Джафар выехал из ворот конторы на «форде», Вертер с Мельником подождали, пока он скроется из виду, и затем двинулись следом. По дороге к ним присоединились две другие машины, и теперь они уже двигались вытянутой кавалькадой. Джафар все время оглядывался, проверяя, нет ли за ним слежки, но, так как полицейских машин видно не было, он успокоился, решив, что все в порядке. Внезапно Джафар свернул на проселочную дорогу, его преследователи насторожились, этот поворот должен был что-то означать. Дорога, слегка поднимаясь в гору, шла между полями и уходила к горизонту, за которым скрылась машина Джафара. Полицейская кавалькада не спеша свернула на эту проселочную дорогу.

Проезжая через перекресток, они не обратили внимания на грузовой фургон, стоявший на обочине, пропуская их. Два человека, сидевшие в кабине фургона, тоже не увидели ничего необычного в их кавалькаде.

Прибор показал, что Джафар остановился, и полицейские машины стали осторожно продвигаться вперед. Миновав поворот, они увидели сельский домик, возле которого был припаркован нанятый «форд». Не останавливаясь, они проехали мимо, но успели заметить, что Джафар стоит на крыльце и стучит в дверь.

Скрывшись из виду, они остановились, чтобы посовещаться. Вертер решил, что следует вернуться, и Мельник согласился с ним. Когда машины вернулись назад, Джафар все еще продолжал стучать в дверь, а когда они свернули к дому, Джафар заглянул в окно кухни, прикрыв ладонью глаза. И тут, услышав шум двигателей подъезжающих машин, он обернулся. Одна из машин остановилась перед «фордом» Джафара, блокируя выезд на дорогу, а две другие – по обе стороны крыльца. Двери машин открылись, и из них выскочило с десяток мужчин с пистолетами в руках.

Джафар не мог поверить своим глазам, он смотрел на дула пистолетов, направленных ему в грудь, размышляя о том, что могло случиться.

Чувство эйфории быстро улетучилось, когда обнаружилось, что дом не просто пуст, а покинут обитателями. Вертер приказал всем выйти из дома, чтобы не оставлять дополнительных отпечатков пальцев, и велел полицейским отвезти Джафара в город, сказав, что потолкует с ним позже. Он стоял посреди пустого двора, а Мельник подошел к цистерне с топливом и постучал по ней костяшками пальцев. Раздавшийся при этом звук означал, что она пуста.

– Черт побери, мы прибыли слишком поздно, – сказал Вертер.

– Но у нас еще есть Джафар, – возразил Мельник, но без особого оптимизма. Вид стучащего в дверь Джафара ясно запечатлелся у него в памяти: Джафар был явно удивлен тем, что в доме никого нет, он и сам не понимал, в чем дело. – Он должен знать, ведь он же главный, черт бы его побрал.

– Мы скоро выясним это.

– Это уж точно, – зло произнес Мельник.

Вертер вскинул брови.

– Только никаких пыток и никаких наркотиков, – сказал он.

– Что? – Мельник не мог понять, шутит ли Вертер или говорит серьезно. Он попытался улыбнуться.

– Я это серьезно говорю, – сказал Вертер.

Мельник заставил себя промолчать, понимая, что сейчас не время для споров. Вертер не сможет долго занимать такую непримиримую позицию.

– Тогда давайте поговорим с этим парнем, – сказал Мельник.

Джафар не понимал, как им удалось схватить его. Он предположил, что за домом Харди была установлена слежка. Но ведь американец исчез. Отправился ли он в Лос-Анджелес, чтобы совершить это глупое убийство, или его арестовали? В любом случае, дела обстояли плохо. Джафар представил себе, какие политические последствия для Ливии мог иметь его арест, и тут же подумал об ампуле с цианистым калием, спрятанной в дупле зуба. Если они не знают, кто он такой, то после его смерти они не будут пытаться выяснить это. Но похоже, что они уже знают довольно много.

Джафар решил для себя, что его единственная надежда заключается в том, чтобы молчать и ждать. Если этот идиот Харди убьет президента, то нет сомнений, что его вздернут, как сообщника. Но с другой стороны, если Харди все-таки похитит президента, то освобождение Джафара будет, безусловно, одним из требований Каддафи. Единственная надежда заключается в том, чтобы молчать.

Он горько усмехнулся. Но ведь ему и сказать даже нечего! Он не знает, что задумал Харди, он ничего не знает, за исключением того, что Махоури сообщил об истребителе. А является ли этот истребитель в действительности частью операции? Как он увязывается с убийством в Лос-Анджелесе, о котором сообщил Акбар? Джафар совершенно растерялся. Остается только надеяться на то, что Харди знает свое дело. «А что касается меня, то я буду, словно тающий снег: молчать, молчать и молчать».

Дверь отворилась, и весь дверной проем заполнила громадная фигура человека. Джафар со своей койки наблюдал за этим монстром. Лицо человека приняло угрожающее выражение, и Джафар почувствовал, что дрожит от страха.

Некоторые полицейские мало чем отличаются от преступников. Конечно, есть полицейские, которые пошли на эту службу исключительно ради принципов охраны закона, и есть преступники, которые занимаются своим ремеслом, потому что у них нет вообще никаких принципов, но это, пожалуй, две крайности. А большинство людей профессия полицейского и преступный путь привлекают из-за силы и жестокости, сопровождающих оба эти занятия, и из-за возможности демонстрировать свою власть.

Именно таким человеком и был Джон Молланто. Он мог бы избрать любой путь. Если бы он родился в другой семье, то мог бы стать грабителем или наемным убийцей у мафии, однако, родившись в малообеспеченной, но честной семье, он стал полицейским. Любил ли он свою работу? Молланто никогда не задумывался об этом. Работа хорошо оплачивалась, он обладал властью, носил пистолет, а больше ему ничего и не нужно было.

И вот теперь, ожидая приезда агентов ФБР, он думал об арабе, который находился в соседней комнате под его охраной, и о нескольких часах, которые были у него, у Молланто, в запасе. Он решительно поднялся, и напарник, читавший газету, взглянул на него. Молланто подошел к напарнику, взял у него из рук газету и начал сворачивать из нее тугую трубочку.

– Хочу немного побеседовать с этим парнем, – сказал он.

– Не стоит, – попытался отговорить его напарник. – Нам ведь приказано было просто охранять его.

Молланто кивнул. Его раздражало то, что говорили другие, только он должен был говорить людям, что им надо делать.

– Просто небольшая беседа, – сказал он и открыл дверь камеры.

Молланто даже и не пытался скрыть улыбку, сиявшую на его лице. Это была его обычная реакция на вид человека, который целиком был в его власти и понимал это. Страх в глазах Джафара был слишком явным, но вместе с тем в этих глазах было еще какое-то выражение, непонятное полицейскому. Однако Молланто не стал задумываться над этим. Араб был в полном его распоряжении до приезда агентов ФБР, и когда они приедут, то узнают, что он уже выложил все, что ему известно. Его действия оценят по достоинству, он больше не будет прозябать в этой дыре, и все узнают, кто такой Джон Молланто.

– Встать, – приказал он. – Я к тебе обращаюсь, подонок. Или ты видишь в этой камере кого-нибудь еще?

Когда Джафар поднялся, монстр, тяжело ступая, подошел к нему.

– Как тебя зовут?

Джафар собрался ответить, но Молланто не стал ждать. Он рассуждал следующим образом: эти подонки всегда врут, поэтому не имеет значения, что они говорят сначала. Весь фокус был в том, чтобы сразу дать им понять, что тебе известна их ложь, а для этого надо было обратить на себя внимание. Поэтому, как только араб раскрыл рот, Молланто ткнул его в живот туго свернутой газетой. Джафар сложился пополам, ноги у него подкосились, и он рухнул на пол, хватая ртом воздух. Молланто удалось привлечь к себе внимание.

Лежа на полу и прижимаясь лицом к холодному цементу рядом с парой тяжелых ботинок, Джафар вспомнил душную палатку, горячий песок пустыни и другое лицо на полу рядом с другими ботинками. Тогда он смотрел сверху вниз, а теперь смотрит снизу вверх. Его затрясло от ужаса, но не от страха, а это было совсем другое дело.