— Может, крылья раскрыть? — спросил Астарот, взмахивая плащом.

— Можно, — кивнула Ляля. — Но не сразу. Давайте я сначала вас просто сфотографирую…

Наблюдать за работой профессионала всегда интересно. Уверенные движения, четкие команды, все такое. Но с гениями — совсем другая история. Если профессионалы один на другого похожи, и неважно, чем они занимаются, то каждый гений — уникален. Даже если бы я не слышал восторгов Стаса по поводу Ляли, то все равно допетрил бы, что имею дело с чем-то уникальным. Прежде чем начать фотографировать, Ляля сняла ботинки и аккуратно поставила их на нижнюю ступеньку сцены. Осталась босиком. Походила по сцене, заглядывая периодически в фотоаппарат. Команды ее звучали как жалобные такие просьбы.

— Мальчики, сейчас возьмите инструменты, пожалуйста… Ты же Кирилл, да? А можешь присесть вот сюда и наклониться вниз, будто устал? А теперь просто разговаривайте, не обращайте на меня внимания, ладно? А потом можете покривляться еще? Ну, просто покорчить рожи, будто дурачитесь… Нет-нет, я не буду снимать, мне просто… Ну, так просто надо. Ладно?

Ляля ходила вокруг, как будто медленно пританцовывая. Меняя ритм, ступая мягко и странно — с носка на пятку. Ляля садилась на корточки. Склоняла голову вместе с фотоаппаратом на бок. Ляля иногда отвлекалась, трогала пальцами осторожно то мониторы, то косые металлические балки, то тарелки.

— Замри! — сказала она Астароту, который потянулся рукой-крылом, показывая на что-то под потолком. Потом она легла ему под ноги на спину и сделала кадр снизу. Со стороны создавалось ощущение, что в ее голове играет какая-то музыка, она к ней прислушивается и иногда ставит точки звонким щелканьем фотоаппарата. Дольше всего она крутилась вокруг Бельфегора и его поливокса. Кажется, целую историю любви этих двоих сняла.

Ох, как у меня начало свербить от желания прямо сейчас увидеть, что за кадры она наделала! Как-то вмешиваться в ее работу и высказывать пожелания я не рискнул, очень уж это все было похоже на какую-то магию…

— Я все… — сказала Ляля и опустила фотоаппарат. — Сегодня проявлю пленку, завтра напечатаю пробники и можно будет посмотреть. Володя, вы сможете прийти в училище, да?

— Обязательно! — энергично кивнул я. Смогу ли я? Да я, блин, прибегу! Как сайгак примчусь, на крыльях своего любопытства.

— Ну тогда я пошла, ладно? — сказала Ляля. — А то меня мама заругает…

Девушка обулась и тихонько вышла из зала.

— Она точно нормальная? — почти шепотом проговорил Астарот. Хотя внешняя дверь уже хлопнула, и услышать его Ляля ну никак не могла.

— Вот завтра и посмотрим, — тоже тихо проговорил я.

— А можно я с тобой⁈ — с энтузиазмом воскликнул Бельфегор. — Ох, какая же она странная! Мне теперь так интересно увидеть фотокарточки…

— Стас говорит, что она гений, — я подмигнул.

Вторая часть афте-пати была не тем, что я люблю — треп на эмоциях сменился спорами про политику и «как нам дальше жить», благо вроде бы без намеков на мордобой. Ударник Афоня уже уверенно так клеил изрядно накидавшуюся актрисульку, а та жеманно хихикала и так громко шептала ему на ухо, что было слышно буквально всем сидящим в кафе. Как и случайным прохожим, я подозреваю. Поставленная сценическая речь, все дела. Эта парочка колыхалась между столиками в медленном танце.

Ирину пришлось спасать от все еще пребывающего в творческом раже директора мясокомбината. И дело у него уже дошло чуть ли не до космических кораблей в форме колбасы и танцующих на кольцах Сатурна девиц с сиськами.

— Только надо, чтобы сиськи были прямо ух! — он потряс кулаком, потом изобразил руками дуги, иллюстрируя, какое именно «ух» должно быть у девушек спереди.

— Ириш, нам ведь уже пора, ты помнишь, нам еще сегодня надо составить медиа-план, — сказал я, наклонившись над их столиком.

— Да, точно! — радостно воскликнула Ирина и встала. — Игорь, вы извините нас, да?

— А что, точно пора? — расстроенно протянул «мясокомбинат». — А то я хотел еще одну идею предложить…

— У нас уже сценариев роликов хватит на ближайший год! — развела руками Ирина.

— Ты смотри, чтобы моей интеллектуальной собственностью ни с кем не делилась! — осклабился Гарик и погрозил Ирине пальцем.

— Ни в коем случае! — покачала головой Ирина. — Пойдем, Володя, нам правда уже пора!

Я с сомнением посмотрел на «ангелочков». Те, судя по всем признакам, не ощущали никакого желания никуда уходить. Кирюха, раскрыв рот, слушал байки Юрилы. Макс зацепился языками с клавишником, и спор их шел про историю чуть ли не революции. Астарот и Бельфегор болтали с Владом.

— Парни, вы как? — спросил я. — По домам не пора?

— Да неее! — чуть ли не хором отозвались все сразу, и мои «ангелочки», и группа «Рандеву».

— А с инструментами что решим? — спросил я и посмотрел на Ирину.

— Я водителя уже давно отпустила, сказала, что позвоню, когда будет нужно нас забрать, — сказала она. — Но сейчас уже поздно, наверное… Ничего, если завтра?..

— Нормально, ничего с вашей техникой не случится, — махнул рукой Влад.

— Мы с Ириной переглянулись, та вздохнула с видимым облегчением, и мы ушли. Когда именно нас покинули Стас с помощником, я не отсек. Кажется, уехали еще вместе с Жанной. Или сразу после, вроде в кафе в самом начале Стас еще был.

— Прогуляемся, ладно? — спросила Ирина, когда мы вышли на улицу. — Мне надо… Воздухом подышать.

— Понимаю, — усмехнулся я.

— У меня что-то столько мыслей в голове, им даже как будто тесно, — Ирина засмеялась. — Хочется сказать их все сразу, но как только я пытаюсь, тут же становится пусто… Володь, мне так страшно, почему-то…

— Что такое? — спросил я. Мы перешли рельсы и свернули на узкую улочку из уютных частных домов. Свет в большей части из них уже не горел, город засыпал. С неба сыпался мелкий снежочек, вспыхивал искрами в свете редких фонарей. Впереди светилась красным вывеска одного из самых старых и знаменитых пивных баров Новокиневска. Еще в своем первозданном виде — небольшое отдельно стоящее зданьице из красного кирпича. Уникальное такое, может даже дореволюционное еще. Это потом владельцы решат, что крохотный бар — крохотная прибыль, и расширят это место, превратив его в скучную коробку из сайдинга. А таким, как сейчас, я его, считай, и не застал. Только байки слушал о том, какие дела воротились в этом месте за кружечкой пива.

— А страшно-то почему? — спросил я. — Боишься не справиться что ли?

— Боюсь, что все вот это возьмет и исчезнет, — Ирина посмотрела на меня из-под пушистого козырька своей шапки. — Что проснусь я завтра, а у меня вовсе даже не кастинг девушек с… хи-хи… Достоинствами выдающимися. И не суматошный бег насчет очередных съемок. А… Нуу… Комсомольское собрание, скучная работа до пенсии… Очередь на квартиру. Вот это вот все. Страшно, что это мне на самом деле снится. Что просто не может быть, чтобы…

— Не приснилось, — усмехнулся я.

— Ты знаешь, это на самом деле так… Странно… — Ирина сняла варежку, провела рукой по заборчику, собирая свежие снежинки в горсть. — Чувствовать, как мир меняется. И не просто чувствовать, а менять его самой. Я вчера сказала Кате, что хочу снимать свою программу, про «Фазенду». И выложила ей подробный план сразу несколько мероприятий вперед. Она раньше мне казалась такой знающей и важной, а тут… Растерялась, представляешь? Смотрит на меня и как будто спросить хочет: «Девочка, ты когда успела всему вот этому научиться?»

— Спросила? — хохотнул я.

— Неа, — Ирина тихо засмеялась. — Но меня теперь, кажется, не любят. Выскочка, и все такое.

— Думаешь, уволят из-за интриг? — спросил я.

— А знаешь, мне все равно! — она остановилась, посмотрела на меня, подняла лицо к моргающему фонарю и раскинула руки. — Пусть увольняют! Я тогда просто организую свой телеканал! Про людей, отношения, музыку, жизнь… Да что угодно! Мне кажется, что я теперь все могу, понимаешь⁈ Все-все-все!

Она прикрыла глаза, подставив лицо искоркам снежинок. Помолчала. Потом снова посмотрела на меня блестящими глазами.