Монтаньяр кивнул в сторону двух переговаривающихся моряков.
— Похоже, они обеспокоены, а такие бывалые мореходы не станут беспокоиться по пустякам. Вам известно, что говорят в подобных случаях корабельщики?
— Нет. Что они говорят?
— «Господь задерживает своё дыхание».
Монтаньяр повернулся лицом к мессиру Анри.
— А что случается, когда человек задерживает дыхание? Всё равно ему приходится сделать выдох, и чем раньше, тем лучше. Боюсь, то же самое относится и к Богу. Чем дольше он задерживает дыхание, тем сильнее будет выдох.
— Вы хотите сказать, что надвигается шторм?
— Не обязательно, но возможно. Правда, у нас есть то преимущество, что наши суда могут двигаться под вёслами в любой штиль. А вот тем, кто идёт только под парусами, остаётся лишь дожидаться ветра. То-то радость для клириков!
— С чего бы им радоваться?
— А вы оглядитесь по сторонам, главный военный наставник. Сегодня — Страстная пятница, и стоит прекрасный денёк, ни малейшего дуновения ветерка... Всё как будто нарочно подготовлено для того, чтобы напомнить людям, насколько они ничтожны и бессильны пред ликом всемогущего Бога. Помяните моё слово — ещё до заката каждый корабль флота превратится в плавучую церковь, откуда будут доноситься молитвы и псалмы.
Улыбнувшись, мессир Анри хотел было ответить, как вдруг заметил движение на воде. Подойдя к поручню, он увидел, что от каждой из четырёх галер отвалили гребные лодки и направляются к королевскому судну.
В считаные минуты первая из них оказалась у борта, и её пассажир, капитан галеры, взобрался на палубу и присоединился к людям, собравшимся вокруг мессира Робера. Вскоре прибыли и трое других капитанов. Они недолго пробыли на борту. Не прошло и получаса, как четыре галеры двинулись вперёд, к остановленным штилем парусным судам, как пастушьи собаки — к сбившимся в кучу овцам.
Но королевская флагманская галера осталась позади, и теперь арьергард состоял всего из одного судна. Когда гребцы получили приказ сушить вёсла, Сен-Клер мигом сообразил, почему де Сабле решил остаться в тылу: чтобы, по возможности, предугадать всё, что может преподнести море. Ведь находясь в центре флотилии, мессир Робер в случае каприза судьбы мог оказаться в весьма невыгодном положении.
Мессир Анри огляделся, высматривая Монтаньяра, но тот уже отошёл и пропал из виду, а когда главный военный наставник снова повернулся к корме, он успел увидеть широкую спину скрывшегося в каюте главного флотоводца. После ухода де Сабле на палубе воцарилась странная тишина. Матросы молчали, бросив все свои дела. Некоторые таращились в пространство, другие сидели или лежали с закрытыми глазами, приткнувшись к бортам корабля.
Мессир Анри слегка улыбнулся и кивнул: он понимал, что сейчас от всех требуются выдержка и терпение, ибо ни от кого не зависит, на сколько Господу будет угодно задержать дыхание.
Эта Страстная пятница стала самым длинным днём на памяти мессира Анри Сен-Клера. В тесном мирке корабля он не мог найти занятия, которое отвлекло бы его от вынужденного безделья. Рыцарь слегка вздремнул, но вскоре устал даже спать. Ему было так скучно, что когда, примерно в час пополудни, три епископа со своими помощниками проследовали на кормовую палубу и начали подобающее Страстной пятнице богослужение, мессир Анри обрадовался хоть такому развлечению.
Сразу стало ясно, что не все находящиеся на борту сумеют одновременно присутствовать на церемонии, но командиры быстро разбили людей на группы и выводили их человек по двадцать. Пассажиры могли провести четверть часа в молитвах, принять причастие и подышать свежим воздухом, прежде чем вернуться в битком набитые трюмы.
Прошло немного времени, и предсказание Монтаньяра сбылось: молитвы и песнопения зазвучали громче и со всех сторон. Голоса, разносившиеся над морской гладью, слышались даже с тех кораблей, которые не были видны с королевской галеры. Самые далёкие песнопения казались лишь едва уловимыми колебаниями воздуха. А потом, в третий час после полуночи, воцарилась тишина, такая же глубокая, какая стояла безветренным днём. Иисус умер, и миру надлежало пребывать в духовном мраке до рассвета третьего дня, когда его Воскрешение объявит о всеобщем спасении.
Лёгкий ветерок чуть взъерошил волосы на затылке Сен-Клера. К тому времени мессир Анри снова задремал, опершись о поручень, но первое дуновение ветерка, которое он почувствовал за долгое время, мгновенно стряхнуло с него сон. Рыцарь выпрямился и встрепенулся.
За его спиной раздались голоса и топот бегущих ног; кто-то оттолкнул Анри локтем и занял его место. Отпихнувший Сен-Клера моряк напряжённо подался вперёд, всматриваясь в дальний горизонт, буркнул:
— Вот чёрт! — и, развернувшись, помчался обратно к корме, во весь голос зовя шкипера Безансо.
Анри, как и все остальные, проводил моряка взглядом и сам вгляделся в горизонт, желая узнать, что же там высмотрел этот малый.
Ничего особенного Сен-Клер не увидел. Разве что линия горизонта слегка размылась, как будто кто-то нервно размазал, а местами слегка затушевал угольком линию, разделявшую небо и море. Мессир Анри прищурился, вглядываясь изо всех сил, и на миг у него создалось впечатление, что смазанная линия отливает пурпуром.
Ветерок ненадолго стих, сменившись прежним спокойствием, но потом на верхушке мачты одного из маячивших впереди кораблей вдруг заполоскал флаг — и тут же снова обвис. Сердце мессира Анри забилось сильнее, в груди его шевельнулось смутное дурное предчувствие. Он понял, что морской горизонт предвещает что-то недоброе... И поднявшиеся за его спиной крики подтвердили его опасения.
Пурпурная линия быстро становилась всё плотней и чётче, и очень скоро стало ясно: надвигается облачный фронт. Налетел ещё один порыв ветра, тут же стих, но следующий порыв был сильнее и продолжался дольше.
Анри молча смотрел, как три матроса спустили парус, плотно свернули и крепко примотали к рее, которую, в свою очередь, плотно привязали к мачте. И снова в груди Сен-Клера ёкнуло, когда занявший своё место барабанщик начал отбивать ритм и гребцы, в такт размеренным ударам, налегли на вёсла. Самым трудным было сдвинуть корабль с места. Сперва галера скользила мучительно медленно, потом дело пошло веселее, и судно начало двигаться всё быстрей и быстрей.
Внимание Анри привлекло движение на кормовой надстройке. Бросив взгляд туда, он увидел Ричарда в великолепной сверкающей кольчуге: расставив ноги и сложив на груди могучие руки, король стоял чуть позади мессира Робера де Сабле, за его правым плечом. Слева от де Сабле с озабоченным видом топтался мессир Жоффруа Безансо. Правой рукой моряк раз за разом подбрасывал в воздух кинжал и не глядя ловил его, когда оружие, перевернувшись, падало рукоятью вниз. При этом Безансо пристально вглядывался в сгущающийся мрак, ни на что больше не обращая внимания.
Открылся люк трюма, и на узкую палубу потянулись воины, видимо привлечённые шумом, от которого за день полной тишины успели отвыкнуть.
Вскоре крохотное пространство палубы оказалось битком набито людьми, но такая теснота могла помешать управлять судном, поэтому всем, кто путался под ногами, было приказано вернуться вниз. Когда последний боец, ворча, покинул палубу, Анри подошёл к королю. Ричард сердечно приветствовал Сен-Клера, но было ясно — король не расположен к беседе. Анри хорошо знал этого человека, поэтому встал чуть поодаль, не навязываясь с разговорами. Он хранил молчание, пока его не заметил Робер де Сабле.
— Анри, — промолвил де Сабле, невесело ухмыляясь уголком рта, — помните, вчера мы говорили о том, что не стоит доверять погоде?
— Хорошо помню. Полагаю, всех беспокоит та черта на горизонте?
— Да, она не сулит ничего хорошего. В лучшем случае у нас есть полчаса... В худшем случае — вдвое меньше.
— Что мы можем сделать?
— Ничего, мой друг. Мы уже сделали всё, что могли. Мы сообщили всему флоту, чтобы суда после полудня были готовы встретить непогоду: шторм, грозу, а может, и ураган. Когда то, что надвигается, обрушится на нас, связь между судами прервётся и каждому шкиперу придётся действовать по своему разумению, лично отвечая за свой корабль, команду и пассажиров. И лучше приготовиться к худшему, хотя не исключено, что всё ограничится шквалом или несколькими шквалами. С такого расстояния трудно судить, фронт бури пока далеко, но выглядит это устрашающе. Нам остаётся только ждать, а потом встретить то, что нагрянет. Ни у кого нет достаточных знаний и опыта, чтобы судить, когда ветер вдруг сойдёт с ума, а море взбурлит и вспенится. Всё, что мы можем, — это держать судно носом к вздувающимся валам и, конечно, молиться. Вам лучше начать молиться уже сейчас, друг мой... И поскольку вы человек сухопутный, лучше пристройтесь на носу, возле штормовых портиков, и крепко привяжитесь.
