Анри повернулся к Эктору, который стоял у двери, наблюдая за господином в ожидании распоряжений.

— Принеси еды и питья для мессира...

Сен-Клер снова повернулся к рыцарю.

— У вас есть имя, мессир, или, вступая в орден, вы отказываетесь и от имени?

— Меня зовут Готье, мессир Анри. Готье де Монтидидье.

— Монтидидье, говорите? В таком случае мы, должно быть, слышали друг о друге.

Анри подошёл к креслу у камина, жестом попросив рыцаря сесть напротив.

— Один из ваших предков, как и один из моих, был среди основателей Храма. Вы об этом знаете?

— Знаю.

— Почему же вы тогда носите чёрную мантию госпитальера, а не белую Храма?

Губы Монтидидье изогнулись в улыбке, он слегка наклонил голову к плечу.

— Может, мне так нравится. Но, по правде говоря, я следую уставу блаженного Бенедикта с отрочества. С рождения я остался сиротой и воспитывался в монастыре в Англии. Поэтому, достигнув возраста, когда можно стать рыцарем — а мой отец был рыцарем и погиб в сражении ещё до того, как я родился, — я, естественно, вступил ряды госпитальеров.

— Да, наверное, это было естественно... Эктор, подай еды и питья мессиру Готье де Монтидидье и пригляди за тем, чтобы были накормлены все его люди. Сколько с вами людей, мессир, и где они сейчас?

— Шесть человек, мессир Анри, все они во внутреннем дворе, ждут от меня дальнейших указаний.

— Что ж, эту ночь они проведут под моим кровом, а дальнейшее будет зависеть от того, что именно имел в виду мой сеньор, написав «немедленно». Сейчас я внимательно перечитаю послание, разберусь в нём и тогда смогу дать вам ответ.

По правде говоря, мессир Анри давно готов был в любой момент отправиться в путь. Он позаботился о своих владениях и своих людях, поручив на время своего отсутствия управлять всем старшему брату покойной жены — человеку, которого знал много лет и которому доверял. И вот время пришло: Ричард лаконично предписывал Сен-Клеру как можно скорей отбыть вместе с мессиром Готье де Монтидидье в Англию, чтобы приступить к выполнению обязанностей главного военного наставника войск Аквитании.

Этот тонкий нюанс отнюдь не ускользнул от внимания любопытного рыцаря. При первой встрече об Аквитании вообще не было речи: ему предписывалось занять должность главного военного наставника при Ричарде — ни больше ни меньше. Вроде то была пустяковая деталь, поскольку герцогом Аквитанским являлся именно Ричард, но старый рыцарь понимал: когда речь заходит об официальных должностях, мелочей и случайностей не бывает. Он догадывался, что после возвращения Ричарда политическая ситуация в Англии изменилась, причём изменилась в корне. Впрочем, новая должность вовсе не вызвала у Сен-Клера негодования, даже больше пришлась ему по душе — хотя бы потому, что он уже занимал её много лет, служа герцогине Элеоноре. Куда приятней быть главным военным наставником войск Аквитании, чем войск англичан, лопочущих на каком-то невразумительном наречии.

Андре в письме вообще не упоминался, но старшего Сен-Клера это не удивило. С тех пор как Андре встретился с рыцарем де Сабле, он редко бывал дома и, судя по всему, с воодушевлением готовился к вступлению в ряды рыцарей Храма. Анри рассчитывал встретиться с сыном в Англии, а пока радовался, что молодому человеку ничто не угрожает и тот, похоже, доволен жизнью.

Рыцарь выпустил конец свитка, и упругий пергамент свернулся в трубочку. Держа в пальцах послание, Андре взглянул на Монтидидье.

— Почему вас прислали сюда, мессир Готье? Почему Ричард поручил вам явиться за мной, да ещё в сопровождении шести человек? Неужели он считает, что я не могу путешествовать в одиночку?

— Вряд ли он так считает, мессир Анри. По моему разумению, король хотел, чтобы мы с вами некоторое время провели вместе и побеседовали в пути.

— Побеседовали? О чём? Я вовсе не хочу унизить и оскорбить вас, мессир Монтидидье, но сомневаюсь, что у нас с вами много общего. При такой разнице в возрасте мы вряд ли сможем стать близкими товарищами.

— Это верно, но, возможно, король считает, что я мог бы рассказать вам кое-что полезное. Дело в том, что я недавно вернулся из Святой земли, где был ранен в великом сражении при Хаттине. Король полагает, что мои рассказы могут показаться вам интересными.

Теперь Анри посмотрел на госпитальера куда более уважительно.

— Пожалуй, так оно и есть. Господу ведомо, я нуждаюсь в любой помощи, которую он может мне послать. Но как вам удалось уцелеть в тот день при Хаттине? Мне говорили, Саладин убил всех захваченных в плен членов военных орденов, и храмовников, и госпитальеров.

— Это правда. Я видел, как они умирали, и ожидал, что меня постигнет та же участь, ибо был серьёзно ранен. Но мне удалось уцелеть — меня, лежавшего среди убитых, приняли за мертвеца. Когда стемнело, я сумел отползти в укрытие. Я получил стрелу в пах, так что надежд на спасение всё равно было мало, однако у меня достало ума снять с себя мантию рыцаря ордена и натянуть простую, коричневую, снятую с убитого воина. На следующее утро я сдался в плен. Сарацины обращались со мной хорошо, вылечили мою рану и в конце концов вместе с четырьмя другими пленными рыцарями освободили за выкуп. Мне повезло.

Двери открылись, появился Эктор в сопровождении двух слуг, которые несли подносы с едой и вином. Слуги расставили содержимое подносов на одном из столов и удалились, не поднимая глаз. Сен-Клер посмотрел сперва на еду, потом на Монтидидье.

— Что ж, мастер Монтидидье, король оказался прав. Мне действительно будет полезно побеседовать с вами, причём обстоятельно и подробно. Вы — первый встреченный мною человек, побывавший в тот роковой день у Хаттина.

Сен-Клер встал и жестом указал на стол.

— Угощайтесь, а потом Эктор проводит вас в спальню, где вы сможете несколько часов отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы вашим людям дали приют. Позже мы встретимся снова, но сейчас я покину вас: у меня много дел, которые необходимо завершить до отъезда. Мы отправимся в путь послезавтра на рассвете. Ну а пока мой дом — ваш дом.

Анри наклонил голову и вышел, закрыв за собой двери. Госпитальер остался наедине с едой и вином, но спустя мгновение Сен-Клер вернулся.

— Прошу прощения, мессир Готье, а как вы сюда добрались? Каким следовали путём?

— Западным, — с набитым ртом пробормотал госпитальер. — Высадился в Ла-Рошели, потом следовал по дороге на северо-восток: через Ниор, далее — в Пуатье. А после двинулся сюда, на северо-запад.

Сен-Клер кивнул.

— Самый удобный путь. Так гораздо короче, чем путешествовать на северо-запад через Нант и Сен-Назер. И сколько времени вы сюда добирались?

— От Ла-Рошели? Пять дней... сегодня пошёл шестой. Мы делали каждый день по двадцать миль, оставаясь в дороге от рассвета до заката.

— Хмм. Что ж, обратный путь займёт у нас больше времени. Я возьму с собой четырёх человек и повозку для пожитков — значит, нам придётся двигаться не быстрее, чем едет повозка. Если повезёт, будем делать по пятнадцать миль в день.

— Итак, семь дней.

— Да, но не больше. Сколько, по-вашему, нам придётся ждать корабля?

— Вообще не придётся. Корабль уже нас ожидает — тот, что доставил меня сюда. Он пробудет в Ла-Рошели ещё четырнадцать дней, и если за это время мы не явимся, отплывёт без нас: все решат, что нас уже нет в живых.

— Понятно. Значит, придётся поторопиться и приложить все усилия, чтобы остаться живыми.

Сен-Клер кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями, и снова вышел.

Анри Сен-Клер стоял на корме корабля, который вёз его вместе с другими крестоносцами из Ла-Рошели в Англию.

Около полутора часов назад ветер неожиданно начал стихать.

Склонившись над поручнем правого борта, рыцарь смотрел на морскую воду. Чтобы удержать равновесие, он пошире расставил ноги, чуть согнув их в коленях, и зацепился сгибом правого локтя за туго натянутый канат, уходящий к облакам парусов. Палуба то и дело норовила уйти из-под ног, но рыцарь уже приспособился к качке, и она почти не беспокоила его. Вытянув шею, он восхищённо наблюдал за вздымающейся и опадающей водой, которая дышала, словно живая.