Осознав это, Андре в порыве несвойственного ему победного азарта заторопил лошадь и, увлекая за узду вьючного мула, стал спускаться по склону, чтобы присоединиться к христианскому воинству.

Прошло полчаса, но Сен-Клер, к своей досаде и раздражению, всё ещё находился высоко над сражающейся армией. Хуже того — он двигался не в том направлении и не имел ни малейшей возможности это изменить. Андре на практике усвоил простую истину, известную всем, кто имеет дело с возвышенностями: взобраться даже по самому крутому склону куда легче, чем по нему спуститься.

Словом, Сен-Клер понял, что спускаться он может только вправо. Другой путь — упорно продолжать двигаться на юг, забирая влево, — был слишком опасен. Конь и мул Андре ясно дали ему это понять: они артачились и упирались, когда рыцарь пытался направить их к крутым южным склонам. Андре не оставалось ничего другого, кроме как стиснуть зубы и осторожно двигаться вправо, не сводя глаз с происходящего внизу и не позволяя себе поддаться бесплодному гневу.

Тот, кто принял решение повести основные силы христиан на юг, по дороге, ведущей к Арсуфу (скорее всего, это был сам Ричард), сделал правильный выбор, ибо нынешняя позиция франков была явно непригодна для обороны. Войско слишком растянулось, отряды рассы́пались по узкому склону между дорогой и побережьем. После того что здесь пришлось испытать христианам, Андре ничуть не удивился, что они не желали задерживаться тут надолго.

В настоящий момент почти вся армия, перегруппировавшись и чётко построившись по отрядам, уже тронулась по дороге на юг. Причём с тех пор, как христиане покинули Акру, они ещё никогда не двигались так быстро, хотя сарацины вряд ли собирались в скором времени вернуться и навязать франкам новую схватку.

Вся дорога была полна пехотинцев и конников; большой участок земли между нею и берегом моря превратился в плац. Командиры собирали там своих людей, выстраивали их по отрядам и, когда между двигавшимися по дороге подразделениями появлялся просвет, вели своих воинов туда. Эти манёвры, насколько мог судить Андре, выполнялись чётко, без задержек. Но куда больше его поразило то, что он увидел, подъехав ближе: место битвы было завалено телами павших, преимущественно сарацин. Казалось, убитые и раненые исчисляются тысячами. Мусульмане полегли с оружием в руках, как и атаковали. При виде этого в памяти Андре невольно всплыли картины из его детства: во время сбора урожая в землях его отца, когда в полдень жнецы делали перерыв на обед, на поле оставались ряды сжатых, но ещё не собранных колосьев и полосы стерни.

Франков среди павших было очень мало, и это удивило Андре, ибо сейчас он находился почти над самым краем левого крыла — позицией госпитальеров, чьи чёрно-белые цвета было трудно не различить сверху. Однако создавалось впечатление, что на каждого оставшегося лежать на поле боя франка приходилось по десять мусульман.

Добравшись до уступа на длинном склоне, Сен-Клер быстро развернул лошадь и направился обратно на юг, к полю сражения. Теперь он оказался на расстоянии оклика от тянувшейся ниже дороги, у которой братья-миряне из ордена госпитальеров были заняты тем, что умели делать лучше всего: заботились о раненых. Несколько облачённых в чёрное монахов разъезжали туда-сюда, наблюдая за трудами больших пеших команд, отделявших живых от мёртвых, христиан от мусульман. Раненых франков выносили на расчищенное место у дороги, а сарацин оттаскивали дальше, к берегу моря. Там, на берегу, Андре тоже приметил госпитальеров, ухаживающих за неверными так же, как их собратья ухаживали за своими единоверцами.

— Эй, наверху! Тамплиер! Не двигаться!

Сен-Клер натянул поводья и воззрился на того, кто его окликнул. Кричал госпитальер, которого сопровождало двое арбалетчиков, прицелившись в Андре из своего тяжёлого оружия. Сен-Клер бросил поводья на шею лошади и поднял руки над головой.

— А теперь спускайтесь вниз. Медленно!

Андре уронил руки и направил лошадь вниз по склону, выискивая удобный спуск и чувствуя себя весьма неуютно под прицелом двух арбалетов. Рыцарь, вероятно, принял его за труса и дезертира, укрывавшегося во время сражения выше по склону. Вряд ли госпитальер замешкался бы, прежде чем отдать приказ пристрелить Сен-Клера, сделай тот хоть малейшее подозрительное движение.

Наконец Андре добрался до дороги и направился прямо к госпитальеру.

— Отвечайте, кто вы такой и что здесь делаете. И постарайтесь говорить так, чтобы ответы меня устроили.

Андре даже не попытался улыбнуться или как-то снискать расположение рыцаря.

— Меня зовут Андре Сен-Клер, я возвращаюсь в свой отряд. Прошлой ночью великий магистр де Сабле послал меня на разведку в Арсуф, чтобы проверить, не захватил ли враг эту крепость. Мне поручили это задание, поскольку я говорю по-арабски и мог сойти за мусульманина. Мусульманские одежда и оружие в моих седельных сумах.

— А что с Арсуфом? Он захвачен?

— Нет. Но сейчас это уже не имеет значения. Люди Саладина бегут и не остановятся, пока не окажутся гораздо южнее Арсуфа.

— Хм.

Госпитальер кивнул в сторону мула.

— Покажите, что во вьюках.

Несколько мгновений спустя, хмуро глядя на сарацинский щит, он проворчал:

— Ладно. Положим, я вам верю, Сен-Клер, но мне следует препроводить вас к моему командиру, мессиру Пьеру Сен-Жульену. Думаю, окажись вы на моём месте, вы поступили бы точно так же.

— Несомненно. Где мне найти вашего командира?

Госпитальер повернулся к человеку, стоявшему справа от него, — тот давно отпустил свой арбалет.

— Отведи его к Сен-Жульену.

Потом он снова посмотрел на Анри Сен-Клера.

— Господь да пребудет с вами, Сен-Клер, и пусть вам сопутствует удача.

С этими словами госпитальер быстро вскинул руку и почти сразу начал выкрикивать распоряжения работавшим неподалёку людям.

Рыцарь по имени Сен-Жульен разобрался с Сен-Клером ещё быстрее. Пока он проверял седельные сумы Андре, мимо них на импровизированных носилках пронесли нескольких раненых госпитальеров.

— Много людей вы потеряли? — спросил Андре.

Сен-Жульен скривился.

— Мы думали, что пало гораздо больше. Наш великий магистр спорил с королём, уговаривая того отпустить нас, но король не согласился. И он оказался прав. Нам удалось прорвать строй врага лишь потому, что один или два наших рыцаря дождались нужного момента и, когда он настал, устремились вперёд, а все остальные ринулись за ними. Так уж получилось. Не знаю, что происходило в других местах, но я буду удивлён, если мы потеряли больше чем полсотни человек, как рыцарей, так и пехотинцев.

— В таком случае на каждого нашего павшего воина, наверное, приходится по десять убитых врагов.

— О, даже больше. По правде сказать, к тому времени, как мы прорвались, нашими бойцами овладела безумная ярость и они не знали пощады, не брали пленных и разили всех на своём пути. Кажется, мои люди ещё кого-то нашли, вон там... Счастливого пути, мессир тамплиер.

После этого никто больше не останавливал Анри, пока тот ехал вдоль дороги, поражаясь несоразмерному числу лежащих у обочины убитых и раненых мусульман. В некоторых местах тела громоздились грудами высотой в человеческий рост. Командам, занимавшимся расчисткой поля боя, нечего было сказать Сен-Клеру. Впрочем, и друг с другом эти люди не разговаривали: глаза их были пусты, они явно онемели от ужасной рутины своей работы, от вида изувеченных, расчленённых тел, от кошмарных запахов, от звуков, которые человеческие существа издают лишь тогда, когда их терзает невыносимая боль.

Некоторые из мёртвых, мимо которых Сен-Клер проезжал, выделялись среди других благодаря доспехам или знакам различия. Но по большей части Андре угнетало печальное однообразие тел, которые все были равны перед смертью; тамплиер не мог углядеть в нагромождении трупов хоть какое-то достоинство.

Он видел так много обезглавленных тел и отсечённых голов, рук и ног, что усомнился, сможет ли когда-нибудь снова сесть в седло и взмахнуть мечом. И как раз в тот момент, когда в голове его пронеслась эта мысль, он заметил уголком глаза нечто странное и непроизвольно потянул поводья, направляя коня туда.