— Вероятно, нам известно не всё, Степан Юльевич, только и всего.

— Но голова дана не только для того, чтобы в неё есть? В неё можно ещё пить, Пётр Романович. Иными словами — Бутенёв банально растерялся, я так это вижу. В посольстве секрета не утаить. Там полтора десятка слуг, не считая приходящих, наверняка есть шпионы. Но предположим идеальное развитие событий. Приносим мы этого охламона английского, он все нам рассказывает как на исповеди, под запись и протокол. Ну и что? Нападение от этого не перестанет быть нападением. Говоря откровенно, англичанину не жить. И вам это понятно не хуже меня. Сказал аз, говори буки. Если до нашего посла это не дошло, то дойдет позже. Не видите разницы между смертью в чужом посольстве и гибелью от рук неизвестно кого в сомнительном месте и сомнительное время?

— Хм. Ну и что с того?

— Захоти Бутенёв сделать всё гладко, то поручение звучало бы иначе. Изобразить ограбление, раздеть до гола, побить до беспамятства, да случайно набрести на бездыханное тело. Из милосердия забрать с собой, а уже там, в посольстве, добрейший Апполинарий Петрович с чайком и ложечкой варенья лично бы компрессы менял бедолаге. Спрашивал заботливо, что за английский черт понёс столь уважаемого человека в места нехорошие, недобрые.

Уркварт вдруг затонал и что-то проговорил.

— Вам нужно сразу, сейчас, немедленно решить, — скороговоркой заговорил Степан, — что делать.

— Мне не вполне ясно, что вы предлагаете, граф.

— Выпотрошить этого хмыря английского. Сразу, сейчас.

Уркварт зашевелился.

— Ну что, очухался? — задал вопрос Степан, заметив, что англичанин открыл глаза. Где карта, Билли?

Англичанин молча смотрел в ответ.

— Вот это видишь? — Степан обнажил нож и сунул под нос пленнику. — Говори, сука, сколько у вас танков? Ты у меня заговоришь. Соловьём петь будешь. Жаль, не разумею вашего языка, но есть кому перевести, не так ли, Пётр Романович?

— С вами одно удовольствие ходить в разведку, — мрачно выдохнул Безобразов подходя ближе, — теперь он нас видел и варианты действий сузились подобно шагреневой коже. Чего вы и добивались.

— Ну так что, будете переводить?

— Позвольте полюбопытствовать, что именно вы хотите узнать?

— Как это — что? Название корабля с оружием.

— Для этого необязательно пытать кого-либо. Судно называется «Глория».

— Откуда вы знаете? — изумился Степан.

— Из результата обыска, когда снимал накидку. У него был вот этот пакет — Пётр показал руку в которой Степан увидел не пистолет, как ожидал, а конверт. — На нем написано. Здесь очень плохо видно, но разобрать можно. Вероятно, письмо для прикрытия, и имя капитана фальшивое, но сомневаться в именовании судна невозможно.

Степан вскочил.

— И вы молчали? Знаете, Пётр Романович, вашей флегматичности я иногда завидую. Но тогда всё ещё проще. Если вы готовы рискнуть.

— Я давно наблюдаю за вами, и могу с уверенностью вам сказать, что вы безумны. Как и то, что мне не сложно догадаться о том какая мысль пришла в вашу голову. Не стану отговаривать, ибо бесполезно. Позволю заметить только, что на судне должна быть команда, самое малое человек двадцать. Если не пятьдесят. Казаков шестеро. А потому — мне нужно покурить.

Безобразов поискал взглядом куда присесть, после чего устроился с привычной невозмутимостью. Спросив огня у стоявших чуть поодаль казаков, он в самом деле закурил как ни в чем не бывало.

Степан тоже был занят делом, он вновь связал англичанина и сунул тому в рот кляп из его же платков.

— Ну так что, Пётр Романович, — подошёл он к бывшему гусару, — вы согласны?

— Согласен? Разумеется, нет. Пойду ли я с вами? Разумеется, да.

— Благодарю вас. Надеюсь в стройности вашей логики больше природного свойства, чем моего влияния.

— Вы безумны, граф. Но вы удачливы.

— Тогда с Богом.

Провокация. Вторая часть.

Казаки согласились легко, не пришлось уговаривать. Степан не знал что больше сыграло роль, то ли известие об оружии для черкесов, их давних недругов, то ли привычка подчиняться господам, то ли природная любовь к грабежу (граф обещал долю добычи), но бородатые вояки обрадовались предложению.

Спор о дальнейшей судьбе Уркварта, прекрасно слышимый казаками, усилил их готовность идти за благородными атаманами.

— Голову надо отрезать, а тело раздеть и в воду, — толковал Степан, — тогда, пока найдут да скумекают, время потеряют. Зато поймут.

— Не проще заколоть и в воду? — возражал Безобразов. — Без головы начнут шуметь про жестокость, варварство, пещерную дикость, станут подозревать турок, а если вскроется, то нехорошо как-то выйдет. Чик под ребра, камней в карманы набить и за борт.

— Нет-нет, что вы⁈ Каких камней? Тело должно плавать, чтобы нашли скоро, но в отсутствии головы не сумели понять кто. Зато потом — поймут очень хорошо.

— Настоящие господа, — шепнул один из казаков другому, — дело разумеют.

Османский порт военного флота располагался прямо перед ними, в бухте Золотого Рога, напротив района Перы. Судов там стояло десятки, в основном военных, почему вопросы осуществления замысла только множились.

— Как мы найдём нужное судно? — интересовался Безобразов. — Сядем в лодку и станем подходить от одного к другому, вопросы задавать, дескать, не вы ли тут контрабанду на Кавказ везти собрались?

Степан думал недолго.

— Корабль не может быть боевым судном, это сужает круг поиска. Далее, где они взяли оружие? Купили, но у кого? Ясное дело — у турок, то есть в том же арсенале скорее всего. Нужно смотреть кто слегка на отшибе, вот те парусники правее.

— Но если ни один из них не «Глория»?

— Значит, нам не повезло. Пойдём виниться перед Апполинарий Петровичем.

— Вам не кажется, Степан Юльевич, что англичанин ещё жив?

— И что?

— Ну он-то должен знать куда собирался.

— Вы гений, Пётр Романович, — хлопнул Степан себя по лбу, — надо всё вытрясти сперва из его головы, а потом уже отрезать.

— Есть другое соображение.

— Говорите, только скорее, прошу вас.

— Вам ведь рискнуть хочется? Грудь в крестах или голова в кустах, не так ли, ваше сиятельство?

— Без крестов, но близко.

— Тогда есть предложение.

— Вы с ума сошли, Пётр Романович, истинно говорю вам. — бледный Бутенёв дергал себя за волосы. — Как ваш язык ещё поворачивается обвинять его сиятельство в безрассудстве?

— Он согласился почти сразу. Апполинарий Петрович, рассудите спокойно. Степан так или иначе затеял дерзость. Я только стремился к наилучшему достижению цели, с наименьшими издержками. Его сиятельство вновь пребывал в настроении возбужденном, а вы имели возможность наблюдать нечто подобное.

— С наименьшими издержками? Вот как это называется⁈

— Не ожидал от вас, Пётр Романович. — добавил Пушкин, по бледности превосходящий посла.

— Позвольте, я всё-таки продолжу, господа. Итак, когда мой план был единогласно принят, мы приступили к его реализации. Я утверждал и буду утверждать, что его сиятельство — счастливец, баловень фортуны. Самым сложным мне представлялось как подступиться к англичанину. Народ они недоверчивый, а этот мистер ещё и злобный. Разыграй мы перед ним комедию и шанс на то, что он раскусит всю игру, казался велик. По счастью британец сам стал участником представления, решившись бежать. Хитрец усыпил бдительность и освободился от верёвок. Где он прятал лезвие, я не знаю. Этот Уркварт внезапно вскочил и бросился бежать. Но он переоценил свои силы после полученного по голове. Его сиятельство догнал англичанина в два прыжка, после чего нанес удар кулаком в ухо. Тот осел на земь тараща глаза. Момент показался мне наиболее подходящим, и я, в свою очередь, оглушил графа.

— Мистер Уркварт? — спросил я англичанина. Мы представлены, но он кивнул. Отлично, подумал я, значит он в потрясении.