Июль 1189 г.

Алисия была напугана задолго до того, как столкнулась со смертью в Мессинском проливе. Страх обуял её с весны, когда она потеряла отца и единственный дом, который знала. Даже приезд Арно не уменьшил тревоги, поскольку брат едва ли мог позаботиться о младшей сестре. Арно был воином-монахом, одним из братьев рыцарского ордена, известного как орден тамплиеров, и возвращался в Утремер, чтобы сражаться за освобождение священного города Иерусалима от неверных, называвшихся сарацинами или турками. Не имея возможности ни устроить Алисию, ни бросить её, Арно вынужден был взять её с собой. Девочка была благодарна, но и смущена, потому как не знала, чего ожидать ей в Святой земле, и подозревала, что брат тоже этого не знает. Но поскольку он был единственной её опорой, то, покидая Францию, ей оставалось уповать лишь на него да на Бога.

Поездка по суше непривычной к путешествиям девочке далась нелегко. Однако Арно старался развлекать её, и его собратья-тамплиеры берегли спутницу от тягот дороги, поэтому ко времени приезда в Геную страх Алисии начал отступать.

Но он вернулся, стоило ей ступить на мокрую, скрипучую палубу «Сан-Никколо».

Арно был рад, что им предстоит плыть на галере. Он пояснил Алисии, что галере не грозит штиль, в отличие от нефов и бусов, вынужденных полагаться исключительно на паруса, и указал на два ряда вёсел по бортам судна. Алисия же видела только, как низко сидит оно в воде, и перестала тревожиться насчёт жизни в Утремере, поскольку пришла к убеждению, что не переживёт путешествия по морю.

Морская болезнь навалилась на неё даже прежде, чем из виду скрылся генуэзский маяк. Целый день она беспомощно корчилась в отведённом ей на палубе закутке — Арно наказал сестре не смешиваться с другими пассажирами — и пыталась унять тошноту, грызя двойной выпечки корабельный сухарь. В отличие от других пассажиров, запасшихся едой, Арно не взял с собой ничего, потому как всерьёз воспринимал клятву тамплиера о бедности, послушании и воздержании. Ночью всё становилось хуже, и Алисия со страхом наблюдала за тем, как солнце садится в море за кормой. Спала она плохо, и постоянно просыпалась от постанывания и скрипа деревянного набора корпуса, от плеска волны о борт, от храпа соседей, а также от возни невидимых в темноте крыс и мышей. Каждый пассажир прихватил с собой по глиняному ночному горшку, и с каждым вдохом до девушки доносился смрад мочи, рвоты и пота. Долгие часы лежала она без сна, расчёсывая блошиные укусы и глотая слёзы, наворачивающиеся на глаза при воспоминании о привычной и уютной жизни, которую некогда вела. Ей хотелось обрести утешение в объятьях брата, но тамплиерам запрещалось прикасаться к женщинам, даже если это их матери или сёстры.

Хотя большинство путников составляли мужчины — купцы, паломники и гордые юнцы, принявшие крест и беспрестанно хвастающиеся тем, какие подвиги свершат в Святой земле, имелось и несколько женщин, возвращавшихся в Тир к мужьям после поездки в родную Францию. Были среди них и паломницы, решившие исполнить обеты даже в разгар войны. Одна добрая матрона, тронутая юностью сироты, изъявила готовность принять Алисию под своё крыло, но та не решалась согласиться, боясь огорчить Арно.

Однако она жадно ловила весёлые разговоры спутниц, удивляясь, как могут те так легкомысленно относиться к поездке в осаждённую врагом страну. Порт Тир да несколько разрозненных замков — вот всё, что осталось у христиан в Святой земле. Акра, Яффа и священный город Иерусалим оказались в руках неверных. За время поездки Алисия наслушалась рассказов брата о подлости сарацин и проклятий в адрес их предводителя, султана Египта и Сирии Салах ад-Дина, известного христианам как Саладин. Всякий раз при упоминании этого ненавистного Арно имени девочка вздрагивала. Храбрость Арно сомнений не вызывала. Брат не боялся, похоже, даже коварного, злого моря. Если ему суждено умереть в бою с неверными, он наверняка попадёт в рай. Но что будет с ней?

Арно сказал, что плавание до Тира займёт примерно тридцать пять дней, и пояснил, что ветер по преимуществу дует с запада, значит, будет сопутствовать им. Обратный путь из Святой земли, продолжал он, занимает куда больше времени, потому как кораблям приходится идти против ветра. Когда молодой человек обмолвился, что им опасаться нечего, раз возвращаться во Францию они не собираются, девушка содрогнулась в душе, поскольку не хотела окончить дни в чужом, раздираемом войной королевстве, называемом Утремер — Земля за Морем. Алисия подслушала разговор брата с товарищем по ордену, в котором Арно обмолвился, что знаком с настоятельницей аббатства Богоматери Тирской и рассчитывает пристроить к ней сестру в качестве сначала трудницы, а затем послушницы Девочка выяснила, что в Тире не сможет оставаться с Арно, поскольку женщины не допускаются в командорства храмовников, даже если речь идёт об осиротевших маленьких сестрёнках. Но и стремления стать монахиней в себе не замечала. Разве Господу не угодно, чтобы невестами Христовыми становились по своей воле, а не потому, что деваться больше некуда?

Первую неделю погода оставалась хорошей, но с приближением к острову Сицилия путешественники различили вздымающийся в небо столб дыма. Брат сообщил Алисии, что это знаменитая сицилийская Огненная гора, которую многие считают вратами ада. Из жерла её извергаются дым и даже жидкий огонь, стекающий по склонам и сжигающий всё на пути к морю. Арно и его приятели уже напугали девушку древней легендой о Сцилле, шестиглавом морском чудовище, обитающем в пещере в Мессинском проливе. Напротив неё живёт Харибда — водоворот, затягивающий корабли в свою разверстую пасть. Если стремящееся избежать Харибды судно подойдёт слишком близко к пещере Сциллы, та захватывает корабль и пирует пленёнными моряками. Спохватившись, что эта история едва ли подходит для нежных ушей сестры, Арно поспешно заверил, что всё это не более чем сказки. Алисии хотелось верить ему, но почему бы земле, где есть огненные горы, не служить так же приютом для морских чудовищ? Всякий раз глядя на далёкий сицилийский берег, несчастная осеняла себя крестным знамением.

По мере приближения к Фаро, проливу, отделяющему Сицилию от материка, нарастало беспокойство и других пассажиров. Тревожились даже матросы, так как в самом узком месте ширина пролива составляла не более двух миль, и тамошние течения заслужили печальную славу, сталкиваясь друг с другом и напоминая «кипящий котёл», как мрачно выразился один из купцов. «Как Харибда», — добавила про себя Алисия, гадая, что хуже: утонуть в пучине или быть съеденной? Думала она и про иные испытания, лежащие впереди.

Долго ждать не пришлось. Нахмурившееся небо известило о приближении шторма, и шкипер велел спустить паруса. Поднялся ветер, над головой повисли чёрные, зловещие тучи. Дождя не было, зато пошли громадные волны, и корабль зарывался в них так глубоко, что казался окружённым стеной из воды. Когда корабль захлёстывало, путешественников било о доски палубы и раскидывало по сторонам, словно тряпичные куклы. Предвидя неизбежную гибель, пассажиры и матросы отчаянно молились, но ветер задул с такой силой, что они не слышали собственных слов. Алисия настолько перепугалась, что к горлу подкатил ком, и она не могла ни молиться, ни плакать, только мысленно призывала Сциллу или Харибду завладеть «Сан-Никколо» и положить конец страданиям бедняг.

Когда корабль вздрогнул и остановился, девушка не сомневалась, что он оказался в смертоносных когтях Сциллы. Однако матросы вопили и метались по палубе, и через некоторое время она разобрала слова, которые кричал ей в ухо Арно:

— Мы сели на мель!

Вооружившись баграми и вёслами, экипаж старался столкнуть судно с камней. Но тут одна из двух мачт галеры переломилась пополам и рухнула в море. Шкипер обратился к Арно и его братьям-тамплиерам. Зная, что не в силах соревноваться с завывающим ветром, капитан положился на язык жестов. Он показал на принайтовленную на корме шлюпку, а потом на спрятанный в ножны меч рыцаря. Арно быстро сообразил: моряки собираются спустить лодку и попытаться достичь берега, расположенного всего в полумиле, храмовникам же шкипер поручает поддерживать порядок, не дать перепуганным пассажирам хлынуть в шлюпку. Схватив Алисию за плечи, молодой человек поднял её на ноги и, крепко держа, повлёк на корму.