Она положила руки ему на плечи и запрокинула красивое лицо.

— А ты… хочешь? — он чуть запнулся.

— Ну можно, конечно.

Лёгкий, равнодушный тон. Словно они уткнулись в развилку дорожки в парке и теперь решали, куда пойти: направо или налево.

— Может туда? — лёгкий взмах рукой в сторону виднеющихся скамеечек справа.

— Ну можно, конечно.

Вот такими они и были, их отношения. Ни романтики, ни страсти, один голый прагматизм.

***

— …слышь, пацаны, а ещё там есть такая штука, суешь её… слышь, Кисель, суешь её себе в…

Обрывок фразы потонул в громком хохоте. Сашка так и не расслышал, куда следовало совать ту штуку, да он, честно говоря, и не хотел.

— Себе засунь!

В лифте, на котором Сашка спускался вниз, к родителям, было полно народу, и он оказался прижат к какой-то компании таких же подростков как он, самому старшему было не больше шестнадцати. Компания была дерзкая и задиристая, пацаны лихо матерились, сплёвывали сквозь зубы, не обращая никакого внимания на взрослых. Осторожный Саша Поляков всегда старался держаться от таких подальше. Но тут, когда его буквально вжало в стенку рядом ними, волей-неволей приходилось слушать.

Разговор вертелся вокруг подпольного магазина игрушек для взрослых. Что там продавалось, четырнадцатилетний Сашка представлял слабо, но судя по матерным определениям, это были те ещё штучки.

— … там ещё девка была такая, резиновая, — длинный лохматый парень, щедро усыпанный угрями, говорил громко, никого особо не стесняясь. — Ну как кукла… только там все детали у неё, ну, вы сечете, как настоящие… мне Дрюня говорил, сам видел…

— А на хрена она такая? Если и живых девок полно, сами лезут, — хохотнул неопрятный толстяк с сальными волосами. Он стоял совсем близко, и Сашка буквально задыхался от его кислого запаха. Сашка сильно сомневался, что к этому толстяку сами лезут девки, разве что в его потных снах.

— Ну, это для тех, кому девки не дают. Дрюня говорил, что ощущения — один в один, вообще не отличишь.

— Дрюня твой, можно подумать, пробовал…

Оленька уже ушла в душ, а в голове у Сашки крутилась эта история, подслушанная им года три назад. Про какого-то Дрюню, который пробовал с резиновой куклой, и дурацкий спор, приправленный матом и пошлыми сальными шуточками, о том, дают ли этому Дрюне вообще.

Странно, он не думал о Кате, которой только что изменил, а вспоминал какого-то неизвестного Дрюню, ощущал себя Дрюней, был этим самым Дрюней…

Чёрт! Сашку подбросило на кровати. Идиот, он же за своими дурацкими мыслями чуть не забыл про самое главное, про то, зачем он вообще тут оказался. Вот, кретин!

Сашка вскочил, торопливо на ходу нацепил на себя брюки, путаясь в штанинах, и выскочил из комнаты, направляясь в кабинет Рябинина. Теперь главное — дневник. Тоненькая чёрная тетрадка отца генерала Ледовского. Где она может быть?

Сашка ворвался в кабинет и окинул взглядом поле деятельности. Прежде всего стол. Он подошёл и стал заглядывать в ящики — какие-то пластиковые папки с документами, прозрачные файлы с чеками и отчётами, ничего общего с тем, что нужно было Сашке. Обследовав все ящики, один за другим, он посмотрел на разбросанные бумаги на самом столе, стараясь не нарушить порядок. Потом стал проглядывать полки с книгами, книг было много — чёрт, да Сашке и дня не хватит, чтобы всё тут просмотреть. На что он рассчитывал, когда самоуверенно думал о том, что ему хватит на поиски этих двадцати минут, пока Оленька плескается в душе. И что теперь делать?

Он возился долго. На часы Сашка не смотрел, у него с детства было врождённое чувство времени, он откуда-то всегда знал, сколько осталось минут до конца урока или во сколько надо проснуться. Вот и теперь он чувствовал, кожей ощущал, как секунды одна за одной уходят, утекают, не оставляя ему, Сашке, шанса на то, чтобы найти этот чёртов генеральский дневник.

Внезапно его осенило — секретер в гостиной. Когда-то Оленька, которая водила его по своей квартире, как по музею, произнося диковинные названия предметов, которые Сашка до этого даже не слышал — «шифоньер», «трельяж», «секретер» — показала ему этот то ли стол, то ли шкаф — весь такой резной, потемневший от времени, со множеством маленьких ящичков.

— А зачем он? — рассеянно спросил Сашка. Он раньше видел, у Савельевых стояло что-то похожее. Но там это было к месту и ничуть не мешало, а здесь в нагромождении помпезного убранства, казалось лишним и избыточным.

— Ну, там хранить всякие мелочи. Папа туда иногда складывает документы какие-нибудь, чтобы в столе не затерялись. А вообще, им почти никто не пользуется, просто — красиво…

Подчиняясь какому-то внезапному озарению, Сашка рванул в гостиную, кинулся к этому секретеру и стал методично, открывать ящики — один за другим, бегло проглядывая содержимое. И, о, чудо, почти сразу он увидел то, что искал. Потрёпанную, слегка выцветшую от времени чёрную тетрадь. То, ради чего он и оказался тут.

Он схватил её, закрыл ящик, сделал несколько шагов к выходу и тут же замер.

— Саш, ты где? — мелодичный голос Оленьки, идущий откуда-то из глубины квартиры, просто пригвоздил его к полу.

И что делать? Мысли заметались в голове, просчитывая все варианты. Куда деть тетрадь? Не в штаны же её запихивать? Чёрт, как глупо-то…

— Саша! — голос приближался. Саша услышал шаги…

На раздумья не было времени. Его взгляд, тревожно бегающий по гостиной, остановился на глобус-баре — несуразном предмете, в котором Рябинин хранил свой элитный алкоголь. Повинуясь скорее какому-то инстинкту, нежели разуму, Сашка быстро приоткрыл его и сунул туда тетрадку, стараясь запихнуть её поглубже, чтобы не бросалась в глаза, спрятать среди бутылок.

— Я иду! — Саша опустил крышку, услышав характерный щелчок, и почти бегом рванул в коридор. — Я тут…

— Ну, где ты там ходишь? — Оленька озадаченно смотрела на него своими пустыми кукольными глазами.

— Да я так, извини, — Сашка обнял её, пряча глаза, боясь, что она поймет по его лицу. — Просто, скучно было в комнате сидеть… Может, давай ещё…

— Ну, ты чего? Не успеем же. Мама скоро придёт. Да и мне надо себя в порядок привести. Не сердись.

Дверь квартиры Рябининых закрылась за Сашкиной спиной.

Сашка машинально сделал несколько шагов по коридору и остановился. Что он наделал? Что? Столько усилий, и вся зря. Тетрадь просто переместилась из секретера в глобус-бар, и что теперь надо предпринять, чтоб извлечь её оттуда, Сашка не имел ни малейшего представления.

На КПП его уже поджидали Вера и Марк. Стояли чуть поодаль от будки и о чём-то спорили. Марк волновался, размахивал руками, Вера же, напротив, была неподвижна, глядела на своего парня, упрямо выпятив подбородок, и что-то ему выговаривала — твёрдо и сурово. Сейчас Вера Ледовская чем-то неуловимо напоминала Анну Константиновну, наверно, своей надменностью и строгостью.

При мысли об Анне Константиновне приподнявшееся было настроение Кира опять просело. Он вспомнил про утренний конфуз и почувствовал, что краснеет.

Вообще-то он всё сделал правильно. Сказано ему было — ставить по утрам капельницу Павлу Григорьевичу, вот он и шёл её ставить. Откуда ж ему было знать, что они там… вдвоём… Им лет-то вообще сколько!

Но прав он был или неправ, а от Анны Константиновны ему попало здорово. И за то, что его не учили стучаться (можно подумать, они тут в больнице ко всем пациентам со стуком входят), и за то, что раскокал флакон с лекарством. Отчитала его как мальчишку, а у самой даже голос не дрогнул, словно, это не Кир их застал целующимися, а наоборот, и потом, как будто ничего не произошло, отправила ставить капельницу Савельеву.