Сен-Клер знал, что с высоты птичьего полёта их боевой порядок кажется гигантским треугольником, лежащим на водной глади Средиземного моря. Возможно, то было самое большое скопление военных кораблей со времён Троянской войны.

До мессира Анри доносился насмешливый голос короля, и Сен-Клер легко представил себе напряжённые, неуверенные улыбки Робера де Сабле и остальных командиров флота, стоящих вокруг монарха на задней палубе. По разумению главного военного наставника, ему повезло, что он не там.

Хотя сегодня дела вроде бы шли хорошо, никто бы не рискнул побиться об заклад, как долго продлится относительное затишье.

Две недели назад, тринадцатого марта, Филипп Август при виде Беренгарии впал в детский приступ ярости и во всеуслышание возмутился тем, что ему приходится встречаться с «этой безмозглой наваррской шлюхой, посмевшей занять место моей маленькой сестрёнки Алисы». С тех пор Ричард частенько походил на взбесившегося медведя. То, что Беренгария не была знакома с Алисой и ни разу не встречалась с ней во время затянувшейся неприглядной истории, не имело ни малейшего значения для Филиппа: французский король просто не мог отказать себе в удовольствии дать выход своему раздражению и ревности. Но Филипп не ограничился словесными выпадами. Он озадачил всех, внезапно вызвав нанятый им венецианский флот, погрузив на суда все свои войска и войска своих вассалов и отплыв к Святой земле. При этом он не сообщил об отбытии королю Англии, равному ему по рангу командующему.

Ричард, как и все остальные, был захвачен врасплох таким поворотом событий. Ему не оставалось ничего другого, кроме как действовать сообразно со сложившейся ситуацией. А именно: отказаться от детальной проработки планов кампании и отдать приказ о погрузке своей армии на корабли. К сожалению, единственная возможная альтернатива заключалась в том, чтобы не обращать внимания на действия Филиппа, предоставив тому поступать, как вздумается... Но мысль о том, что Филипп первым прибудет в Святую землю и стяжает славу единственного спасителя Иерусалима, была для Ричарда просто невыносима. Теперь, со смертью германского короля-императора Барбароссы, единственным спасителем Иерусалима мог стать только Ричард Плантагенет.

Однако, как и следовало ожидать, из-за спешки армию грузили на корабли в суете и беспорядке и, несмотря на опытных и умелых командиров, беспорядок вскоре перерос в хаос. Долгое время сумятицы и шума было много, а толку мало. Хотя суда загрузили очень быстро, потом их пришлось разгружать — из-за неровно размещённого балласта, из-за неправильно уложенных съестных припасов и бочонков с водой, из-за того, что не осталось места для команды, воинов и домашнего скота... А ведь для скота требовался ещё и корм. В гавани Мессины и во всех крохотных бухточках и заливах по всему побережью царили суматоха и неразбериха, и стоило решить какую-нибудь задачу, как взамен возникало множество новых.

Но как бы то ни было, рано утром в Святой четверг над морем поднялись десятки парусов. На это великолепное зрелище собралось полюбоваться великое множество сицилийцев, облепивших береговые утёсы.

В день отплытия Бог и святые благоволили к английскому воинству, и двести девятнадцать кораблей Ричарда неуклонно придерживались курса на юго-восток, в соответствии с указаниями, полученными капитанами от мессира Робера де Сабле. На следующий день, в Страстную пятницу, мессир Робер решил бросить якоря у острова Крит, чтобы иметь возможность подобающим образом отметить скорый праздник, а в воскресенье отслужить пасхальную мессу.

Тем временем принцессу Беренгарию благополучно разместили на одном из огромных дромонов. Принцессу сопровождала её компаньонка и будущая золовка Иоанна, бывшая королева Сицилии. Поскольку огромный корабль считался самым безопасным, на нём наряду с особами королевской крови и их свитой находилась бо́льшая часть золотых и серебряных слитков военной казны Ричарда, под охраной отборного отряда личной стражи короля.

Разместив с удобствами невесту и сестру, Ричард счёл, что исполнил свой долг по отношению к ним и имеет право провести плавание подальше от женских глаз, в компании своих любимчиков, на борту военного корабля, который следовал в трёх милях позади дромона.

«Неудивительно, — цинично подумал мессир Анри, — что у короля хорошее настроение».

— Мессир Анри? Как вы добились права проводить время здесь, наверху, где можете в уединении восхищаться красотой нашего флота?

Анри узнал голос. Он развернулся, не убрав локтей с поручней корабля, и улыбнулся мессиру Роберу де Сабле, который покинул компанию короля на корме и прошёл на нос судна.

— Добрый день, мессир Робер. Я заслужил это, как вы говорите, право на пыльных плацах и ристалищах Мессины. Там я нещадно гонял обливавшихся потом бедолаг в доспехах — гонял до тех пор, пока они не научились делать нечто большее, чем просто валиться на тюфяки и засыпать мёртвым сном... К облегчению командиров, отвечавших за их поведение. Теперь, когда мы в море, мне больше не надо заниматься тренировками, и я наконец-то могу отдохнуть и восстановить свои силы... Они мне ещё пригодятся, когда мы сойдём на берег.

— Так вы об этом размышляли, когда я к вам подошёл?

Сен-Клер снова улыбнулся и покачал головой.

— Нет, по правде говоря, я думал, что мог бы стать моряком, если бы море всегда было таким, как сейчас.

— Да, конечно, мессир Анри, вы совершенно правы. И будь море всегда таким, у нас не было бы трудностей с набором команды. Но печальная истина, которую моряки и купцы тщетно пытаются скрыть, состоит в том, что на каждый подобный день обычно приходится по двадцать других. И тогда кажется, будто весь мир тонет в бурлящем, клокочущем рассоле, а ревущий ветер разбрасывает суда, словно сухие листья. Помните, как разметало наш флот на пути в Лиссабон в прошлый праздник Вознесения?

Мессир Анри кивнул и снова посмотрел на запад, где солнце начинало клониться к горизонту.

— Значит, вам надо благодарить Бога за такие деньки.

— Да. Я и впрямь благодарю Господа всякий раз, когда выпадает такая благодать, но никогда не позволяю себе расслабляться. Я не доверяю погоде, мессир Анри. Ни при каких обстоятельствах. Даже когда вокруг голубое безоблачное небо. В один-единственный миг всё может измениться — быстрее, чем улыбка капризной женщины сменяется пронзительным визгом.

Сен-Клер приподнял бровь.

— Но надеюсь, нынче такого не случится. Сегодня просто сказочный день.

— Так и есть, вот потому я и не доверяю погоде. Сейчас только начало апреля, мессир Анри. Недавно закончилась зима, лета ждать ещё несколько месяцев. Поверьте, если такая погода продержится хотя бы ночь, я уже буду благодарен. А если она продержится целых два дня, я буду глубоко изумлён. А сейчас, простите, пора мне вернуться к своим обязанностям.

Главный королевский флотоводец запахнул плащ, любезно кивнул Сен-Клеру и зашагал прочь, на ходу поманив пальцем капитана королевского корабля Жоффруа Безансо. Вдвоём они отправились на корму, где налегал на румпель рулевой.

Мессир Анри проводил взглядом этих, пожалуй, самых влиятельных на флоте людей и без малейшей иронии поблагодарил Господа за то, что обязанности главного военного наставника гораздо менее обременительны. Потом Анри снова повернулся и посмотрел вперёд, на растянутую линию судов, мимоходом отметив, что больше не слышит голоса Ричарда. Теперь единственным доносившимся до старого рыцаря звуком был равномерный плеск вёсел галеры.

На одном из идущих далеко впереди кораблей раздался крик, который громко разнёсся над водой, хотя слов было не разобрать. Сен-Клер мимоходом подумал — в расстоянии ли тут дело или же крик прозвучал на незнакомом ему языке. Мессир Анри склонялся к последнему. Как главный военный наставник, Анри Сен-Клер считал проклятием многоязычие войск Ричарда. Анри постоянно и настойчиво твердил — не только Ричарду, но и всем союзным магнатам, военачальникам, командирам, готовым его слушать, — что успех столь масштабных военных действий во многом будет зависеть от чёткого взаимодействия и хорошей связи между отрядами.