Литмир - Электронная Библиотека

Возражения и указания на дипломатический иммунитет не оказали на турка ни малейшего впечатления.

Помятуя, что он есть персона представляющая государя, пан Ржевуский не мог допустить собственного задержания и оказал сопротивление, сразу переросшее в безобразную драку. Полковник отличался недюжинной силой, расшвыряв первых схвативших его стражей османского правопорядка, граф обнажил саблю и пообещал зарубить любого кто посмеет покушаться на его особу.

Турок сперва опешил, но кровь взыграла и в нем. Граф успел нанести несколько ранений стражникам, прежде чем те смяли его сиятельство числом. Неизвестно чем бы кончилось дело, но подоспела помощь в лице двух или трех европейских дворян, оказавшихся неподалёку. Они отбили изрядно помятого полковника у стражей и потребовали объяснений. С противоположной стороны кто-то бросил клич, что неверные избивают невинных мусульман, что разом превратилось в жаждавшую мести и крови толпу из тех же торговцев. Полетели камни, и, удивительное дело, где-то поодаль что-то загорелось, ибо что за потасовка без огня? Полетели камни, европейцам, число которых тоже выросло уже за десяток, пришлось отступить и барикадироваться чем только можно.

Когда Ржевуский появился в посольстве, вид его вызвал к жизни немую сцену достойную Гоголя.

— Что я говорил? — закатил глаза к ярко-синему небу Степан.

— Что с вами, граф⁈ — воскликнули одновременно Пушкин и Безобразов.

Граф доложил его превосходительству, что он исполнил поручение (в наилучшем виде), после чего заметил какие-то беспорядки проходя мимо Базара, на котором произошло определённое взимонепонимание между торговцами.

— Но как пострадали вы? Вам нужен врач, Адам Адамович!

Ржевуский отвечал в том духе, что пострадал случайно, нечаяно оказавшись близко к эпицентру событий, но покинул его так скоро, насколько мог. Надо признать — увидев, что дело дрянь, но чести его императора ничего не грозит, граф улизнул с места побоища почти незаметно.

Пушкин покачал головой и приказал удвоить караул у ворот, а то мало ли что там произойдёт в городе. Чем может обернуться погром, если до такого дойдет, он теперь представлял себе очень хорошо.

Погрома не случилось, власти смогли относительно быстро подавить беспорядок, хотя ночь прошла неспокойно, но на утро в ворота посольства постучался сам Великий визирь.

Глава 16

Степан. POV.

— Всё дурака валяете, ваше сиятельство? — поинтересовался Безобразов, глядя на мои глубокомысленные вырезания государств с карты Европы.

— Его сиятельство не дурака валяет, его сиятельство сосредотачивается. — ответил я неисправимому гусару. Кстати, в где сейчас бывший лицеист Горчаков? В Вене сидит, если не ошибаюсь. Уму-разуму у Меттерниха набирается. Жаль, парень толковый, но таких учителей — за…хвост, да в музей.

— Сосредотачиваетесь? Признаюсь, немного пугает. Что-то задумали?

— Нет, Пётр Романович, скорее обдумываю, чем задумываю. Прокручиваю в голове всё чему был свидетелем в последний год. Что со мной было, с другими, да вообще со всеми.

— Любопытно. И каков ваш подход — философский или материальный?

— И то и другое, Пётр Романович. То и другое.

— Не поделитесь соображениями, ваше сиятельство?

— А вам, Пётр Романович, зачем?

— Не вы один скучаете. Что-то грядёт, я чувствую. Но пока — скука. Полуденный зной в предверии грозы. Вы так не считаете?

— Считать так — дело немудреное. Войска стоят уже у придунайских княжеств. Не для красоты, наверное.

— Не соглашусь. Войскам полезно прогуляться, это они на квартирах без дела стоят, хоть какая-то польза. Англичане воду мутят, как обычно. Вот государь и мыслит охладить, только и всего.

— Мне бы вашу уверенность.

— А с кем здесь воевать? — зевнул Безобразов. — С султаном у нас мир и союз. С Австрияками? Ещё больший абсурд. Прочие далеко. Хотя, мы можем подойти поближе.

— Что вы имеете в виду, Пётр Романович?

— Так все понятно. — гусар посмотрел с удивлением как могут быть непонятны настолько простые вещи. Можно записать себе в плюс. — Англичане выбили для себя преференции. Государь тоже хочет. Но даже дай их падишах, ерунда выйдет. Вспомните, на чем основан был последний мирный договор?

— Напомните, Пётр Романович.

— На военной помощи. Император помог султану, выручил. И ещё раз поможет, если понадобится. А может и попросить, чтобы понадобилось? Понимаете?

— Теперь понимаю. Продолжить конфликт?

— Да. Можно помочь султану надавать по шее египтянам.

— Хм.

— Не удивлюсь совершенно, граф.

— Турки и наши на одной стороне в баталии?

— Бывало и такое.

С Петром наши отношения за последнее время наладились. Иллюзий я не питал, он только приспособился, не более. Осознал, что выведение меня на чистую воду — задача сложнее, чем казалось. Отступил, закурил трубочку и копил информацию. Знал бы гусар, что самого меня тревожат вопросы сходные. Кто я здесь и для чего? Ответов не было, так что и мне пришлось задуматься.

Жаловаться не приходилось, да и не люблю я это дело. Многое удавалось. Только что толку? Часто приходила на ум фраза, что человек получает то, что желает, но не так как себе представляет, отчего злится и раздражается. Я не злился, но что делать — не понимал.

Сравнение с бабочкой Брэдбери менялось на сравнение с камешком брошенным в воду. Вот он плюхнулся, привнес возмущение, нарушил гладь поверхности. А дальше что? Углубился в воду, а она за ним взяла и затянулась. Прошло несколько кругов, на том всё и успокоилось. Вновь тишь да гладь?

Человек — существо социальное, мусолил я в сотый раз эту тему, проживает в коллективе, социуме. Это и есть вода. Попадает нечто нестандартное, из другого мира, думает как всё скорректирует, если не изменит, а в итоге социум встраивает его в себя. Или уничтожает. Я пока что жив, значит не отторгли. Изучили, взвесили, поставили в общий ряд. Разве не так? Разве все мои «успехи» не обусловлены главным образом тем, что мне подыскали место? Нет, никаких тайных собраний людей в масках, а само собой? Вот он я, Степан сын Афанасиевич, крестьянин крепостной повинности у словного рода Пушкиных, года не прошло — дворянство и помощник представителя все того же рода. Так изменилось что-то или нет? Стоит ли переоценивать всё это? Любой крестьянин освоивший грамоту и способный её применить уже получал место отличное от неграмотных. А если он в торговле ловок — тем более. Тогда забудь о сохе, торгуй. Ремеслу выучился — им занимайся, нечего тебе за волами ходить. Богач — может выкупиться (если зависимый) и записаться в купцы, а это уже иное сословие. И в нем немало таких. Дворянство получить — редкость, но и такое бывало без всяких внешних бонусов от «попаданчества». Через армию ту же, выслуживались в офицеры и вот оно. Не дворянство даёт чин, но чин даёт дворянство. Мой случай исключительный, признаю, но не абсолютно исключительный. Бывало и такое, бывало, от Петра Великого уж точно. Те же Демидовы и ещё с десяток-другой всем известных фамилий. Без каких-либо «плюшек» пробивались мужики. Без плюшек извне, следует уточнить. Главное здесь, чтобы люди более высоких страт заметили, что есть вот некий Лука Иваныч, как-то не подходит он для роли овец пасти, но для роли с иностранцами торговать в Амстердаме и Лондоне — очень даже. Гладь, и вот Лукьян Иванович купец первогильдейский, с медалью, человек уважаемый, пузо на сажень вперёд. Сам-то он считает, что лично всего добился, и это правда. Но не вся. Ещё его социум аккуратно поставил на подходящее место, вот этого Лука не понимает обыкновенно. Поймёт когда заиграется, в безграничность свою поверит. Тогда изумится кандалам на руках, с чего это вдруг такое? Подумаешь, сапог с подошвой из картона в войско поставил, за это кандалы? Мзды мало дал, решит Иваныч, и будет снова прав и снова не во всём.

32
{"b":"892861","o":1}