертер не знал, что сказать. Мельник был прав, но пилот доложил, что все в порядке. Внезапно в голове у него промелькнула смутная идея.

– Элис! – крикнул он. – Свяжитесь с пунктом управления полетами в Солт-Лейк-сити и разыщите кого-нибудь, кто знал бы голос пилота президентского самолета!

– Вы думаете… – начал Мельник. Ему было совершенно ясно, что за идея осенила Вертера, и он был прав. Харди был летчиком-истребителем в морской пехоте, и сегодня утром он уже обманул их, когда, говоря по телефону, выдал себя за другого.

Они сидели и несколько минут смотрели друг на друга, потом в кабинет вошла Элис.

– Я связалась с Солт-Лейк-сити, но у них никто не знает голос полковника Линдгрена.

– Чей?

– Полковник Роберт Ли Линдгрен. На базе ВВС Эндрюс мне сказали, что он является пилотом президентского самолета.

Вертер вскочил и вышел из-за стола.

– Я иду на узел связи, – сказал он. – Передайте им, что сложилась чрезвычайная ситуация. Пусть установят прямую радиосвязь с президентским самолетом. Далее, позвоните снова на базу Эндрюс и выясните все что можно о Линдгрене, особенно, нет ли в его голосе какого-нибудь акцента, или других ярковыраженных примет.

С этими словами Вертер удалился в сопровождении Мельника.

Когда Вертер ворвался на узел связи, он застал там Эда Бегли, начальника узла собственной персоной, расположившегося с наушниками на голове перед шкалой настройки.

– Ты уже связался с ними? – спросил Вертер.

– Остынь, парень, – ответил Бегли, сняв наушники, но продолжая смотреть на шкалу настройки. – С этой аппаратурой мы не можем связаться с Калифорнией.

– Но он сейчас летит над Невадой.

– Невада, Калифорния – какая разница. Оба штата далеко, земля круглая, а радиоволны распространяются по прямой. Помнишь, чему тебя учили в университете?

– Ты хочешь сказать, что мы отсюда не можем связаться с ними?

– Ты слушай меня и тогда поймешь, что я хочу сказать. Обычными средствами связи ничего не выйдет, поэтому я пытаюсь связаться с ними через спутник. – Бегли повернулся к Вертеру. – Но это нарушение правил, парень, и я надеюсь, черт побери, что ты знаешь, что делаешь.

– Поверь мне, – сказал Вертер.

Бегли кисло улыбнулся.

– Верить людям, когда они просят тебя нарушать установленный порядок, это не самый лучший путь к будущей карьере в ФБР. – Но Бегли снова надел наушники и защелкал тумблерами.

Через минуту он сказал:

– Ага, вот они. – Он снял наушники, повернул выключатель и комната наполнилась треском радиопомех. Бегли начал говорить в микрофон, который держал в руке.

– Борт номер один, говорит штаб-квартира ФБР в Нью-Йорке. Прием. – Затем он протянул микрофон Вертеру.

На высоте двадцать девять тысяч футов над пустыней Невада Харди тоже включил микрофон.

– Нью-Йорк, я борт номер один, – ответил Харди. – Чем могу быть полезен?

– Обычная проверка, – сказал Вертер. – Что случилось с телефоном прямой связи?

– Мне сказали, что вроде бы ничего страшного, минут через десять заработает. Хотите, чтобы я что-нибудь передал?

– Нет. Как проходит полет?

– У меня все отлично. А у вас были еще какие-нибудь проблемы на земле?

Вертер нахмурился.

– Нет, никаких проблем. Счастливого полета.