— Я не жалею, — возразил Жофре.

Он никогда не обсуждал с Ричардом мотивы своего поступка, но английский король не был удивлён, потому как видел ошеломлённое лицо Жофре во время своей стычки с Филиппом в часовне. Однако, чтобы пойти на открытое неповиновение государю, требовалось немалое мужество. Ричард намеревался щедро облагодетельствовать Жофре и Рихенцу, дабы возместить враждебность Филиппа.

— Помимо прочего, — с улыбкой добавил Жофре, — отплыви я с Филиппом, не дождался бы приезда твоей госпожи матушки в Мессину и не услышал бы новостей про то, что моя жена родила в сентябре здорового сына. Отец будет до безумия рад, ведь это его первый внук.

С прошлого года отец Жофре принимал участие в осаде Акры. Заметив искреннее удовольствие на лице молодого человека, Ричард поймал себя на том, что завидует тесной связи, очевидно существующей между графом и его сыном. Он редко думал о своих непростых взаимоотношениях с родителем и никогда не поддавался сожалениям о прошлом. Возможно, причина в той близости к смерти во время шторма Страстной пятницы, подумалось ему. Ричард не раз подвергался страшной опасности на поле боя, но, когда дерёшься не на жизнь, а на смерть, страх не успевает прийти.

— Мой отец хвастался, что никогда не страдал от морской болезни, пересекая Пролив, но берусь сказать, как пережил бы он...

Король не договорил, так как услышал крики, свидетельствующие о возвращении Гийома де Пре. Выскочив в сопровождении Жофре из-под полога, Ричард стоял на палубе и ждал, пока на невысокое судёнышко Гийома спустят трап. Поднявшись на борт, рыцарь обратил на государя взор столь горестный, что у Ричарда вдруг пересохло во рту.

— Недобрые у меня вести, милорд, — начал де Пре. — Двадцать пять кораблей пропали.

По толпе собравшихся послушать доклад Гийома пролетел горестный вздох. Ричард изрыгнул ругательство достаточно заковыристое, чтобы удивить даже известных сквернословием моряков. Когда рыцарь отвёл глаза, стараясь не встречаться с королём взглядом, тот понял, что худшее впереди.

— Что ещё? — хрипло произнёс он. — Выкладывай всё без утайки.

— Мне жаль, монсеньор, но среди пропавших кораблей числится бус королевы Джоанны и леди Беренгарии.

Май 1191 г.

Все пассажиры буса столпились у борта — так не терпелось им увидеть первую за две с лишним недели землю. Шторм Страстной пятницы увлёк судно далеко в просторы моря, почти до самого побережья Африки. Там бус заштилел на несколько изматывающих нервы дней, полных опасений как насчёт пиратов, так и сарацинских кораблей. Попытка добраться до первой из точек рандеву, острова Родос, провалилась по причине противных ветров. В итоге шкипер решил направиться на следующий сборный пункт, Кипр. Он проложил курс, основываясь на положении солнца на небосводе и плавающей намагниченной иглы, постоянно указывающей на Полярную звезду. Из вежливости он посоветовался сначала со Стивеном де Тернхемом, английским бароном, назначенным отвечать за безопасность подопечных Ричарда. Стивену хватило мудрости положиться на мореходный опыт шкипера, и доверие его оправдалось, когда первого мая матрос на мачте прокричал самые приятные уху путешественников слова: «Земля слева по борту!»

Поначалу пассажиры не увидели ничего. По затем смутная тень на горизонте стала постепенно обретать форму. Море вдалеке меняло цвет, становясь, по мере того как уменьшались глубины, из ярко-синего бирюзовым.

— Это Кипр? — спросила Беренгария.

Получив утвердительный ответ, она промолвила: «Gracias a Dios»[11], — и слова эти, не требуя перевода, нашли отклик в сердце каждого. Потом принцесса повернулась, намереваясь поблагодарить шкипера, ведь именно его мастерство спасло их всех. Но в этот момент на палубе появилась Джоанна.

Королева впервые за много дней покинула полог и теперь моргала и щурилась от света полуденного солнца. Пережитые испытания дорого дались всем, но никто не страдал сильнее Джоанны. Она так потеряла в весе, что казалась пугающе хрупкой: ключицы выпирали наружу, платье висело как на вешалке, меловая бледность лица подчёркивалась синяками вокруг глаз. Беренгария поспешила к подруге, но Стивен де Тернхем и Мариам её опередили. Будучи слишком слаба для ложной гордости, Джоанна позволила им подвести себя к планширу. Она лихорадочно сглатывала, а ладонь, которой завладела Беренгария, была липкой. Но молодая королева устремляла взгляд к горизонту, напряжённо всматриваясь в постепенно приближающийся берег Кипра.

— О, нет!

Слетевший с губ Джоанны звук походил скорее на хрип, чем на крик. Они с Беренгарией переглянулись в отчаянии, потом снова посмотрели на прекрасное, светло-зелёное, пустое море. Ведь они ожидали узреть лес мачт, свёрнутые на реях паруса стоящих на якоре кораблей. Невольный стон вырвался из десятков глоток — так надеялись путники увидеть поджидающий их у Кипра королевский флот. Но вслух никто не произнёс ни слова — рыцари не хотели пугать женщин, а фрейлины Джоанны и Беренгарии не отваживались говорить, понимая, что их госпожи вступили в заговор молчания, отказываясь допускать возможность гибели корабля Ричарда во время той бури в Страстную пятницу.

Поэтому повисшая над палубой тишина казалась неестественной, чреватой опасением, которое никто не осмеливался озвучить. Заметив, что Уракка с трудом подавляет рыдания, Беренгария заставила себя улыбнуться.

— Как замечательно будет снова ступить на твёрдую землю, — сказала она с притворной радостью в надежде насколько возможно утешить фрейлину. И была поражена гневной реакцией Джоанны на своё безобидное замечание.

— Нет! — воскликнула королева. Заметив недоумение Беренгарии, она судорожно вздохнула и, несколько успокоившись, продолжила: — Кипром управляет человек, которому нельзя доверять. Исаак Комнин узурпировал власть шесть лет назад и дерзко провозгласил себя императором. Однако он не знает, что такое честь, принципы и жалость. На берег нам нельзя.

— Королева права, — решительно и твёрдо заявил Стивен де Тернхем, желая пресечь все споры. — Перед выходом из Мессины мы договорились плыть, в случае если корабли разбредутся, к Кипру. Но король предупредил, что если мы прибудем первыми, нам ни в коем случае не следует сходить на берег. Нужно дожидаться подхода остального флота.

После этих слов снова воцарилась тишина. Но хоть никто и не говорил, в голове у всех крутилась одна и та же мысль: «Флот уже давно должен был быть здесь. Что, если он никогда не придёт?»

Осознание факта, что брата ещё нет, высосало из Джоанны последние силы, и та попросила Стивена проводить её обратно под навес. Беренгарии тоже хотелось избежать испытующих взглядов спутников, но она чувствовала, что Джоанне требуется побыть одной. Принцесса отозвала Мариам в сторонку.

— Можешь рассказать поподробнее о том человеке? — спросила она. — Джоанна сказала, что его зовут Исаак Комнин. Это член константинопольского царского дома?

— Да, родич покойного императора. Кровь его благородна, но вот прошлое сомнительно. Кипр принадлежал Греческой империи. Семь лет назад Исаак прибыл на остров и объявил себя новым наместником. До меня дошли слухи, что документ о назначении был поддельным. Как бы то ни было, его приняли. На следующий год злодея Андроника свергли и убили, а Исаак, воспользовавшись неразберихой в Константинополе, провозгласил себя императором Кипра. Если точнее, он величает себя просто императором, поэтому его амбиции вполне могут распространяться и на Греческую империю в целом. Но Исаак обратил остров в свой оплот, опираясь на армянских наёмников и устрашая местное население. Киприоты ненавидят и боятся узурпатора, поскольку тот своевольно захватывает их имущество и вводит несоразмерно высокие налоги. А ещё у него репутация настоящего негодяя в отношении женщин — даже жёны и дочери уважаемых людей не чувствуют себя в безопасности от его посягательств.