Конвоиры толкнули его вперёд, потом подняли и пихнули, почти швырнули, в будку, где он упал на колени в углу. Тяжёлая дверь за спиной Андре захлопнулась, и повозка, покачиваясь, тронулась в путь.

Молодого рыцаря охватила слабость, он дрожал, колени его ослабели, и ему пришлось отчаянно бороться с рвотными позывами. Сердце его сковывал ужас. Единственное, что могло прийти в голову Андре, когда он пытался догадаться, в чём его вина, — это что вопреки вероятности всплыли клеветнические наветы трёх уже мёртвых священников и его опять обвиняют в убийстве.

Он попытался успокоиться, начав твердить вслух «Paternoster» — «Отче наш»; эту привычку он невольно усвоил, став послушником Храма. Андре выбросил из головы всё, кроме монотонного повторения слов, и вскоре разум его впал в оцепенение. Сен-Клер машинально перебирал пальцами узелки молитвенного шнура, пока не повторил молитву столько раз, сколько требовалось, — сто сорок восемь.

День ещё не кончился, малые размеры будки не позволяли прилечь, а тряска на ухабистой дороге не давала заснуть сидя, поэтому бедняге не осталось ничего другого, кроме как снова взяться за узелки и начать читать молитву.

Андре прочитал сто двадцать шесть «Paternoster» — прочти он ещё десять, и молитв хватило бы на целую неделю, — прежде чем повозка, качнувшись, остановилась. К своему немалому удивлению, Сен-Клер понял, что в душе его воцарилось стоическое спокойствие. Кроме того, он подсчитал, что на тщательное и чёткое прочтение молитв сто пятьдесят раз уходит примерно час.

В следующий миг дверь узилища распахнулась, и юноше пришлось зажмуриться из-за слепящего света. Конвоиры вывели его наружу и спустили с повозки на землю. Андре почувствовал на лице и руках жар палящего солнца, но потом его пихнули вперёд, в прохладную тень, и он осторожно открыл глаза.

Уже некоторое время назад по множеству доносившихся снаружи гулких голосов и по тому, как громыхали колёса по булыжной мостовой, Андре догадался, что они въехали в город — очевидно, в Экс. Теперь же он увидел, что находится во дворе, с четырёх сторон окружённом зданиями; сквозь ворота в одном из них и вкатила сюда повозка. Два конвоира, доставившие узника из лагеря храмовников, занимались своими делами и не обращали на Сен-Клера ни малейшего внимания.

Прямо перед собой он увидел дверной проём, окаймлённый бледно-жёлтым песчаником. К двери вело широкое, с низкими ступеньками крыльцо из того же камня. На арке над проёмом был вырезан барельеф с гербовым щитом Храма, а под ним по обеим сторонам от массивных дубовых дверей стояли два стража в белых мантиях, на груди которых слева красовались алые кресты с расширяющимися концами. Один из стражей с безразличным видом поглядывал на Сен-Клера, другой, столь же равнодушно, — на доставивших молодого человека конвоиров.

Даже не зная, где он очутился, Сен-Клер понял, что находится во дворе нового Дома Капитула командорства Храма в Эксе. Несколько лет назад Андре слышал, как один землевладелец, видевший, как строилось это здание, расписывал его красоту и больше всего распространялся про насыщенный цвет камня, который добывался неподалёку, на его земле.

Сен-Клер закрыл глаза. Его качнуло, но конвоиры мягко положили руки на его плечи и подтолкнули Андре к крыльцу. Стражи отворили тяжёлые двери, и молодого рыцаря вели шагов двадцать через прохладный полумрак, пока он не очутился перед широким столом, по обе стороны которого стояли ещё два стража Дома Капитула. За столом вправо и влево тянулся коридор.

Сопровождавшие Андре конвоиры встали по стойке «смирно» и отдали честь вышедшему из-за стола рыцарю. Тот с бесстрастным видом выслушал доклад старшего охранника, который объяснил, кого и по чьему указанию они привезли. Рыцарь принял сопроводительное письмо, вежливо поблагодарил обоих, кивнув каждому, и велел одному из своих людей отвести их в трапезную и накормить. Когда конвоиры ушли, он медленно повернулся и долго неподвижным взглядом смотрел на Сен-Клера. Лишь когда удаляющиеся шаги стихли, рыцарь обратился к одному из стражей Капитула:

— Сходи к брату настоятелю и доложи, что узник доставлен.

Страж щёлкнул каблуками, чётко повернулся кругом и ушёл.

Рыцарь снова вперил взгляд в Сен-Клера, и тот не опустил глаз, стоя с гордо поднятой головой.

— Следуйте за мной.

Твёрдой походкой человека, уверенного в том, что все его повеления будут выполняться, рыцарь направился по широкому коридору вправо. Андре на миг почувствовал искушение бросить вызов такой самонадеянности и остаться на месте, но вовремя спохватился, вспомнив, что даже не знает, в чём его обвиняют. Петушиться сейчас было бы глупо и явно не в его интересах.

Шагающий впереди рыцарь быстро удалялся, даже не думая оглянуться и проверить, следует ли за ним Андре. Хмыкнув, Сен-Клер двинулся за этим человеком. Чтобы не отстать, пришлось прибавить шагу, но, к удивлению юноши, после заточения в будке быстрая ходьба доставляла ему лишь удовольствие.

Ещё двадцать шагов — и за очередным пересечением коридоров показался тупик, всю высоту и ширину которого занимала двустворчатая дверь. Рыцарь распахнул одну из створок и отступил в сторону, придержав её для Сен-Клера. Смущённый такой неожиданной учтивостью, тот заколебался, взглянул на своего спутника, вошёл... И сразу за порогом остановился как вкопанный. Впереди, всего в трёх шагах, дорогу преграждала другая двустворчатая дверь.

— Защита от звуков, — пояснил рыцарь.

Пройдя мимо Андре, он распахнул вторую дверь. Сен-Клер моргнул и снова переступил порог, после чего замер, озираясь по сторонам. Он не мог представить себе, зачем нужна защита от звуков. Может, для того, чтобы оградить чувствительный слух невинных людей от пронзительных воплей подозреваемых, которых пытают? Одной этой мысли хватило, чтобы свести на нет всё стоическое спокойствие Андре, обретённое с помощью «Paternoster».

Просторное помещение, в котором он очутился, не имело окон, и всё же в него откуда-то проникал свет. Сен-Клер запрокинул голову и посмотрел вверх, но так и не разглядел окон. Высокие стены справа и слева были обшиты деревом и увешаны плотно сплетёнными гобеленами. Впереди, по обе стороны вделанного в стену массивного очага, Андре увидел высокие, до потолка, двери и понял, что дневной свет проникает через них.

В очаге, в огромной железной корзине, полыхали смолистые поленья, их жар чувствовался даже там, где стоял Сен-Клер. По обе стороны очага стояли три обитые материей скамьи, на полу между скамьями и огнём лежала шкура огромного зверя, в которой Андре, по виденным раньше рисункам, узнал шкуру тигра.

Повсюду были расставлены огромные железные подсвечники, некоторые — на несколько свечей; казалось, что свечей, озаряющих комнату мягким светом, здесь сотни.

Слева, у стены, Сен-Клер увидел длинный массивный стол, уставленный кубками, высокими изукрашенными кувшинами и блюдами с яствами, прикрытыми салфетками.

При виде этого у Андре потекли слюнки, и он с горечью подумал, что едва ли такое изобилие предназначено для него. Вряд ли кому-нибудь придёт в голову угощать разносолами обвиняемого, пусть и пребывающего в полном неведении относительно того, что он натворил. А у Сен-Клера имелись все основания считать, что его обвиняют в каком-то тяжком злодеянии.

Он отчётливо услышал, как за его спиной закрылись двери, и, обернувшись, увидел, что рыцарь отцепляет от пояса кольцо с ключами. Не говоря ни слова, рыцарь шагнул вперёд, мягко повернул Сен-Клера лицом к себе, разомкнул его оковы, снял и небрежно швырнул их к стене у огня. Оковы со звяканьем упали на пол, а освобождённый юноша напрягся, готовый к чему угодно. Если понадобится, он готов был и защищаться.

— Уловка, мессир Андре, уловка... Вынужденная мера. Когда прибудут остальные, вам всё объяснят. А пока, уверен, вы с удовольствием выпьете бокал вина.

Не дожидаясь ответа и явно не рассчитывая на него, рыцарь шагнул к столу, взял два тяжёлых кувшина с длинными горлышками, обернулся и, приподняв бровь, взглянул на Сен-Клера. Тот внимательно разглядывал висевший на поясе рыцаря широкий меч, явно видавший виды и побывавший в битвах.