— Могу себе представить.

— Неужели? Тогда скажи мне почему. Некоторые из рыцарей Ги говорили, что Филипп предпочёл ему Конрада в качестве претендента на иерусалимский престол. До меня доходили слухи, что это разозлило Ричарда и его сторонников, но как раз тогда меня должны были официально принять в орден, я был занят выше головы и не имел ни времени, ни возможности разузнать побольше. А что тебе об этом известно?

— Немного. В то время я находился здесь, но не был близко знаком ни с одним из вовлечённых в эти события людей. Поэтому я знаю в основном казарменные сплетни и пересуды, да ещё пару высказываний уважаемых мною рыцарей. Полагаю, ты знаешь, что Ги претендовал на трон в основном потому, что был женат на Сибилле? Вот и получается, что со смертью Сибиллы пришёл конец и его правам. Конечно, он цепляется за корону изо всех сил, но по большому счёту Ги уже не вправе именоваться королём, ибо ближайшей наследницей законной династии является сестра Сибиллы Изабелла. А Изабелла давно вышла замуж за человека, которого, пожалуй, могла бы по закону провозгласить королём, будь у неё такое желание. Хамфри Торонский — тебе это имя о чём-нибудь говорит?

Сен-Клер покачал головой.

— Так вот, Хамфри — приёмный сын Рейнальда де Шатийона.

— Ага, вот имя Шатийона мне знакомо. Он — один из тех, кого обезглавил Саладин? Это его называли храмовником-пиратом?

— Верно, его. Саладин собственноручно отрубил ему голову, о чём долго и упорно мечтал. И не без причин: Шатийон позорил всё, во имя чего, как считается, существует Храм.

— И его пасынок станет королём Иерусалима?

— Нет, упаси нас небо! Он ещё хуже Рейнальда. Ничтожный трус, уже не раз опозоривший своё имя, да вдобавок ещё и известный содомит. Когда таким грешит обычный человек, на это можно и наплевать, но едва ли подобное поведение пристало тому, кто женат на королеве.

— О...

Андре решил умолчать, что ему вспомнился другой содомит, женатый на королевской дочке. Сен-Клер ограничился вопросом:

— И этот человек женат на королеве Изабелле?

— Нет, он был женат на королеве Изабелле до недавнего времени. Конрад Монферратский позаботился о расторжении их брака. Я не знаю, как ему это удалось и во сколько обошлось (надо думать, ему пришлось основательно потратиться), но он добился-таки развода. Поскольку брак как-никак королевский, тут, конечно, потребовались немалые взятки, но казны Конрада хватило, чтобы подмазать всех прелатов и клириков, которые могли поспособствовать в этом деле.

Гарри подождал, чтобы услышать, как Андре отреагирует на его саркастические слова, однако Сен-Клер промолчал.

— Во сколько бы это ни обошлось, результат последовал быстро. Дурная слава о безрассудных выходках Хамфри разошлась настолько широко, что, когда дело дошло до аннулирования брака, это решительно никого не удивило. Итак, Хамфри Торонский больше не является мужем королевы Изабеллы Иерусалимской и ничто не мешает Конраду Монферратскому вскоре занять его место.

— Надо же! И полагаю, Ги узнал об этом до того, как отправился на поиски Ричарда?

Дуглас кивнул.

— Это и подтолкнуло его к отплытию. Известие пришло в пятницу, вскоре после полудня, а на рассвете в субботу Ги и его сторонников здесь уже и след простыл. Они спешно отправились к побережью и, надо думать, смогли раздобыть галеру.

— Они раздобыли три галеры и до Кипра добрались очень быстро. Скажи лучше, как сейчас обстоят дела с предполагаемой свадьбой Монферрата и Изабеллы?

— Откуда мне знать? Я ведь монах, Андре, такой же тамплиер, как и ты. Монархи и короли не очень-то спрашивают у меня совета перед тем, как принять решение.

— Ладно, а что говорят твои друзья? Наверняка это самая излюбленная тема для слухов и сплетен. Не может быть, чтобы ты ничего не слышал.

— Ничего не говорят, кроме того, что свадьба ещё не состоялась. Конраду и Изабелле никак не удаётся очутиться в нужном месте одновременно, а ведь для совершения церемонии, как я слышал, необходимо присутствие и жениха, и невесты.

— Ну, не совсем так, — возразил Андре. — Даже совсем не так, если в дело вовлечена церковь. Можно обвенчать по доверенности, если высокопоставленный священнослужитель имеет достаточные полномочия. А патриарх Иерусалима, который будет вести церемонию, обладает такими полномочиями. Я знаю, что Конрад придерживается восточного обряда, и, полагаю, королева Изабелла — тоже.

Он резко вдохнул.

— Я намерен разузнать об этом побольше, ибо всё выглядит куда тревожнее, чем представлялось мне ещё месяц назад.

Андре огляделся по сторонам и сжал плечо друга.

— Спасибо тебе, Гарри. Спасибо за то, что привёл меня сюда, но сейчас я должен вернуться в лагерь. Есть люди, с которыми мне необходимо поговорить.

Он умолчал, что один из этих людей входит в число старших командиров храмовников, и не добавил, что обладает полномочиями, которые могут убедить этого командира сотрудничать с Сен-Клером. Но Гарри всё равно уже зашагал назад, вполне удовлетворившись объяснением Андре.

Прошла неделя.

Андре получал весточки от своего кузена, но был слишком занят, ибо постоянные мелкие вылазки врага заставляли его и всех братьев непрерывно патрулировать земли вокруг осаждённой Акры.

Однажды утром, когда Сен-Клер направлялся в лагерную трапезную, чтобы позавтракать размоченным толокном с дроблёными орехами, кто-то хлопнул его по плечу. Обернувшись, он увидел рядом кузена. Андре открыл было рот, но Синклер жестом призвал к молчанию.

— Нам надо поговорить. Желательно прямо сейчас. Однако у меня нет желания разговаривать в компании, которая обычно собирается у вас в трапезной. Пойдём раздобудем для тебя лошадь. Еды у меня достаточно, хватит для обоих, и чем быстрее мы отсюда уберёмся, тем лучше.

Андре молча последовал за Алеком, сознавая, что многие поглядывают на Синклера исподлобья. Кузены пытались не привлекать к себе внимания и шли, опустив глаза, не встречаясь ни с кем взглядом, но всё равно не смогли избежать колких выпадов. Некоторые свистели и улюлюкали, другие кричали, что среди них объявился сарацинский прихвостень. Когда оскорбления полетели со всех сторон, Андре невольно потянулся к рукояти меча, но Синклер взял его под локоть и велел двигаться дальше, ни на кого не смотреть и помалкивать.

Это помогло лишь на некоторое время, пока один дородный малый не обогнал их и не двинулся навстречу, норовя толкнуть Алека плечом. Видя намерения обидчика, Сен-Клер напрягся, но Алек резко отстранил его, да так, что юноша чуть не потерял равновесия и сам встретил толчок плеча. Синклер приготовился к столкновению и даже не пошатнулся, однако сразу отступил и поднял руки, словно признавая свою вину.

— Прости меня, брат, — промолвил он.

Его противник удивлённо заморгал, потом лицо тамплиера потемнело от ярости.

— Не смей называть меня братом, нечестивый еретик! — прорычал он и двинулся вперёд, чуть пригнувшись и выставив вперёд руки, как это делают борцы.

Но он никак не ожидал стремительного встречного движения.

Слегка наклонив голову, Алек Синклер схватил задиру за мантию и рванул на себя. Тот потерял равновесие и угодил носом прямо в плоскую верхушку шлема Алека. Детина выпустил противника, схватился обеими руками за разбитое лицо... А Синклер отступил на шаг, поднял согнутую в колене ногу и, пружинисто распрямив её, нанёс удар каблуком под рёбра. Против такого удара не могла защитить даже длинная кольчуга.

Андре с разинутым ртом дивился тому, как молниеносно последовало возмездие. Опомнившись и оглядевшись по сторонам, он увидел, что остальные потрясены не меньше его самого. Все собравшиеся вокруг люди были храмовниками, монахами, и считали недопустимым такое насилие по отношению к другому брату-храмовнику. Словесные оскорбления — одно, хоть они и не приветствовались, но поднять руку на брата означало грубо нарушить устав ордена и поставить под угрозу спасение своей бессмертной души.