— И я его завалил, — заканчивает Ашер. — У него и бейсбольная бита была.

— У меня три брата — Элиас, Джио и Фрэнки, — говорит Винс.

И все равно. Фрэнки — глава семьи Романо, а это значит, что Винс не только Романо, но и высокопоставленный член семьи. По сути, я ужинаю с королевскими особами мафии… и мне даже не страшно.

Насколько же я крута сейчас?

— Бастиан — сын Джио, то есть мой племянник. Я был главой отдела по обеспечению правопорядка, поэтому меня послали разобраться с Ашером лично, ведь Бастиан — мой племянник и все такое. Я не ожидал того, что обнаружил. Естественно, Бастиан солгал и сказал, что его избил кто-то постарше, но в то время Ашеру было всего 15 лет, почти на пять лет меньше, чем Бастиану. Поэтому я посмотрел на него и сказал…

— Где твои ботинки, мальчик? — закончил Ашер.

— И Ашер сказал…

— У меня их нет.

— А я сказал…

— Ну, пойдем, купим тебе.

На лице Ашера появляется выражение нежности. Оно настолько уязвимо, что застает меня врасплох. Я искала его слабости с момента знакомства с ним, и вот оно, и это так неожиданно…

Ашер любит кого-то.

Его любовь к этому человеку ощутима, как ощутима земля, по которой я хожу, и стул, на котором я сижу. Это самая большая его слабость, которую я еще не видела, самая уязвимая сторона, которую он мне показал. Я даже не думала, что у него есть уязвимые места. Я почти перестала искать.

Мне стыдно, что я сразу же задумалась, как использовать это в своих интересах.

Как всегда проницательный, Ашер сужает глаза и наклоняется ко мне, тихо шепча на ухо:

— Не принимай мою любовь за слабость, Люси. Эта любовь была достаточно сильной, чтобы превратить восемнадцатилетнего юношу в безжалостного убийцу. Прислушайся к моему предупреждению. Нет ничего, что я не сделал бы ради тех, кого люблю.

Я резко обернулась на его слова, быстро отодвинув стул.

…достаточно сильной, чтобы превратить восемнадцатилетнего юношу в безжалостного убийцу.

Ходят слухи, что, когда Ашеру было восемнадцать, он жил с капореджиме Романо, когда на них напали члены семьи Андретти. Это было во время территориальных войн, и семья Андретти послала две дюжины человек, чтобы убить капо, которым, должно быть, был Винс.

После того как между охранниками Винса и солдатами Андретти завязалась драка, в живых осталось более десятка солдат Андретти. Они думали, что победили, что Винс принадлежит им. Они не знали, что там живет Ашер. Они не были готовы к нему. А может, и никогда не будут. Он убил их всех, а потом проник в дом одного из капо Андретти и сделал то, что они пытались сделать с Винсом.

Только ему это удалось: он убил капо Андретти и десятки его людей.

Дрожь пробегает по позвоночнику.

Нет ничего, что я не сделал бы ради тех, кого люблю.

Я буду помнить его предупреждение до тех пор, пока живу. Я ошибалась. Его любовь — не слабость. Это его величайшая сила.

Винс обращает ко мне свои знающие глаза и говорит:

— Ашер — как мой сын. Он переехал в мой дом вскоре после того, как я с ним познакомился, и жил там, даже когда уехал в Уилтон.

Тогда лицо Бастиана превращается в оскал и он говорит:

— Да, а его дерьмовые "родители" даже не поняли, что он уехал, пока он не начал зарабатывать деньги, и они захотели получить свою долю, — я понимаю, что он тоже любит Ашера.

До этого момента я не знала, что такое любовь. Возможно, я считала любовь слабостью, потому что никогда ее не испытывала. Единственные отношения, которые я видела, были отвратительными, паразитическими и изменчивыми пародиями, ублюдочными из-за бесконечного потока приемных родителей, которые у меня были. До сих пор я не знала, каково это — любить и быть любимой. Это… то, как эти трое смотрят друг на друга, взаимодействуют и относятся друг к другу…

Это волшебно.

Это самое сильное, что я когда-либо видела.

И я хочу этого для себя.

Очень.

Мужество — это знание того,

чего не бояться.

Платон

Я просыпаюсь от звука женского голоса. Он сердитый и конфронтационный. Я определенно не хочу ввязываться в эту драму, поэтому закрываю глаза и дышу ровно, притворяясь, что все еще сплю.

— Почему она здесь? — Голос пронзительный и яростный.

Ашер вздыхает.

— Я не буду объяснять это снова, Моника. Ты работаешь на меня, а не наоборот. Я не должен вести с тобой этот разговор.

— Но…

— Ты меня бесишь. Прекрати.

Она замолчала на мгновение.

— Ладно, но мне это не нравится.

— Принято к сведению, — сухо говорит Ашер. — У тебя есть то, что я просил?

Я слышу, как шуршит сумка, вероятно, кошелек, прежде чем женщина, Моника, говорит:

— Вот.

— Спасибо, Моника. Теперь ты можешь идти.

Мое тело расслабляется, когда я слышу, как она уходит. Шаги Ашера жутко тихие, когда он подходит к кровати и бросает что-то на нее рядом со мной. Оно тяжелое.

— Вот, — говорит он.

Я медленно открываю глаза, притворяясь, что только что проснулась. Он закатывает глаза на мои театральные выходки.

— Как ты узнал, что я проснулась? — спрашиваю я.

Он не отвечает, и я не решаюсь спросить снова. Я не забыла о том, как он работал чистильщиком. С его супернавыками ниндзя, он, наверное, может считать удары моего сердца за милю, как Эдвард Каллен или что-то столь же крутое и хищное.

Вместо этого я смотрю на вещь, которую он мне бросил. Это черная папка без надписей и толщиной около дюйма.

— Что это? — спрашиваю я.

— Здесь полно документов и мероприятий для браков с участием неграждан. Браки по грин-карте. Они используют эти задания и анкеты для подготовки к собеседованию с сотрудниками иммиграционной службы.

— И ты подумал, что мы могли бы использовать их, чтобы узнать друг друга получше, — заканчиваю я.

Он поднимает одну из рук, показывая мне идентичную папку.

— Это быстрый и эффективный способ, да.

Я стону и киваю.

— Хорошо, но позволь мне сначала почистить зубы.

Когда я заканчиваю чистить зубы, я обнаруживаю Ашера на кровати. С голой грудью и в трениках, он выглядит аппетитно и почти… привлекательно. Он держит во рту колпачок от ручки и уже начал заполнять анкету.

Он смотрит на меня, когда я подхожу к нему и сажусь на другой край кровати. Я ловлю брошенную им ручку, открываю папку, удобно устраиваю ее на коленях и начинаю заполнять анкету.

Мы сидим в комфортной тишине, единственным звуком является скрип наших ручек. Вопросы поначалу простые, просто общие вопросы о биографии… Но проблема в том, что моя биография в лучшем случае сомнительна. Мое имя — это даже не настоящее имя.

Я отвечаю на вопросы как могу, заполняя свое юридическое имя и правдиво указывая место рождения. Я оставляю имена своих биологических родителей пустыми, потому что ответы на эти вопросы приведут к еще большему количеству вопросов о том, почему у меня фамилия матери, а не отца. Если остальные вопросы будут такими же, то день будет долгим.

К тому времени как прошел час, я ответила лишь на несколько вопросов, пропустив около девяноста девяти процентов из них.

Я застонала, решив, наконец, сдаться.

— Ничего не выйдет.

— Почему нет? — спрашивает он, его тон ровный, но раздраженный, что я нахожу типичным.

Я соглашаюсь на полуправду.

— Потому что я приемный ребенок. Я многого не знаю о своем прошлом, а то, что знаю, очень сложно. Например, раздел о родителях. Я должна перечислить всех приемных родителей, которые принимали участие в моем воспитании? Их очень много.

Он протягивает руку и берет мою папку. Он хмурится, просматривая страницы, видимо, его раздражают пустые места. Он вздыхает.

— Нам придется сделать это устно.

Отлично.

Теперь мне придется убедительно врать вслух.

Я неохотно киваю.

— Как ты хочешь это сделать?