Литмир - Электронная Библиотека
A
A

37

Моаммар Каддафи страдал неустойчивостью нервной системы с параноидальными реакциями, называемыми обычно комплексом Наполеона. Он мнил себя спасителем своей страны, лидером арабского мира, новым пророком Магометом, ниспосланным на землю, чтобы очистить этот мир от неверных и безбожников. Предки его были бедуинами, и эта наследственность отражалась в его характере: он был страшно независимым, религиозным и гордым. Все эти черты характера в сочетании с паранойей делали его очень опасным человеком.

Под стать Каддафи был и Сулейман Акбар, эти два человека стоили друг друга, а познакомил их Аян Аллах Джафар. Вернувшись в Ливию после окончания кембриджского университета, Джафар взглянул на свою родину другими глазами. Он рос в состоятельной семье и почти не видел страны за пределами привилегированного круга своей семьи и их друзей.

В Ливию Джафар вернулся уже взрослым человеком. Глаза, видевшие иностранную цивилизацию – это глаза, научившиеся видеть, и Джафар увидел, что его народ живет в нищете, в полной безграмотности, а благополучно процветает и стоит у власти всего один процент населения. Безобразность системы как таковой не волновала его, но его волновал тот факт, что он не попал в этот один процент населения власть имущих.

Конечно, Джафар не пропадал в полной безвестности, он был принят в богатых кругах, а его образование могло послужить интересам правящего класса, но арабские правители строго придерживались принципа семейственности, а семья Джафара не принадлежала к правящей верхушке. Единственным выходом для него была удачная женитьба на представительнице правящей семьи, но здесь он потерпел неудачу.

Позже, в конце 60-х годов, Джафар увидел еще один выход в лице молодого, фанатичного, мятежного полковника Моаммара Каддафи. Джафар восхищался его блеском. Наполеоны часто ослепляют своих сторонников блеском своего образа. Джафар не был ослеплен, но видел, что многие были и что у Каддафи есть хороший шанс прийти к власти. Так как Джафар правильно понимал психическое состояние Каддафи, он осознавал, что этот человек никогда не будет строить в Ливии социалистический рай, что он сумеет прийти к власти, а те, кто помогут ему в этом, и будут новым правящим классом страны. Он стал одним из первых сторонников Каддафи, и, когда стало ясно, что только насилие поможет Каддафи захватить власть, Джафара не слишком расстроила подобная перспектива.

Сам Джафар не был жестоким человеком, никогда в жизни не нажимал на спусковой крючок, не взрывал бомбы, не избивал узников до такого состояния, что мясо отделялось от костей, но он собрал вокруг себя банду единомышленников, которые с успехом все это проделывали.

Одним из таких единомышлеников и был Сулейман Акбар, маленький жестокий человек, которому доставляли удовольствие такие вещи, от которых нормальному человеку просто стало бы плохо. Акбар не был типом садиста, присущим определенному времени или стране: в Германии он стал бы нацистом, в Иране агентом охранки, в Италии чернорубашечником, в Соединенных Штатах куклуксклановцем. Он носил очки, был лыс, одевался консервативно и имел вид ближневосточного бизнесмена, которому даже можно было доверять. Но за его черными глазами скрывалась еще более черная душа.

Акбара нельзя было назвать глупым, он уже доказал свою способность выполнять специфические задачи, если уж не хватало ума планировать их самому. Ему давали карту, подручных, объясняли план операции, и он мог с группой пробраться через границу Израиля, укрыть своих головорезов за поворотом горной дороги, а когда появлялась намеченная цель, представляющая собой автобус со школьниками, он в точно выбранный момент отдавал приказ открыть огонь из базук и автоматов. Даже после такой кровавой бойни он спокойно расхаживал между окровавленными обломками автобуса, собственной рукой добивая оставшихся в живых детей.

Акбар был предан Джафару за то, что тот предоставлял ему возможность выполнять подобные задачи. Он не стремился к власти, а как верный цепной пес ждал, когда ему прикажут отправиться в Израиль убивать школьников, взорвать авиалайнер в Афинах, подложить в переполненную людьми синагогу бомбу в Риме или Париже. Поэтому, когда Махоури вернулся домой и передал требование Харди, Джафар моментально подумал об Акбаре. Он был как раз тем человеком, который требовался.

38

Через неделю после отъезда Махоури из Рима авиапочтой пришло письмо, в котором Харди сообщалось, что заказанная им посылка будет выслана из Лондона 28 августа. Рейс авиакомпании «Пан Ам» Лондон–Лос-Анджелес приземлился в этот день в 16.24, поэтому Харди прибыл к «Форуму» в шестнадцать часов. Он хотел заранее посмотреть, нет ли там поблизости каких-либо людей, делающих вид, что случайно оказались здесь, и читающих газету, просто чтобы убить время. В половине шестого к «Форуму» подъехало такси, из которого вылез небольшой мужчина ближневосточной наружности. Он забрал из багажника свой чемодан и стал нетерпеливо оглядываться по сторонам. Харди убедился, что за ним никто не следит, но тем не менее не стал сразу подходить к нему, а подождал еще десять минут и только после этого подошел к прибывшему и протянул руку.

– Мистер Даллас? – спросил незнакомец.

Харди кивнул и они обменялись рукопожатиями.

– Меня зовут Фалдалла.

– Пойдемте.

Они прошли два квартала, подошли к автобусной остановке и сели в первый подошедший автобус. В автобусе Харди проинструктировал его и вышел на следующей остановке, а Фалдалла доехал до конечной, где взял такси.

Харди стоял на углу, убеждаясь, что за автобусом не следует никакая машина, потом сел в такси и поехал к дому, который снял на небольшой улочке, сворачивающей с бульвара Сансет на Голливуд-хиллз. В спальне были раздвижные стеклянные двери, ведущие на балкон, с которого хорошо просматривалась вся извилистая дорога до бульвара Сансет. Харди внимательно следил за ней и увидел, как такси, в котором ехал Фалдалла, свернуло с бульвара и начало подниматься в гору. Этот подъем занял добрых пять минут, в течение которых ни одна машина не повторила подобный маневр.

Такси остановилось перед домом, и спустя несколько секунд Харди увидел, как оно отъехало и стало спускаться к бульвару. Раздался звонок в дверь, но Харди, не обращая на него внимания, продолжал следить за такси. Машина доехала до бульвара, влилась в общий поток и направилась в сторону центра. Ни одна из машин, припаркованных на бульваре или прилегающих к нему улицах, не последовала за такси.

Только тогда Харди спустился вниз, открыл дверь и провел Фалдаллу в кухню. Поставив кипятиться воду, он обратился к гостю:

– Я просил Джафара прислать мне человека, который уже в прошлом работал на него и которому он мог бы доверять.

– Я и есть тот самый человек.

– Не уверен в этом, – сказал Харди. – Никогда не слышал имя Фалдалла, и это меня настораживает.

Фалдалла снисходительно улыбнулся:

– Это имя, которое указано в моем паспорте. Я прекрасно понимаю, что мое настоящее имя привлекло бы внимание ваших властей.

Харди оглянулся через плечо на кипящую воду.

– Чай или кофе? – спросил он.

– Спасибо, чай, – ответил Фалдалла.

– Может быть, бутерброд с сыром?

Фалдалла равнодушно кивнул, пища мало интересовала его.

– А как ваше настоящее имя? – спросил Харди, готовя бутерброды.

– Сулейман Акбар, – ответил Фалдалла, и Харди слегка кивнул головой, давая понять, что ему известно это имя.

Харди поставил на стол тарелку с бутербродами, налил гостю чая, себе кофе, и они уселись за стол.

Через десять минут Фалдалла-Акбар потерял сознание. Харди поднял его со стула, перетащил в гостиную, где уложил на диван. Достав из небольшой черной сумки шприц и пузырек с резиновой пробкой, Харди ввел спящему пентотал, сел рядом и стал ждать.

Прошло еще пять минут, прежде чем Акбар зашевелился и застонал.

– Доброе утро, – сказал Харди. – Меня зовут Картохан. А как вас зовут?

48
{"b":"89537","o":1}