Однако по прошествии нескольких недель, а именно прекрасным летним днём шестого июля Андре приехал домой. Он был один, в добром здравии и прекрасном расположении духа: юноша радовался тому, что вернулся в свои владения, хотя и собирался пробыть здесь всего несколько дней. Он тоже держал путь в Ангулем, чтобы доставить официальные документы от мессира Робера де Сабле, пребывающего в Орлеане, настоятелю ангулемской обители тамплиеров.
Приезд Андре вызвал во всём замке радостный переполох, потому что молодой человек пользовался всеобщей любовью и его не видели уже несколько месяцев.
Старший Сен-Клер снисходительно отнёсся ко всеобщему ликованию и весь день не обсуждал с Андре никаких серьёзных дел. Лишь после ужина, когда челядь ушла спать, отец и сын остались вдвоём за кувшином любимого золотистого вина Анри — такое вино всегда закупали для него на винодельнях лежавшей более чем в ста милях к востоку Бургундии.
Бо́льшая часть разговоров за общим столом касалась в тот день нового образа жизни мессира Анри; все домочадцы наперебой рассказывали, каких отменных успехов он добился и как сильно поздоровел. Но когда Андре попытался снова заговорить на эту тему, его отец только отмахнулся.
— Мы достаточно поговорили обо мне и о моих делах. Меня гораздо больше интересуют твои дела и ты сам. Чем ты вообще занимаешься? Я полагал, ты сейчас в войске Ричарда, а он, насколько помнится, хотел держать мессира Робера под рукой. Из единственного письма, которое ты прислал в прошлом месяце, я решил, что, куда бы ни направлялся мессир Робер, ты едешь вместе с ним.
Андре усмехнулся, наклонив голову.
— Не всегда, отец. Но признаюсь, мессир Робер принял в моих делах живейшее участие и с того дня, как поверил в мою невиновность, многое для меня сделал.
Андре улыбнулся более открыто.
— Если меня откажутся принять в храмовники, то уж всяко не по вине мессира Робера, — уже не так торжественно продолжал он. — Он решил, что я вполне гожусь в тамплиеры. У меня было время, чтобы как следует всё обдумать, и теперь я склонен с ним согласиться. А вы, отец, будете вы недовольны или разочарованы, если я стану полноправным членом ордена?
— Храмовником-монахом?
Анри искренне удивился: ему никогда не приходило в голову, что сын может взвалить на себя монашеское бремя. Некоторое время старый рыцарь сидел в молчаливой задумчивости, покручивая кончик уса.
— По правде сказать, не знаю, что и ответить, Андре. Буду ли я недоволен? На первый взгляд причин для недовольства нет. Но за первым взглядом следует второй и третий. Буду ли я разочарован? Хмм... Два года тому назад, когда была жива твоя мать, это, несомненно, стало бы разочарованием. Может, потому что она всегда мечтала иметь внуков. Но теперь она покинула нас, упокой Господи её душу. Ты — мой единственный сын, последний из нашего рода... Значит, если у тебя не будет сыновей, наша ветвь Сен-Клеров прервётся.
На губах Анри промелькнула чуть заметная улыбка.
— Правда, род Сен-Клер сохранится, ведь у нас достаточно кузенов и других родичей, хотя среди них нет по-настоящему близких нам людей. А тот, кем ты больше всего восхищаешься, — сам рыцарь Храма и, следовательно, монах. Поэтому, если ты решил вступить в орден, ты окажешься в доброй, благородной компании.
Помолчав, Анри заключил:
— Нет, Андре, если ты всё серьёзно обдумал, я не буду недоволен и разочарован. А если бы ты принёс окончательные обеты после нашего прибытия в Святую землю, мне вообще не на что было бы жаловаться.
— Вы ведь понимаете — моё решение означает, что после смерти мне придётся передать этот замок и всё моё имущество ордену.
— Я понимаю, но какое это имеет значение? Никто не сможет претендовать на наши владения после того, как я умру, а ты станешь монахом. Конечно, лучше будет пожертвовать имущество ордену, где оно сможет послужить благой цели, чем передать алчным родственникам, которые начнут из-за него грызню. Что ж, если таково твоё желание и твой осознанный выбор, так тому и быть.
В подтверждение своих слов старый рыцарь хлопнул в ладоши.
— Ладно, хватит об этом. Расскажи мне, что творится в мире. Что происходит за воротами замка из того, о чём мне следует знать? Последние новости, которые до меня дошли, — это что Ричард с Филиппом осаждают короля Генриха в Ле-Мане. Осада ещё продолжается?
— Нет, давно уже закончилась. Она и продолжалась-то всего несколько недель. В конце июня город пал, и Ричард сжёг его, сперва выгнав оттуда всех жителей. Это было десять дней тому назад. Король Генрих перед самой капитуляцией сумел бежать в Шиньон, Ричард погнался за ним сразу после того, как приказал поджечь город. Прошлым вечером я был в Туре, на капитуле Храма, и за один вечер услышал несколько историй о том, что с тех пор произошло, но ни один из рассказов не показался мне правдивым. Приходит так много вестей из самых разных источников, что глупо пытаться отличить правду от вымысла.
— Расскажи мне хотя бы некоторые из этих историй.
Андре поморщился и покачал головой.
— Поговаривают, что разрушение родного города так подкосило старого короля, что он серьёзно занедужил и лежит на смертном одре. Говорят, когда он обессилел, сломленный болезнью, его ограбили вечно отиравшиеся вокруг него прихвостни и прихлебатели, и теперь он остался ни с чем.
Мессир Анри нахмурился.
— Отвратительно. Но ты говоришь, что Ричард за ним гнался? Полагаю, он догнал отца, как только старик заболел, если не раньше. Неужели он ничего не сделал, чтобы пресечь воровство?
— Сомневаюсь, что ему известно о происходящем, отец. Ричард занят другими делами и ни о чём больше не помышляет.
— Другими делами... какими, например?
— Удивительно, что вы вообще об этом спрашиваете. В первую очередь, разумеется, его занимает Вексен. Перед лицом смерти Генрих сделал то, чего никогда бы не сделал раньше: официально провозгласил Ричарда своим наследником. Это случилось три дня назад, третьего июля... Если верить тому, что я слышал вчера вечером. По слухам из того же источника, Генрих велел выпустить из заточения свою жену Элеонору, которую последние шестнадцать лет держал в заточении в башне в английском городе Винчестер. Мало того, король официально отказался от каких бы то ни было прав на Вексен и согласился передать принцессу Алису Филиппу Августу и Ричарду — с тем, чтобы Ричард мог на ней жениться и уладить дело с вексенским приданым. Тогда все проблемы англо-французского соглашения о Крестовом походе решатся раз и навсегда.
Мессир Анри долго молчал.
— Старик, должно быть, и впрямь серьёзно заболел, раз пошёл на такие уступки, — проворчал наконец старый рыцарь. — Да и Ричард наверняка сильно на него давил.
— Да, отец. И он вырвал у короля не только это. Генрих вынужден был уступить всю жизнь принадлежавшие ему замки и поместья и передать Ричарду те земли, о которых раньше и речи не было. Поговаривают, что Ричард не оставил Генриху ничего, что могло бы поддержать королевское достоинство. А ещё я слышал, будто король вслух молил Бога, чтобы тот дозволил ему жить до тех пор, пока он не найдёт управу на неблагодарного сына. Но вскоре после этого Генрих умер: Всевышний, над которым король столько раз насмехался, отказал ему в этом удовлетворении. Правда, я не могу поклясться в истинности известия. То есть известия о смерти Генриха. Остальные присутствующие в нём усомнились. И не забывайте — я сообщаю новости, полученные из вторых рук.
В голосе Андре зазвучали горькие нотки:
— Впрочем, я слышал также, что Ричард стал рыдать и молиться за душу своего отца за несколько часов до смерти старика, едва добился от него всего, чего хотел.
— Кто мог сказать тебе такое?
Мессир Анри, и без того мрачный, сердито насупил брови.
— Кто посмел произнести подобные слова? Кем бы он ни был, он не друг Ричарда Плантагенета.
Андре хотел было ответить, но отец опередил его:
— Ты сказал, что был на капитуле Храма в Туре. И именно там, открыто, в присутствии посторонних, велись подобные разговоры? Мне трудно в это поверить. Конечно, можно предположить, что в тесном кругу рыцари обсуждают такие вопросы и, возможно, не стесняются порицать сильных мира сего. Но ведь ты пока не храмовник, и мне непонятно, с чего тебя облекли таким доверием.
