— Пошли птиц к «Стрибогу», «Дажьбогу», к «Яге» или «Кощею», в конце-то концов!

— Это бесполезно, с ними нет связи. Моих птиц сбивали ещё на подлёте. А один из отрядов «Кощея» перебили твои люди в попытке перехватить нашу цель.

Бык выругался и присел на окровавленный алтарный камень. С чёрных столбов слетал пепел.

— Выходит, что сил у нас не осталось. А ведь я почти сжал горло этим ублюдкам… Осталось совсем ничего… — Он сжал кулак, что есть сил и одним ударом оставил на древнем камне глубокие трещины, будто тот был деревяной дощечкой.

— Не время так отчаиваться, вождь, — скрывая фальш и насмешку, проговорил Ворон. — Нужно просто дождаться ответов от других племён, быть может, не всё так плохо. Лучше скажи мне, кто командовал твоим противником?

— Парнишка, совсем юный, но достаточно догадливый. Как только он увидел, что мои ребята забили вспышками из печатей, то тут же смекнул в чём дело. А когда я принялся собирать души павших в дань богу, он и вовсе улизнул. Какой трусливый сопляк!

— Трусость часто путают с осторожностью, — ответил Ворон, не без интереса разглядывая труп Вторака. — Понадейся он на свои силы, то сейчас бы был у нас в руках.

— Скажи мне, ворона, почему тебе интересен какой-то сопляк из твоих каменных городов? К чему тебе этот мальчишка?

Человек в чёрном кителе посмотрел на Быка. Взгляд его не внушал доверия.

— Мне интересен не он, а тот, с кем он заключил контракт, — ответил Ворон. — Да и как видишь, сопляк смог улизнуть от засады двух отрядов и ещё возглавить атаку против тебя. Вдобавок, ещё и вышел из этой кровавой заварушки живым…

Блеснуло чёрное лезвие и Ворон вручил его Быку.

— Если твой сын не смог провести ритуал, это сделаешь ты. Мои птицы навестят тебя, когда я отыщу этого засранца.

— Что ещё прикажешь, ворона? — Бык снова подхватил свою чудовищную секиру и забросил её на плечо. — Или ты забыл, с кем разговариваешь?

Человек в маске птицы коротко и презрительно посмеялся, пока Бык недоумевал, что сделать: убить ублюдка сейчас или когда раны затянутся.

— Можешь меня не слушать, вождь. Я тебя не держу, иди своей дорогой. Но далеко ли ты уйдёшь? — Он окинул округу широким жестом. — Пусть леса — это твой дом, но они чуют слабость даже в вождях. А даже если ты доберёшься до одного из своих лагерей, то что с того? Они все выжжены или разрушены, а быть может, ты вовсе попадёшь в засаду, оборвав последние надежды на отмщение. Вдобавок ко всему, немощные старики и напуганные женщины с детьми, которых ты послал куда-то туда? — Ворон ткнул пальцами за идолы, в глубокие чащи леса. — А твой сын — Бушуй? Это этот треклятый волхв должен был его провожать, а что теперь? Он лежит с распоротым горлом и ему, кажется, всё равно.

— Что ты предлагаешь? — Челюсти Быка сомкнулись от пытливой боли. Подчиняются только овцы, в то время как волки их грызут, говорил он своему сыну…

— Я укрою твоих людей. Скажи, куда они отправились, и я обеспечу им соответствующую безопасность.

— Мой сын…

— Будет впорядке, — обрезал Ворон. — Но ты ведь сам понимаешь, что подпускать его к тебе слишком опасно, верно? Пусть себе сидит подальше от всех этих ужасов.

— Если ты хоть пальцем его тронешь, этой самой секирой я снесу твою воронью головёшку. Понял?

— Да-да, мой вождь, — Человек в маске вскинул руки в примирительном жесте. — Как прикажешь. У меня к тебе только один вопрос: ты всех этих ребят перебил?

— Нет, — мотнул головой Бык. — Один, здоровый такой, скрылся в лесах. Я как раз собирался его догнать и прикончить. Все равно не убежит.

— А вот это ты зря, — помотал пальцем Ворон. — Он нам очень пригодится. Отыщи его, но не убивай, а завербуй, как ты это умеешь. Прикажи возвращаться обратно и поставь ему печать. Полезно иметь своего барашка в их логове.

Бык убрал секиру на пояс, крепко закрепив её самодельным ремнём из кожи.

— Что будешь делать ты?

— Сначала отправлюсь за твоими людьми, укрою их в безопасности. Затем, отправлюсь по лагерям, на которые напали инквизиторы. Делай что хочешь, Бык, мои вороны найдут тебя, когда придёт время.

Что в маске, что без неё, Ворон внушал только недоверие. Какой же скользкий тип, думал Бык.

— Мои люди ушли на десять километров далее, в заброшенную давным-давно деревню. Осели они не в ней, а далее, там, где множество ямин. Крыша присыпана снегом, ветками и мхом, так что посторонний не заметит, — Слова выходили из вождя неохотно, и он чувствовал, что предаёт часть себя, но делать было нечего. — Отыщи любого из стариков и скажи: «Молнии светят ярче тьмы».

«Незамысловатый шифр», — усмехнулся про себя Ворон, а вслух сказал:

— Ступай за беглецом, Бык. И жди моих птиц.

«Черные птицы, чёрные вести», — вспомнил слова Вторака вождь «Перуна», когда человек в маске обратился вороном и чёрной стрелой пронзил небо.

2

Деревня и правда оказалась пустой. Неведомо, когда построенная, она всё ещё стояла в древнем лесе, щерясь пустыми ставнями домов. Он из любопытства изучил разрушенные, ветхие от времени домики, но ничего интересного там не обнаружил, за исключением пары странных символов, вырезанных прямо на сгнивших брёвнах.

Птицей пронёсшись дальше, летя в небе, он ничего не обнаружил. Повсюду торчали деревья, тучно вставшие друг с другом, смыкаясь длинной деревяной армией. Сделав несколько кругов, он вдруг заметил какое-то короткое шевеление на белом ковре снега, которое тут же утихло.

«Попались».

Люди никогда не любили воронов. Они считали, что те приносят дурные вести и влекут за собой неудачи, неурожаи, чуму и всяческие беды. Впрочем, он и сам был не против участи быть знаменем неприятностей.

Он прищурился, и чёрная бусинка вороньего глаза обратилась кроваво-красным цветом. Он их чуял. Вот, не так глубоко под землёй, сжавшись гурьбой, сидели испуганные дети, старики и женщины. Видел он их дрожащими силуэтами белого огня разной плотности. Дети были маленькими кострами белого огня, буйно горящие, силуэт женщин больше напоминал мотающееся туда-сюда пламя, которое то гасло, то разгоралось вновь. Аура стариков еле источала белый свет, которых всё больше и больше окружала тьма.

«Невинные люди. Обычно, городские видятся мне серыми или на худой конец — светло красными, иногда голубыми. А тут, вот те на, девственные и чистые. Жаль их».

Всполох чёрного огня, завесой, потопившей птицу. Из языков мрака вышел всё тот же загадочный человек по кличке Ворон. Он не стал скрывать своего присутствия и шёл мерно, спокойно, каждым своим шагом давая о себе знать. Снег шуршал под его сапогами.

Обывателю могло показаться, что он стоит на простой земле и быть под ним ничего не может. Только ветки, мох и жухлая трава, похороненная под слоем снега.

Когда он расчистил всё это, перед ним оказалась железная бляшка, прикреплённая к деревянному люку. Без труда открыв её, он вошёл внутрь.

Пахло влагой, кислятиной и мочой.

— Здравствуйте, мои добрые друзья, — обратился он ко тьме, в которой дрожали пять белых язычков пламени. Три старика, пять детишек, двоим из которым едва перевалило за три года. Детей обнимали женщины, осунувшиеся и уставшие, с бледными, омертвевшими от страха лицами, — я не причиню вам зла, дорогие мои.

— Ты та ворона, — догадался старик, укутанный одеялом тьмы. — Отвечай, где наш вождь!

Здесь было чертовски холодно, отметил про себя Ворон. И как эти несчастные могут тут ошиваться?

— Уверяю вас, друзья, после того внезапного нападения, ваш храбрый Бык перебил всех иноверцев до единого, — Он услышал облегчённые вздохи, — и я пришёл, чтобы отвести вас к нему.

— Почему он сам не пришёл? — пропищал тонкий женский голос. Ворон различил только серые, пугливые глазки мышки, загнанной в угол. — Ты… убьёшь нас?

— Обманщик? Отвечай… — Старик закашлялся. Из одеяла тьмы виднелась только его длинная, косматая седая борода.

— Нет, что вы. Молнии светят ярче тьмы, верно?