Оказывается, мне не нужно беспокоиться о том, что мне будет скучно, потому что Эйми, Томми и Эдуардо постоянно приходят ко мне. Ксавье даже стал моим другом. Теперь у меня целых четыре друга! Это больше, чем у меня было за долгое время.

Так что я очень горжусь собой.

Стоя в шкафу, я подумываю обратиться к Томми за помощью в выборе одежды, но не хочу беспокоить его в выходной день. Если я попрошу Эйми, она просто скажет мне надеть самое облегающее и короткое платье, которое я смогу найти.

Мы с Эйми все еще встречаемся несколько раз в неделю, в основном в пентхаусе, и всякий раз, когда она видит меня, она визжит по поводу моего наряда и спрашивает, почему я не одеваюсь, чтобы соблазнить Ашера. Я обычно игнорирую ее, потому что, хотя Ашер безумно привлекателен и я часто думаю, каково это — пойти с ним до конца, я не хочу разрушать нашу предварительную дружбу — да, мы действительно друзья.

Я думаю.

Вроде того.

Так, может, это значит, что у меня четыре с половиной друга?

Я принимаю душ, сушу волосы феном и наношу легкий макияж. Благодаря урокам Эдуардо я знаю, что в нью-йоркские зимы, даже в самом конце зимы, в поло играют в основном на крытой арене.

Поэтому я выбираю белое приталенное платье и модное светло-серое пальто, чтобы надеть его поверх. Дополняю наряд розовым ожерельем и нюдовыми "Лабутенами". Отступив назад, я смотрю на свое отражение в зеркале. Томми и Эдуардо гордились бы мной.

А потом я жду, понимая, что у меня есть еще пятнадцать минут, прежде чем мне нужно будет уйти. Я достаю папку с анкетами месячной давности, беспокоясь о том, что мне придется узнать об Ашере к сегодняшнему вечеру. Я уже выучила наизусть все свои флеш-карты, но все равно нервничаю.

В конце концов, это будет первый раз за долгое время, когда мы идем куда-то вместе. Кроме того, мы впервые предстанем перед его коллегами после того, как объявили о нашей помолвке… в которую с каждым днем становится все меньше и меньше верится.

Я бегло просматриваю папку, все кажется знакомым, пока не натыкаюсь на бугорок в одном из карманов папки. Раньше я этого не замечала, но теперь на материале скоросшивателя появились линии, вдавленные в него от долгого растягивания сложенного листа бумаги.

Я достаю его и читаю. Это рабочий лист с упражнениями для приучения ненастоящих пар к интимной близости на публике. По моим предположениям, Моника сложила бумагу и спрятала ее здесь, прежде чем отдать нам папки. Она явно не хочет, чтобы мы прикасались друг к другу, не говоря уже о поцелуях, как предполагает это упражнение.

Я все еще смотрю на бумагу, когда входит Ашер.

— Что это? — спрашивает он.

Я изучаю его. Он уже одет для матча: белые приталенные брюки, белая рубашка и темно-синий спортивный блейзер. Из кармана пиджака торчит белый карманный квадрат. Непринужденный наряд из поло не сочетается с напряженным выражением его лица.

Я кладу папку на кровать и осторожно подхожу к нему.

— Что случилось?

Он колеблется, словно раздумывая, говорить мне или нет, и только потом говорит:

— Я в бешенстве.

Я не могу не улыбнуться.

— Я вижу. Из-за чего ты злишься?

— Я был в самолете, направлявшемся в Дубай, когда мне позвонила Моника и сообщила, что «Блэк Энтерпарайз» купили места на сегодняшнем благотворительном матче.

— Хорошо… — говорю я, не понимая, что в этом плохого.

Благотворительность — это хорошо, верно?

Компания Ашера довольно известна тем, что жертвует на многие цели. До встречи с ним я думала, что это просто пиар, чтобы отвлечь внимание от его репутации мафиози, но теперь я знаю, что он делает это из-за того, как его воспитали. Однажды вечером он сказал мне, что щедрость Винсента помогла ему вырваться из мрачной жизни, и он надеется, что сможет сделать то же самое для кого-то еще. Он никогда не был мне так симпатичен, как в тот вечер.

— Мне пришлось изменить маршрут полета, потратив свое время, время пилота, время экипажа и много топлива. Нам пришлось сбросить топливо в океан. — На мой острый взгляд он отвечает: — Это стандартная операционная процедура. Топливо испаряется до того, как попадает в океан. Никакая морская живность при этом не страдает. Протест Стива-О. Не вздумай теперь лазить по кранам.

Я закатываю глаза, когда он упоминает о протесте Стива-О.

— Так ты так злишься из-за того, что тратишь время и топливо?

Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что это еще не все. Ему нужно многое, чтобы показать свой гнев.

Он выдыхает.

— Нет, я злюсь, потому что завишу от своих сотрудников, от Моники, которая следит за тем, на что у меня самого нет времени. Это включает в себя знание заранее, когда Рене действует за моей спиной, покупает места на благотворительном мероприятии и приглашает всех членов совета директоров, кроме меня.

О.

Он злится, что Рене мог получить возможность продвинуть свои планы, а Моника чуть не упустила это. Но это, похоже, еще не все. Он уже ожидает, что Рене сделает что-то подобное…

Но Моника?

Он не стал бы нанимать ее, если бы она плохо справлялась со своей работой. Ее промах, должно быть, застал его врасплох. Неудивительно, что она была так зла, когда сообщила мне о случившемся.

Я изучаю его, ожидая реакции.

— Это еще не все, не так ли?

Он выглядит ошеломленным моей проницательностью.

Я вспыхиваю:

— Ты злишься не из-за Рене. Ты злишься на Монику. Ты злишься, что она тебя подвела, но ты также злишься, что тебе приходится зависеть от кого-то еще.

Его лицо ожесточается.

Бинго.

Я сорвала джекпот… и завоевала его гнев.

Но я не хочу, чтобы он злился на меня.

Как бы больно мне ни было это признавать, Ашер на самом деле оказался порядочным человеком, может быть, даже хорошим. Определенно лучше, чем я. И я вроде как не ненавижу его до глубины души и люблю его больше, чем следовало бы… как друга, конечно.

Я не хочу, чтобы Ашер был несчастен, а тем более злился на меня.

Поэтому я подхожу к нему ближе и говорю мягче:

— 450 человек.

Он бросает на меня растерянный взгляд.

— 450 человек?

— Это столько людей, сколько нужно, чтобы содержать Белый дом. — Я легонько толкаю его, пока он не садится на кровать.

Теперь мы на одном уровне, и он позволяет мне встать между его ног. За последнее время я была к нему ближе всех. По крайней мере, при включенном свете.

Я наслаждаюсь близостью, прежде чем продолжить:

— Чтобы вести хозяйство, нужно 450 человек. Ты всего один человек. Как бы хреново это ни было, ты не можешь ожидать, что будешь знать все, что происходит в компании, которая ведет бизнес в более чем семидесяти странах. Позволь себе полагаться на других, даже если кто-то тебя разочарует. — Я сделала секундную паузу, почесала нос и добавила: — Кроме Моники. Ее ты можешь уволить. Ты прав. Она отстой.

Это мое честное мнение.

Мое сердце замирает, когда он откидывает голову назад и смеется.

Он пугает меня, когда его руки переходят на заднюю часть моих голых бедер, слегка приподнимая подол моего платья кончиками своих длинных пальцев.

— Я никогда не говорил, что она отстойная. — Он снова хихикает. — Между вами двумя не пропала любовь, не так ли?

Я качаю головой. Мне приходится прикусить язык, чтобы не сказать: "Это она начала!". Это правда, но этого можно ожидать от пятилетнего ребенка, а не от двадцатилетней женщины.

Его глаза снова становятся серьезными.

— Спасибо.

То, как он благодарит меня, так честно, так нежно и так искренне. На мгновение я забываю о себе и прижимаюсь к нему еще чуть-чуть. Мне хочется поцеловать его, почувствовать его благодарность, прошептанную на моих губах. Но он отстраняется и смотрит на бумагу, которую я оставила на кровати.

— Что это? — спрашивает он, кивая в ее сторону.

Нет смысла лгать. Если мы собираемся впервые появиться на публике вместе, не считая школьного мероприятия, я должна быть готова к неизбежности поцелуя в губы. Насколько я помню, это нечто, что ошеломит меня, независимо от того, как часто он это делает. Я должна быть готова к тому, что это произойдет, чтобы не выставить нас обоих дураками и не сделать что-нибудь вроде оргазма на публике от поцелуя.