— Мельников пытался спасти генерала Ледовского. И вообще, он с папой…

Ника запнулась. Вспомнила, что у Мельникова с отцом были не самые простые отношения. Папа называл того «высокомерным снобом», и они часто ругались, спорили… А вдруг?

— Видишь, — Кир почувствовал, что Ника засомневалась. — Непонятно, кто там в чём замешан. Все они друг друга стоят. Это для тебя они все свои, друзья твоего отца, а на самом деле, кто их знает. Дерутся там за свою власть. А ты всё, дядя Серёжа, дядя Боря. Это тебе они дяди. А на самом деле…

— Дядя Боря… Погоди, Кир, — Ника положила ладонь на его руку, почувствовав на мгновенье, как он напрягся. Но лишь на мгновенье — ей было не до этого. Как же она могла забыть. Про лучшего и единственного друга своего отца, который несмотря на то, что между ними произошло, всё равно оставался его лучшим и единственным другом, и в этом Нику убеждать было не нужно.

— Кир, ты молодец! Конечно же. Дядя Боря!

— Да нет у нас, Паш, другого выхода. Нет. Не можем мы тут вечно прятаться, у Анны, — Борис, по своему обыкновению меряющий широкими шагами комнатку, упёрся в стену, остановился и резко обернулся, посмотрев на друга.

И не смог сдержать ухмылки.

Пашка явно думал не о Совете и не о плане, предложенном Борисом. Он смотрел куда-то вдаль с таким идиотским, мечтательным выражением, что не оставалось никаких сомнений, о чём он думает. Точнее, о ком.

— Хотя, я так понимаю, ты бы теперь не отказался тут всю оставшуюся жизнь просидеть, Ромео хренов, — пробормотал Борис. — Эй, Паш, ау! Ты вообще меня слушаешь?

— Что? — Пашка вздрогнул и нехотя перевёл взгляд на Бориса. — Прости, Борь. Слушаю, конечно. Извини, задумался.

— Задумался он, — проворчал Борис. — Спать по ночам надо, Павел Григорьевич, а не чёрте чём заниматься. Не мальчик уже…

Павел на насмешку среагировал вяло. Но Борис, хоть и понимал умом, что уже достал и Павла, и Анну своими подколками, всё равно не мог отказать себе в удовольствии ещё раз их поддеть. Потому что, как дети, ну честное слово. Если б позавчера он, Борис, не подтолкнул наконец-то их друг к другу (сил и нервов уже не осталось никаких, чтобы ждать, пока они сами), они бы так и продолжали, один в гляделки играть, другая — в прятки. Дай им волю, так и бегали бы друг от друга до сих пор.

— Да пошёл ты, — беззлобно бросил Павел, мотнул головой и попытался сосредоточиться, перевёл взгляд на лежащие перед ним на столе листы. Савельев всё время что-то записывал, чертил какие-то схемы. Говорил, что это помогает ему упорядочить информацию. Борис такого не понимал. Ему самому никакие записи были не нужны, он предпочитал выстраивать интриги и просчитывать решения у себя в голове. Но пока ни схемы Павла, ни те ниточки, которые распутывал в уме Борис, им не помогали. Они продолжали ходить по кругу.

Разговор который день вертелся вокруг одного и того же — им нужен был свой человек в Совете, просто кровь из носу нужен. Кто-то, кто смог бы стать их ушами и глазами, потому что пока они напоминали слепых котят, которые тыркаются в кромешной тьме, натыкаясь на углы и препятствия. У них не было ни малейшего представления о том, что происходит наверху. Информация, которую приносила им Анна, была скудна и обрывиста, и единственное, что пока более-менее заслуживало внимания — это порезанный бюджет за подписью Павла. Поддельной подписью, разумеется.

Увы, никто из тех, кого они обсуждали, на роль такого человека не подходил. Павел всегда опирался на Ледовского и на Руфимова, но сейчас один из них был мёртв, а второй где-то глубоко под землёй пытался запустить АЭС, и как Борис не пытался надавить на Павла, чтобы тот связался с Руфимовым, который располагал людьми — надёжными людьми и даже небольшой вооруженной командой, Павел оставался непреклонен.

— Марата трогать не дам, — лицо Савельева светилось знакомым упрямством. — У него своя задача — АЭС. Если только кто-то, по ту сторону баррикад, пронюхает хоть о чём-то, нащупает даже малейшую ниточку, всё дело может оказаться под угрозой. А у нас нет ни малейшего права рисковать.

Борис понимал, чем не собирается рисковать Павел — Башней, людьми. Зато он запросто рисковал собой, и им, Борисом, рисковал, и даже Анной. Но в этом был весь Савельев, и его уже ничто не исправит. Борис вздохнул.

— И нечего вздыхать, — тут же отозвался Павел, отрываясь от своих схем. — А насчёт Мельникова… Тут я тоже не уверен, Борь. Не совсем уверен.

Мельников был второй после Руфимова кандидатурой на роль глаз и ушей в Совете.

— Паш, ну ты же не хуже меня понимаешь. Лучше Мельникова у нас получается всё равно никого нет.

Павел молчал.

— Сам посуди, — Борис усилил натиск. — То, что я здесь, у Анны, для Мельникова никакой не секрет. Это уже хорошо, не будет лишних объяснений и неожиданных реакций. К тому же он знает про генерала.

— Возможно, знает, — поправил Павел.

— Да брось, его же пацан ему всё и рассказал.

Павел поднялся, встал спиной к столу, упершись в него ладонями. Нахмурился.

История про генерала была странной. Когда Павел буквально на второй день, как только более-менее очухался, рассказал Борису, что за убийством предположительно стоят Рябинин и Кравец («твой Кравец» не преминул ткнуть его Савельев), Борис не сильно удивился. Антон, как любой паразит, сам по себе существовать не мог, и ничего странного, если он присосался к кому-то, кто сильней — сам же Паша от его услуг брезгливо отказался, а Рябинин… чёрт его знает, что это за птица. Борис с ним пересекался не часто, но в своё время Ольга, любовница, земля ей пухом, как говорится, делала намеки, что и у генерала Ледовского в команде есть человечек, слабый до денег. Фамилий не называла, но Рябинин этим человеком вполне мог быть — почему нет?

Настораживало Бориса во всей этой истории другое: как, а вернее от кого Паша узнал про этих двух. От Полякова. От мальчишки-ссыкуна, продажного гадёныша, который так и продолжал вертеться тут же, рядом с ними.

— И ты ему веришь, Паша?

— А что мне остаётся, Боря? — и, поймав взгляд Бориса, поправился. — Что нам остаётся…

Павел оторвался от стола, прошёлся по комнате, тяжело ступая, остановился, запрокинул голову, взъерошил светлые волосы.

— А если это он? — Павел резко обернулся. — Если это Мельников? Если именно он нанял убийц? Мы не можем исключить такой вариант. И если это он, то после попытки выйти с ним на связь, жить нам останется считанные часы, а, может, и минуты. Мы и так для всех мертвы.

— Хорошо. А что он от этого выигрывает?

— На моё место метит.

— Паша, понятно, что тот, кто это задумал, метит на твое место. Тоже мне, тайна. Эх, чёрт, знать бы, что сейчас там в Совете, какие расклады… Паш, ну нужен нам кто-то там, понимаешь?

— Понимаю, — согласился Павел. — Но у нас нет права на ошибку. А в Мельникове я сомневаюсь. Как-то уж больно хорошо в последнее время у нас с ним стало складываться. Он же меня терпеть не мог, да и я его тоже. Зарвавшийся сноб, и вдруг… И ещё мальчишка его, который возле Ники теперь вертится.

— Ну ясно, этот потенциальный зять тебя тоже не устраивает, — не удержался Борис. Но Павел насмешки не заметил или сделал вид, что не заметил.

— Сам же говорил, что это единственный рычаг влияния на меня. Моя дочь. Думаешь, один ты такой умный?

— Ну, хорошо, уел, — Борис поморщился и решил зайти с другой стороны. — А бюджет?

— Что, бюджет?

— На хрена ему самому себе бюджет урезать, если это он за всем стоит. Ведь прежде всего этот подложный бюджет ударил именно по его сектору.

— Мы не знаем, в какую игру он играет. Возможно, это часть его плана, — не сдавался Павел.

Они некоторое время помолчали, глядя в упор друг на друга. Умом Борис понимал, что Пашка прав — слишком мало у них информации, чтобы начать свою игру. И слишком высоки ставки. И права на ошибку у них нет. И по всему выходило, что надо ждать. Но Борис уже не мог ждать. Это бесконечное высиживание тут, в тайнике, просто доводило его до белого каления. Нет, Паше-то, конечно, хорошо, он теперь почти счастлив. Ведут себя с Анной, как два влюблённых подростка, каждую ночь на свидания бегают, достали уже. Но как они не понимают. Действовать надо.