Отец Павел продолжал что-то читать нараспев, кажется, раздался ещё голос Ядвиги Мстиславовны. Вроде она что-то прокричала про кадило. И правда, стоило озаботиться ладаном, или от чего там эти монстры убегают.
Снова возглас Ядвиги Мстиславовны, плеск, и что-то зашипело. Молодец бабуля, припасла святой воды.
Новиков никак не мог встать на ноги, потому что пол ходил ходуном. Поэтому приходилось пробираться через кухню, заваленную прыгающей звенящей утварью, ползком. Но как только он добрался до прохода в комнату, дверь оглушительно захлопнулась, чуть не ударив по лицу. Застыла в сантиметре от носа.
Под затылком защекотало, по шее пробежали мурашки. Кажется, где-то рядом раздавался шёпот, от которого свистело в голове. Но что именно он говорил, не разобрать.
И как его нейтрализовать? Родственников-то нет.
В дверь что-то сильно ударило, потом снова, а потом в неё как будто разом врезались все вещи из соседней комнаты. Визжала Света, что-то каталось по полу, но отец Павел продолжал читать. Как бы ему помочь?
– Никак, – пронеслось по кухне. Потом в комнате кто-то истошно вскрикнул. Ругнулась Ядвига Мстиславовна, но голос её резко оборвался. Что-то упало и покатилось по полу. Будто бы трость.
У Новикова внутри похолодело.
– Пожалуйста, не надо! – раздался девчачий вой, но и он быстро пропал. Стихло всё, даже голос священника. Только дом продолжал гулко дрожать.
Новиков туго зажмурился. Похоже, он остался один. Ничего, сегодня двери ада приоткрыты. И они определённо достаточно широкие, чтобы Новиков запихнул туда старого упыря. Пусть и по пути на тот свет.
Заставив себя собраться, Новиков разлепил веки и осмотрелся. На кухне, справа от окна, в самом углу, висели занавески, а за ними виднелись какие-то потемневшие иконы. И лампадка на цепочке. Всё ещё горит, надо же. Надеясь, что священник позаботился о противопожарной пропитке для стен дома, Новиков кое-как, хватаясь за стены, добрался до раскачивающейся лампадки.
Но тут тряхнуло так, что Новиков потерял равновесие, взмахнул руками и схватился за первое, что попалось. То есть, за цепи, на которых болталась лампадка. Они резко натянулись, звякнули, но выдержали. Так участковый и повис на сверкающих цепочках, глядя вверх, на тёмные доски. Даже не разобрать, кто там. Да и ни одной молитвы Новиков так и не удосужился выучить.
Пол совсем пропал. Новиков крепче уцепился за лампадку. Глянул вниз. А там – чёрная пропасть. И из неё веяло холодом. И ноги болтались над пустотой. Откуда-то доносились шаги, как будто кто-то осторожно ступал по каменистой тропинке. Камешки шуршат под подошвами.
Рывок – и Новиков чуть не провалился вниз, во мрак. Хорошо, что звякнувшие цепочки снова выдержали. А шаги так близко, будто вокруг – не стены избушки священника, а какие-то горы с тропинками-серпантинами. И по ним кто-то взбирается, отчаянно пытаясь не споткнуться. Много людей, целая колонна. Сосредоточенно сопят. И что-то бурчат под нос.
Новиков прислушался, но голоса мурчали на разных языках. На родном Новиков смог разобрать всего пару обрывков фраз: «скресе из мертвых», «смертью смерть поправ», «щим во гробех».
Мёртвые восстают и выходят из гробов, а кто-то никак туда не уляжется. Успокоился бы уже, а то бегает по земле, людям жизни не даёт. Даже жалко его убогую измученную душонку. Боится, наверное, что его в бездну утянет. Но и там, на самом дне, оказывается, есть надежда.
Цепь щёлкнула и оборвалась. Тело сжалось, Новиков уже приготовился лететь долго и глубоко. Но просто плюхнулся на пол. По макушке остро стукнуло. По полу покатилась лампадка и разлилось масло. Новиков бросился тушить пламя, чтобы не спалить дом отца Павла вместе со всей предпасхальной компанией.
Огонёк погас, но руки, да и голова оказались измазаны ароматным маслом. Надо же, как будто розами пахнет. Это теперь священники розовым маслом лампадки заправляют?
Новиков потёр лоснящиеся ладони. Ладно, с этим потом можно разобраться. А где кол? А вон он, под столом. Новиков дополз до кола, перехватил его поудобнее. Надо же, даже не скользит. Вот и отлично. Пора выписать кое-кому пропуск на тот свет.
– Встань в очередь, – саркастично пронеслось по кухне.
– Ага, щас. Я только спросить! – И Новиков, приподнявшись на коленях, извернулся так, что скрутился в спираль. И зацепил-таки колом скользкое нечто. Всем весом навалился и пришиб к полу.
Тут же откуда-то выскочила Ядвига Мстиславовна и пригвоздила увёртливое чудовище тростью. За ней, так и не переставая читать, появился священник. Но вервач, похоже, не горел желанием отправляться на тот свет. Он извивался и перетекал по полу, как мягкое тесто.
– А ну, прекрати! – процедил Новиков, пытаясь коленями удержать жидкого упыря. Как же здорово, что все живы, и он тут больше не один.
– Погоди-ка.
На плечо Новикова легла рука, и отец Павел пробрался мимо него к столу. Он сел у места, где по логике должна быть голова монстра и положил ладонь на нечто колышущееся.
– Спасибо вам, – вдруг сказал священник. На миг дом перестал дрожать, стало так тихо, что было слышно, как малюсенькие льдинки бьются о стекло. – Спасибо, что написали эти молитвы и оставили нам. Идите с миром.
– Правильно, – спокойно произнесла Ядвига Мстиславовна. – Изыди!
Она окатила вервача водой и так мощно стукнула тростью, что стёкла звякнули. Полка с иконами дрогнула и накренилась. А потом обвалилась, и тёмные тяжёлые доски полетели на пол. Новиков подскочил и успел оттолкнуть отца Павла из-под угла киота, летевшего ему в темя. Новикова больно ударило по руке, а потом иконы с грохотом повалились на вервача, пригвождённого к полу.
– Грех-то какой! – всхлипнул отец Павел и кинулся поднимать образа. А из-под них показались старые истлевшие тряпки и тоненькая материя цвета человеческой кожи.
– Смотри-ка, ушёл-таки, – покачала головой Ядвига Мстиславовна. – Сам ушёл, надо же.
– Так он измучился уже. – Отец Павел с трудом поднялся, держа в охапке тяжёлые иконы.
– Я тут, это, цепи ваши с лампадкой оборвал, – произнёс Новиков, тоже поднимаясь. – Случайно. Извините.
– Ничего, поправим, – выдавил улыбку священник.
Новикова ткнуло в затылок, он инстинктивно отшатнулся, держа наготове осиновый кол.
– Да чего ты дёргаешься-то, – буркнула Ядвига Мстиславовна, растирая что-то между пальцами. – Розовое масло?
– А? – отец Павел не сразу понял, что вопрос адресовался ему. – Почему розовое? Обычное, лампадное. Не особо хорошее. Коптит.
Ядвига Мстиславовна хмыкнула и пошла в комнату. Новиков оставил священника прилаживать иконы на место и отправился за бабулей.
– Всё? Он ушёл, да? – тоненько спросила Зоя. Оказалось, она сжалась в комок рядом с Гаврилом, и теперь выглядела как облезлая кошечка, выглядывающая из подвала весной.
– Ушёл, – вздохнул Новиков и вдруг почувствовал, как все мышцы наконец-то расслабились. Пожалуй, впервые за всё время с того момента, как он приехал. Так легко стало, что хоть подпрыгивай и лети. – Точно ушёл.
Антон помог подняться Свете, у которой лицо от слёз покраснело и распухло.
– Да ладно, не реви, – улыбнулся Антон, хлопая Свету по спине. – Это же приключение! И всё хорошо закончилось.
Да, такта у парня как у колченогого табурета. Но Свете вроде такая поддержка пришлась по душе. Она вытерлась, громко шмыгнула и даже попыталась улыбнуться.
– Возьми там кувшин, – указала Ядвига Мстиславовна на сени. – В нём вода с крашеными яйцами. Умойся. Полегчает.
– Опять вы со своими штучками, – недовольно пробормотал где-то рядом отец Павел.
Оставался дважды укушенный ихтиандр с чудны́ми родителями.
– Ну, как он? – осторожно спросил Новиков, подходя к кровати, на которой на боку, в позе эмбриона, лежал Гаврил.
– Да ничего вроде. – Ядвига Мстиславовна аккуратно оттянула ему воротник. – До свадьбы заживёт.
Новиков обернулся на звук шагов.
– Ну что, предлагаю всем пойти отдохнуть. – Отец Павел вошёл в комнату, потирая руки. – А то служба сегодня ночная, долгая. Жду всех к десяти вечера.