Благодаря де Сабле Андре в тот вечер разделил трапезу со своим отцом и самим королём в зале огромного здания, реквизированного Ричардом для командиров его армии и флота.

Король сетовал на то, что провёл слишком много времени в море, а после — в обществе монархов, принцев и прелатов. Услышав это, мессир Анри молча улыбнулся. От Ричарда не укрылась эта улыбка, и король обратился к старшему Сен-Клеру:

— Ухмыляйтесь сколько угодно, Анри, но на самом деле вы прекрасно меня понимаете. В море мы здорово намаялись, а стоило нам сойти на берег, как проходу не стало от скулящих священников и ноющих епископов. Клянусь улыбкой Христа, человек не может дышать одним ладаном, ему нужен свежий воздух! В плавании, конечно, было не легче: клянусь божьими яйцами, мне казалось, я сойду с ума, если пробуду на борту ещё один день. Всюду вонь, блевотина, кусок в горло не лезет. Хвала сладчайшему Иисусу, что мы смогли вынести эту муку. Признаюсь, сейчас мне больше всего хочется сесть на коня и пустить его галопом, чтобы свежий воздух выдул морскую соль из моих волос и лёгких, чтобы хоть на время отвлечься от государственных дел... Да, знаю, они необходимы по сотне разных причин, и, главное, дела эти оправдывают существование великого множества писцов и клириков... Но, Анри, какие же они нудные, государственные дела! Вы наверняка согласны со мной, старый вояка?

Не успел Сен-Клер ответить, как король продолжал:

— Итак, моих коней свели на берег несколько дней назад, и конюший доложил, что они вполне оправились от плавания.

Поэтому я собираюсь отправиться на охоту и добыть свежего мяса вместо пропахшей рвотой корабельной солонины. Вы двое присоединитесь к охоте.

Анри Сен-Клер и его сын кивнули, даже не переглянувшись. Не было смысла возражать и отказываться, если Ричард Плантагенет уже принял решение.

Охота прошла удачно. Охотничья партия — десять человек, не считая слуг, — оказалась на высоте, и после привала Ричард в прекрасном настроении повёл всех назад, в Мессину. Но на полпути к городу настроение ему испортил гонец, который прискакал на взмыленном коне и сообщил, что Филипп Французский вернулся в Мессину и приглашает Ричарда срочно явиться на переговоры.

Английского короля озадачило это известие. Два дня назад Филипп Август отплыл с Сицилии в приступе уязвлённого самолюбия и злобы — вероятно, позавидовав тому, что его прибытие на остров прошло незамеченным, тогда как явившегося два дня спустя Ричарда приветствовали толпы восторженных сицилийцев. Итак, Филипп Август покинул Сицилию, но спустя несколько часов после отплытия попал в мощный шторм, и его корабль сильно потрепало. Судну потребовалось почти два дня, чтобы снова дотащиться до Мессины. И вот теперь французский король, образно говоря, нетерпеливо постукивал ногой в ожидании Ричарда.

Ричард чертыхнулся себе под нос и повернулся к мессиру Анри, который ехал бок о бок с ним.

— Пропади он пропадом, этот малый! Неужели я никогда не избавлюсь от приступов его докучливой злобы? Я-то думал, что смогу хоть на время выбросить его из головы, однако не тут-то было. Взял да вернулся — и первым делом начал сетовать, что никто не выказывает ему подобающего почтения. Чёртову глупцу, видать, невдомёк, что почтения нельзя потребовать, его можно только заслужить. Чтоб ему провалиться в ад!

Анри молчал, прекрасно понимая, что Ричард просто даёт выход своему раздражению и не ждёт от него ответа. А разъярённый король продолжал браниться, словно мессира Анри и не было рядом:

— Святая божья задница! Как будто мало мне без него забот! Как будто мало возни хотя бы с Танкредом, этим выскочкой, этим идиотом, так называемым королём Сицилии! У меня есть веские причины, чтобы заставить сицилийского монарха проклинать свою судьбу. Король Танкред! Пропойца Танкред! Ночной Горшок Танкред! Вор Танкред! Будь проклята его воровская душонка! Я велю высушить его кишки и смастерить из них тетиву для моего нового арбалета.

Ричард снова взглянул на мессира Анри.

— Я не успокоюсь, пока не разберусь с выскочкой королём и не поставлю его на место. Он украл королевство у моей сестры, законопатил её царственный зад в одну из своих темниц и теперь ни в какую не хочет возвращать её приданое, на которое не имеет ни малейшего права[10]. Богом клянусь, я как раз размышлял о том, как прищемить нос этому хлыщу, но теперь мне будет не до него, потому что придётся возиться с моим блудным кузеном Капетом. Филипп Август, ха! Тоже мне, август! Да я видал ворон, больше похожих на августа[11], чем этот франт!

Мессир Анри благоразумно отказался встречаться глазами с сыном, хотя чувствовал, что Андре пристально смотрит на него.

Танкред захватил трон два года тому назад, после смерти короля Вильгельма Доброго, мужа младшей сестры Ричарда, Иоанны Плантагенет. Ни на минуту не допуская, что Ричард может каким-то чудом явиться на Сицилию, Танкред заточил Иоанну в темницу и конфисковал её внушительное приданое. Правда, несколько дней назад, сразу после неожиданного прибытия брата королевы, сицилийский монарх выпустил Иоанну, но её приданое и не подумал вернуть. Ричард, разумеется, не собирался спустить это Танкреду с рук: не прошло и несколько часов после высадки, как отборные отряды английского короля совершили неожиданный бросок и захватили опорные пункты вокруг Мессины. Одновременно, столь же неожиданно, Ричард овладел укреплённым монастырём Ла Багнара по другую сторону Мессинского пролива и разместил там сильный гарнизон, обеспечив своей сестре Иоанне надёжную охрану. В общем, всё, что задумал сделать на Сицилии Ричард, на девять десятых было уже fait accompli, и ему вовсе не улыбалось, чтобы возвращение Филиппа Французского, вечно сующего нос в чужие дела, помешало завершить начатое.

Вдалеке уже показались стены Мессины, когда охотничий отряд повстречался с толпой английских йоменов Ричарда, крайне злых и разобиженных. Похоже, неприязнь между местными торговцами и английскими воинами вылилась в столкновение, закончившееся кровопролитием. Сицилийцы вообще не жаловали иноземцев и не считали нужным это скрывать, а англичан именовали длиннохвостыми, открыто заявляя, что каждый из них в штанах прячет хвост, метку дьявола.

Но этим утром всё началось не из-за хвоста, а из-за ссоры между английским стрелком и булочником: они поспорили о цене и весе ковриги хлеба. В конце концов на воина набросилась целая толпа и затоптала его, что послужило сигналом к стихийным беспорядкам. Погибло больше двух десятков англичан, тела которых в издёвку бросили в выгребные ямы.

Выслушав рассказ йоменов, Ричард взмахом руки подозвал к себе мессира Анри, дал шпоры коню и помчался в сторону города.

Задолго до того, как отряд Ричарда добрался до Мессины, навстречу стали попадаться воины-анжуйцы, которые рассказали, что англичан — тех, что уцелели во время утреннего мятежа, — выгнали из города. После чего большие ворота заперли, чтобы помешать чужакам вернуться. Грифоны, как в насмешку называли англичане сицилийцев, собрались на городских стенах, насмехаясь над английскими йоменами и улюлюкая. Вскоре Ричард и его отряд увидели и йоменов, которые толпились под стенами.

Поравнявшись с ближайшей группой англичан (в ней была примерно сотня человек), Андре понял, что все они охвачены жаждой мести, им лишь не хватает предводителя, который возглавил бы их и повёл в атаку. Как и следовало ожидать, толпа обступила Ричарда, призывая короля как следует наказать горожан. Однако у Ричарда имелись заботы поважнее, чем утолять ярость, охватившую простых воинов. Он привстал на стременах, чтобы привлечь к себе внимание, а когда крики мало-помалу стихли, снова опустился в седло и выхватил свой великолепный меч.

— Вы все знаете этот меч! — держа сверкающее оружие высоко над головой, произнёс Ричард.

Он нарочно говорил тихо, чтобы всем пришлось напрячь слух, ловя слова короля.