Я протягиваю ему бумагу. Одарив его пристальным взглядом, который, как я надеюсь, отражает мои подозрения относительно Моники, я говорю:

— Я нашла ее сложенной и спрятанной в папках с анкетами. — Я говорю: —Интересно, как это произошло…

Он берет у меня лист с заданиями.

— Хм… — говорит он, игнорируя мой последний комментарий, пока читает его. — Думаю, мы должны сделать это до отъезда.

Я киваю. Я так и предполагала. Нам наверняка придется поцеловаться хотя бы раз на матче, и если второй раз мы поцелуемся на публике, моя реакция точно выдаст весь этот фарс.

Я беру у него бумагу и читаю вслух:

— Шаг первый. Держитесь за руки, пока вы оба не почувствуете себя достаточно комфортно, чтобы двигаться дальше.

Ашер озорно ухмыляется, хватает меня за руку и заключает в объятия — это второй шаг.

— Шаг третий, — читает он, прежде чем разорвать бумагу и наклониться вперед, чтобы поцеловать меня.

Его губы легко касаются моих, это дразнящее прикосновение сводит меня с ума. Это нереальное, почти девственное чувство — снова быть поцелованной после столь долгого времени, особенно им. Какая-то часть меня думает, что я все это выдумала.

Но тут он снова прижимает к моим губам закрытый рот, на этот раз сильнее, и я открываю рот в ответ. Он застонал, отчего мои щеки покраснели, и просунул свой язык в мой рот, погладив его по моим губам. Я хватаю двумя кулаками его рубашку, прижимаясь к нему ближе, пока между нами не остается свободного пространства.

Обеими руками он обхватывает мою попку, вызывая стон, который вырывается из моего рта и устремляется в его. Когда он откидывается на спинку кровати, я следую за ним и кладу обе ноги по обе стороны от его бедер, пока не оказываюсь на нем. Одной рукой он перебирает мои волосы, углубляя поцелуй. Я с энтузиазмом отвечаю на него, прижимаясь нижней половиной к его твердой эрекции и наслаждаясь вкусом его языка.

Я отдаленно слышу приближающиеся шаги, но мне все равно. Только когда кто-то прочищает горло, я останавливаюсь. Мне не нужно оглядываться, чтобы понять, что это Моника. У этой женщины радар на такие случаи.

Я тихонько стону и прячу лицо в груди Ашера. Я чувствую, как его грудь вибрирует на мне, когда он слегка хихикает. Обе его руки все еще на моей заднице, а все мое тело по-прежнему прижато к его, что мешает сосредоточиться.

— Вам надо идти, если ты хотите успеть до начала матча, — говорит Моника, ее голос напряжен и полон тонко завуалированного неодобрения.

— Спасибо, Моника. На этом все. — Ашер делает паузу, и я слышу звук удаляющихся каблуков. — И Моника? Стучи в следующий раз, пожалуйста.

— Конечно, мистер Блэк. — В ее голосе нет искренности.

Дверь захлопывается, громче, чем нужно. Мое лицо все еще утопает в груди Ашера, когда он наклоняет мой подбородок назад, чтобы осмотреть меня. В его глазах смех.

— Думаю, мы справились с этим заданием.

Я закатываю глаза на его слова и отталкиваюсь от него. Бросив взгляд на зеркало, я вижу, как растрепано выгляжу. Я пытаюсь привести себя в порядок, но это безнадежное дело. Так хочется, чтобы Эдуардо и Томми гордились мной.

Я расчесываю волосы пальцами, когда Ашер хватает меня за руки и говорит:

— Прекрати. — Его глаза встречаются с моими в зеркале, а его свободная рука проходит по бокам моего тела, заканчиваясь на талии. — Ты прекрасно выглядишь.

Судя по тому, как он на меня смотрит, я ему верю. Уже не в первый раз после танца с ним мне приходится напоминать себе, что на самом деле мы не вместе. На этот раз я напоминаю себе, что поцелуй был просто упражнением.

Мужество — не просто

одна из добродетелей,

а форма проявления любой

добродетели во время испытаний,

то есть в моменты высшей реальности.

К. С. Льюис

Когда мы подъезжаем к арене и Ашер помогает мне выйти из машины, я понимаю, что мы держались за руки с тех пор, как вышли из его спальни.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я киваю.

— Это просто… ошеломляет.

У входа стоят фотографы и выкрикивают наши имена. С тех пор как было объявлено о нашей помолвке, я засветилась в нескольких нью-йоркских блогах: я иду на лабораторную (единственное занятие, на которое я хожу) и ем с Эйми, когда мне отчаянно хочется куда-нибудь выбраться.

Но это мой первый раз, когда меня бомбардирует орда фотографов. Мне больше нравятся те, что преследуют меня издалека.

Ашер встряхивает меня, прижимаясь поцелуем к моему виску, что приводит папарацци в бешенство громкими щелчками.

— С тобой все будет хорошо. Дыши.

Я делаю глубокий вдох и натягиваю на лицо улыбку. Мы с Ашером стоим бок о бок, его рука обнимает меня за талию. Следующие несколько минут я терплю крики папарацци и действительно следую их советам по позированию…

Пока кто-то не кричит:

— Ты беременна? Поэтому вы уже помолвлены?

Я резко вдыхаю, когда тело Ашера напрягается. Клянусь, я слышу его звериное рычание. После этого все происходит быстро. Ксавье идет позади нас, а Доминик — впереди, пока мы прокладываем себе путь через папарацци, и время для фотографий явно закончилось.

Когда мы выходим на арену, нас встречает самодовольный Рене.

— Поздравляю с ребенком, — говорит Рене.

Теперь я понимаю, почему Ашер так долго ждал, чтобы вывести нас на публику. Мы были слишком новыми. Черт, комментарий папарацци — доказательство того, что мы все еще слишком как новая пара. Прошло едва ли больше четырех месяцев с тех пор, как мы объявили о помолвке в октябре, и всего пять месяцев с тех пор, как мы якобы начали встречаться — хотя мне кажется, что прошла целая жизнь с того момента, как я впервые побывала в «Бродяге».

— Нет никакого ребенка, — говорю я с трудом, хотя мне и не нужно было этого делать. Я была худой, когда Рене познакомился со мной, и много месяцев спустя я все еще худая.

Он просто ведет себя как мудак.

Ашер сжимает мою руку, и я снова сдерживаю свой гнев.

Знакомая блондинка рядом с Рене делает шаг вперед.

— Ашер, дорогой, не будь грубым. Разве ты не собираешься представить меня своей будущей невесте?

Она говорит это с таким сарказмом, что я восхищаюсь тем, что Ашер не сорвался, хотя удивляться не стоит. Эмоции Ашера заперты в крепости. Если он этого не хочет, невозможно понять, о чем он думает. Меня шокирует внезапное осознание того, что Ашер доверился мне раньше, чего, как я подозреваю, он никогда не делал ни с кем другим.

Это не по-настоящему.

Это не по-настоящему.

Это не по-настоящему.

— Прости меня, — говорит Ашер, его голос звучит снисходительно и выводит меня из оцепенения. — Виола, это Люси. Детка, это Виола, жена Рене.

Мы пожимаем друг другу руки, и мне становится не по себе от ее хватки. Я помню, как она стояла рядом со своим мужем в «Бродяге» в тот вечер, когда мне объявили о помолвке. Виола Туссен — великолепная женщина, чья красота кажется нестареющей. В ней чувствуется элегантность, начиная с манеры одеваться и заканчивая тем, как ее волосы убраны в непринужденный шиньон. Единственный признак ее возраста — слегка морщинистые руки.

— Приятно познакомиться, Виола, — лгу я.

Мы вчетвером, плюс Ксавье и охранник Ашера, идем дальше на арену. После того как мы прошли дальше, я едва могу сказать, что мы находимся в помещении. Все полы с искусственным покрытием, и даже естественный свет ярко светит через стеклянные потолки.

Единственным признаком того, что мы находимся в помещении, является умеренная погода. В то время как на улице прохладно — десять или около того градусов в марте, здесь комфортно — двадцать один. Я успеваю снять пальто и оставить его в гардеробной.

Мы с Ашером следуем за Рене к палатке с надписью "Блэк Энтерпрайз". Как один из основных доноров, компания «Блэк Энтерпрайз» выделила целый шатер для своего правления и их гостей. Я с облегчением вижу, что Моники там нет. Наверное, она все еще зализывает свои раны.